Потому что Ардовен заметил приготовления шамана и выхватил пистолет, чтобы прикончить индейца.
С моей стороны было вполне естественно задержать эльфа. Я сковал его, но не заткнул рот. Ардовен произнёс очень много вещей, в которых я хотел бы разобраться.
Лишённый свободы движения, эльф задёргал головой. Первоначальное изумление быстро сменилось яростью — и решимостью.
Я-то полагал, что он не подвергнет опасности свою шкурку, несмотря на высокопарные речи о необходимости жертв. Так что для меня стало неожиданностью, когда он заорал:
— Убить их всех!
И если бы его услышал один Бигби, то положение осталось бы терпимым.
Но заорал — это именно заорал. Ни капли не озаботился презентабельностью или изяществом. Пламя бесшабашности в глазах эльфа разгорелось сильнее.
А затем стало не до него.
Потому что, как оказалось, солдаты припёрлись в лагерь алгонкинов не безоружными.
Свист пуль и дробное трещание винтовок были мне знакомы. А вот громкое шипение, раздавшееся со всех сторон, нет.
Вот только именно после этого шипения к крикам ярости и потрясения краснокожих добавились вопли нечеловеческой боли.
Это было неплохо, поскольку боль питала меня. А вот то, что Бигби, стремительно терявший человеческий облик, бросился ко мне, было паршиво. Каким-то звериным чутьём он угадал, что именно я спеленал Ардовена. В иных условиях оборотень не стал бы проблемой.
Но не когда подломилась опора, удерживавшая вигвам. Не когда требовалось контролировать пространство, отводя от себя пули. И определённо не тогда, когда по звериным шкурам заплясало дерзкое, жадное пламя.
Температура стремительно скакнула вверх, как и давление в моём черепе, когда Бигби добрался до меня и боднул лбом в лицо. Увернуться я не успел — оборотни способны посоперничать с быстрейшими эльфами.
А я не был быстрейшим, особенно когда на меня валился кричащий помощник шамана, которого придавило горящей стенкой вигвама.
В общем, начало схватки я безнадёжно упустил.
За эти мгновение Бигби едва не разодрал мне глотку. Будь его звериная натура единственной проблемой, оборотень уже отскребал бы кишки с пола. Но когда случается столько всего разом, легко подрастеряться.
Я обрубил все заботы одним махом — попросту сдул с себя вигвам, послав его в солдат, продолжавших палить. Разобравшись с этим, я отбил атаку Бигби, вознамерившегося содрать с меня скальп, и перенаправил на него огонь.
Не истинную его эссенцию, так что оборотень выжил, хотя его полувизг-полурык показался музыкой моим ушам.
И не то, чтобы мне не хотелось его убить… но я должен был мыслить глобальнее. Мёртвый враг был для меня бесполезен. Живой — снабжал силами, которые рождались из его боли и эмоций. А силы мне бы очень пригодились, поскольку вигвам оказался невероятно тяжёлым.
Демоническую сущность резануло отдачей. Да, по старым меркам я занимался сущей ерундой — контролировал воздух вокруг себя, держал на расстоянии огонь, отгонял опасного придурка и левитировал большую палатку.
Но нынешний я, как оказалось, подрастерял кое-что даже с тех времён, когда только попал на Землю. Скорее всего, этому поспособствовал засевший во мне ангельский паразит. Сложно сохранить тот же уровень управления волей, когда большую часть тебя оплетает непонятная дрянь.
Короче, я подполз к Бигби, который боролся с пламенем, и с наслаждением вмазал ему по морде. Ещё и ещё, пока нос оборотня не захрустел. Затем я перебил ему колени.
Глядя на него, покрытого огнём, кровью и шерстью, я подавил желание заняться им всерьёз. Сперва нужно оценить обстановку.
А она была ужасной. Выставленный барьер держался, однако без сильной подпитки его вряд ли хватит надолго. И не потому, что я такой уж слабый. Так уж вышло, что наши действия вызвали немалое оживление в лагере.
Серые солдаты Триумвирата палили из винтовок куда придётся. Некоторые винтовок не имели, зато таскали на спинах баллоны и держали в руках штуки, напоминавшие стальные трубы. Трубы извергали столбы пламени, чем вносили в происходящее дополнительную сумятицу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Всё, что могло гореть, горело. Все, кто мог кричать, кричали. Краснокожие похватали свои ружья и тоже стреляли — между прочим, часто целясь в нас.
Нельзя их винить за это. Мы слишком смахивали на чужаков.
В любом случае это давало мне моральное право использовать их для подпитки. Не то чтобы я в нём нуждался, впрочем…
За всей этой суетой я как-то позабыл об Ардовене, а когда вспомнил, то обнаружил, что он исчез. Сбежал, когда я отвлёкся.
Разумный ход, если так подумать. Потому что с небес на лагерь индейцев обрушилась смерть.
Всё же ракеты, которые я заприметил, были не для показухи. И вот мне довелось увидеть их в деле.
Одна прилетела достаточно близко к нам; угодила в загон для скота. Большая часть животных превратилась в разлетевшееся месиво. Удачливые единицы, заслонённые от эпицентра тушами товарищей, вырвались на свободу и помчались, не разбирая дороги. Некоторые внешне не пострадали, другим повезло меньше — мимо меня протащилась корова, волочившая за собой остаток ноги и пронзительно мычавшая.
Тут-то я и решил, что с меня хватит. Остановить мчавшийся снаряд я смогу. Два, десять — но сколько их припасли военные?
Помощники шамана разбежались кто куда, Мегедагик тоже скрылся. Исчезновение шамана меня не взволновало. Но этим дело не ограничилось.
Пропала и Анна. Скорее всего, рванула со всех ног, прижимая к груди драгоценный дневник, отдавать который не намеревалась ни Триумвирату, ни нам.
От себя я пожелал ей лёгкой дороги. Свою роль девушку исполнила.
А вот кому повезло меньше, так это Ванде. Она не пережила первого обстрела — бедняжку прошило очередью наискось. На губах у неё пузырилась кровь, глаза остекленели.
Меня кольнула досада. Инквизиторша была достаточно забавна, чтобы повеселиться за её счёт.
Но Ванда была не единственной жертвой перекрёстной стрельбы.
На циновке лежала Кана. Над ней склонился Пётр, суетился, явно не зная, куда себя деть и что делать.
Слезящиеся глаза Каны блестели последними каплями жизни.
В неё прилетело по меньшей мере пять пуль. Удивительно, как хрупкий человеческий организм не отказал сразу же. Однако девушке недолго оставалось.
Досада переросла в разочарование. В обиду. Кана была моим инструментом. Эти черви покусились на мою собственность. Разглядывая девушку, я ощутил поднимающийся к горлу гнев. А может, и не только его…
Жалость? Нет, разумеется, нет. Я не мог испытывать жалость. Не в том смысле, по крайней мере.
И если я хотел, чтобы Кана жила, то лишь оттого, что такая смерть стала бы оскорблением лично мне.
Да, именно так.
И сумбур, рождаемый паразитом, не имел к этому отношения.
— Она умирает, — потрясённо пробормотал Пётр. Пальцы, которыми он касался девушки, дрожали.
Кана закашлялась. По её щеке побежала струйка крови.
— Мы должны спасти её, — заявил дворянин уже увереннее. Казалось, он вовсе не замечал того, что мы очутились в центре бури.
Очередная ракета разорвалась в сотне метров от нас. Грохот донёсся спустя секунду после приземления.
— Надо уходить отсюда, — потребовала Фаниэль. Огляделась и спросила, — Это ведь ты держишь барьер? Но как? Что это за магия?
— Отложим расспросы на потом, — предложил я, заворачивая очередную струю огня к недоумку, который решил, что поджарить нашу компанию — лучшая идея, посетившая его за этот день, — Исцелите Кану, и свалим. Нужно остановить запуск.
Я правда хотел оставить парня в живых. Увы, баллоны на его спине взорвались, не оставив бойцу ни шанса.
— Запуск остановить и впрямь надо, — согласилась Фаниэль, — но девочка не жилец. Я потрачу слишком много сил, чтобы спасти её.
— В каком смысле — слишком много? Она наш друг! — воскликнул Пётр, — Она не может погибнуть вот так…
Погибнуть Кана могла в любой момент, но речь не об этом.