что это потребует от вас титанических усилий. Контролировать враждебность, смотреть внутрь себя, не прятаться в объятиях Хавьера. Сейчас только вы одна можете создать точку опоры для ваших детей. Вот к чему мы с вами стремимся. И нам для этого необходимо очистить площадку. Начать с начала.
Точка опоры.
Дорожка, где занимался Габриеле, была отгорожена от остальных и шла под уклон. В глубокой части вода доходила до восьмидесяти сантиметров. Сын плыл, поддерживаемый Флавией, потихоньку, но в итоге всегда замирал на некотором расстоянии от конца дорожки, где глубина была уже всего сорок сантиметров. Не существовало способа преодолеть эту границу, к которой они подошли после долгих и кропотливых упражнений, хотя Флавия утверждала, что Габриеле справится и без силиконового протезика, который он надевал днем. Она, как и психотерапевт, стремилась заново выковать цельное, самостоятельное тело.
– Давай, Габри, – сказала девушка.
Габриеле поймал взгляд матери. Анна, сидевшая с Наталией у прозрачной стены, стиснула кулаки. Победы сына были и ее победами тоже. Она улыбнулась, хотя от напряженных усилий Габри сжималось сердце. Сын стал падать, Флавия подхватила его.
Он заплакал. Без слов, без жалоб глядел на мать, а по щекам катились слезы. Даже старичок обернулся, глянул на него из-под своих кустистых белых бровей. Глаза у него были как у Аттилио. Такие же серьезные.
– Габри, смотри вперед, смотри на меня! – убеждала Флавия.
Габриеле колебался. Не отрывая взгляда от матери, шмыгнул носом раз, другой. Потом пробормотал:
– Нет.
– Нет да!
Но Габриеле отступил назад, возвращаясь на ту глубину, где можно было стоять без поддержки. Вода доходила ему до подмышек. Анна знала это ощущение: то же самое она испытывала перед собаками. Она как-то очень решительно поднялась, подошла к бортику, жестом подозвала Флавию, и когда та приблизилась, сказала:
– Дайте я тоже в воду зайду. Попробую.
Девушка после секундного раздумья ответила:
– В раздевалке красная адидасовская сумка, возьмите там новый черный купальник и шапочку.
Анна кивнула, вся подобралась, точно новобранец на плацу, вытянулась по стойке «смирно». Крикнула дочери:
– Золотце, подождешь меня? Вернусь через минуту.
Но маленькая фигурка тут же снова прилепилась к ней хвостом. Анна подтолкнула ее вперед, и они быстро добрались до раздевалки: идея помочь Габриеле воодушевила ее.
Она нашла сумку Флавии и купальник в ней. Спешно разделась, стянув кофточку вместе с футболкой, достала купальник, глянула время на телефоне. Оставалось еще двадцать пять минут занятия сына. На экране висело сообщение от Хавьера – «Привет» и сердце. Сердце он присылал каждые два часа, а вечером, уложив детей спать, они позволяли себе поговорить по телефону. Его итальянский становился все лучше, хоть он и вернулся в Мадрид, чтобы быть с Гали. Расстояние сблизило их. Вдали друг от друга, занимаясь реабилитацией детей, они начали беседовать. Встречаться в мире слов. А до этого общались только их тела. Сначала был секс, потом знакомство, потребность говорить. Такие вот отношения задом наперед.
Сообщение от Розальбы. С той ночи она уже не прекращала свою заботу о ней. Присматривала за Наталией, пока Габриеле находился в интенсивной терапии, выступала свидетелем на суде. И именно она заговорила о реабилитационном центре. Решительно и твердо. «Это просто золото, находка, подарок судьбы! – сказала про нее психотерапевт и прибавила: – Доверие – это сила, Анна, если знать, кто его стоит».
Анна отправила Розальбе улыбающийся смайл, подобрала волосы и уже собиралась их стянуть резинкой, но передумала, а вместо этого взяла и зацепила резинку за крайние пальцы ноги – те самые, которых лишился Габриеле. Равновесие она, конечно, не потеряла, но ощущала дискомфорт. Нехватку чего-то. Наталия, показывая пальцем на резинку, залилась смехом.
Они вернулись к бассейну. Женщины теперь сгрудились с правой стороны, где было мелко. Кожа на руках висела, глаза смотрели тускло, словно сквозь какую-то пленку – спины согнутые, животы дряблые, объемные. Старичок на кругу загляделся на спускавшуюся в воду Анну и на секунду потерял равновесие.
– Осторожно! – крикнула ему Флавия.
Хлорка сразу защипала кожу. Анна шепотом спросила у Флавии:
– Что с ним случилось?
– Он упал, сломал бедро. Классика. Но у него еще была проблема с имплантом, и пришлось оперировать второй раз. Бедняга. Но он не сдается!
От слова «имплант» Анну передернуло. Ей представился этот старичок в квартире Аттилио. В насквозь пропитанной прошлым столовой, которой они не пользовались. Вот он встает из-за небольшого деревянного стола овальной формы, поворачивается к окну и валится на пол – в падении его лицо превращается в лицо Аттилио. Анна помотала головой, отгоняя кошмар, и посмотрела на Наталию, которая сидела у застекленной двери и рисовала.
– Возьми его за руки, – сказала Флавия.
Анна встала напротив сына, вытянула руки. Между ними – маленькое озерцо, которое Габриеле тут же попытался пересечь вплавь.
– Нет, Габри, давай, иди, – понукала Флавия. – Вперед.
Анна помогла сыну встать в воде.
– Мама… – захныкал он.
Мать и сын оба выпятили грудь, точно артисты балета. Поддерживаемый Анной, Габриеле продвигался мелкими шажками и глядел себе под ноги.
– Посмотри на меня. Сосредоточься.
Мальчик, сжав губы, сделал два решительных шага в ее сторону. Слишком решительных. Анна посмотрела в воду: стоит на пятках.
– Обопрись на ступню, Габри. На всю ступню. Я тебя держу. Я тебя не выпущу.
Он шагнул раз, другой. Анна ослабила хватку, но он уцепился за нее. Снова опустил глаза.
– Посмотри на меня.
У сына по-прежнему был тот самый взгляд. И это разрывало ей сердце, воскрешая в памяти утренние расставания, когда она спешила сдать его в садик и освободиться, избавиться, сбежать к Хавьеру. Этот взгляд наказывал ее сильнее, чем вид его ступни.
Анна обернулась, зацепилась глазами за старичка, и ей показалось, будто тот ждет ее. Очень медленно он сполз с круга, отпустил его и скользнул спиной на воду крайне точным, выверенным движением. Тело – легкое, длинное – безо всяких усилий держалось на поверхности. Раскинув руки и ноги, приоткрыв рот, он застыл в приятном бездействии.
Анна приложила ладонь к спине сына:
– Ложись-ка.
Габриеле, не заставляя просить себя дважды, доверил свое тело матери. Завис на поверхности – невесомый, неподвластный силе тяжести. Волосы колыхались в воде, лицо изменилось, расслабилось. Пока Анна буксировала его на глубину, он смотрел по сторонам, не поворачивая головы. Между крошечными лопатками ощущалось биение сердца. Временами навязчиво возвращались воспоминания о том, что случилось. Но дети были с ней, и жизнь заполнялась светлыми надеждами. Анна аккуратно, не спеша развернула сына в обратном направлении. Легонько подтолкнула вверх, убрала ладонь. Тот продолжал парить – и, как ей показалось, даже не заметил перемены.
Старичок по-прежнему плыл на спине, словно пожилой дельфин, перевернувшийся