минуту, – повторил карабинер в рацию.
Розальба, пряча лицо от холода, подтянула вверх воротник куртки; виднелись одни глаза, неотступно следившие за Анной. Машина остановилась, они все вышли и двинулись гуськом. Высокие тонкие сосны – против света казалось, что они стоят сплошной стеной, – нависали с двух сторон. Если дети где-то в этих зарослях, их не найти. Снег прекратился, воздух стоял сухой, колючий, луна нависала прямо надо головой. Вертолет в пятидесяти метрах впереди шумно крутил лопастями. Вокруг – человек десять мужчин и четыре женщины из Красного Креста.
Анна какое-то время искала ее глазами, Гвидо же увидел сразу. Ее уложили на спасательные носилки – что-то вроде длинных санок на колесиках. Из-под серебристого покрывала виднелась лишь голова. Анна прибавила шаг, чтобы обогнать Гвидо, но он в своих ботинках убежал вперед. Остановившись перед Марией Соле, он коснулся ее лба. Лицо у нее было одного цвета со снегом. Голова повернута влево, глаза закрыты, губы синие, как у покойника, – но она дышала. Медсестра в узких черных очках сказала:
– Она на минуту очнулась, когда мы поднимали ее, а потом снова потеряла сознание. Дважды открывала глаза.
Гвидо казался воплощением страха:
– Что она сказала?
– Бессмыслицу. У нее ум помутился.
– Про детей не говорила? – спросила Анна.
Розальба втиснулась между ней и Гвидо.
– Мы не смогли ничего разобрать, – вздохнула медсестра. – Какие-то бессвязные слова.
Гвидо так и держал руку на лбу Марии Соле.
– У нее низкая температура, – произнес он.
– Да, тридцать четыре и семь, – подтвердила медсестра. – Надо ехать.
Гвидо, приблизившись к медсестре, пробормотал:
– Она говорила мне, что беременна.
Та кивнула, а Розальба поглядела на Анну. Потом и медсестра, не сдержавшись, стрельнула в ее сторону глазами. Анна ненавидела эти взгляды, эту стоящую за ними мощь женской солидарности, идею, что, мол, этим все объясняется. Она бросилась вперед, схватила Марию Соле за горло, вонзила ногти в кожу. Лицо у той сморщилось в гримасе боли, голова дернулась. Гвидо кинулся на перехват, схватил Анну за запястья, встал между ней и носилками:
– Ты что делаешь? С ума сошла?
Анна подняла руки к голове, словно собиралась рвать на себе волосы, и испустила пронзительный крик, который заглушил вертолет и эхом разнесся по всей долине, как вой дикого зверя. Двое мужчин подхватили носилки и понесли их к вертолету, медсестра пошла за ними.
Гвидо отступил на несколько шагов, примирительным жестом поднял руки. Анна, упав на колени, рыдала как безумная. Розальба стояла рядом. Анна видела, как та в нерешительности качнулась на пятках, потом осторожно наклонилась к ней и выверенным тоном заговорила:
– Анна, послушай меня. Ты должна встать. Я знаю, что ты расстроена, испугана, но нужно держаться. Возвращаемся в машину, едем обратно. Это лучшая отправная точка. Если найдем их, то оттуда…
Анна приблизила к ней лицо – глаза у нее покраснели, голос сел:
– Ты не понимаешь. Я боюсь, что она их убила.
Розальба взяла ее за плечи:
– Анна, давай, поднимайся.
Она полностью сконцентрировалась на Анне, – казалось, вокруг больше никого, кроме них двоих, не существует. Анна, продолжая плакать, замотала головой. Розальба оглянулась, посмотрела на Гвидо. Тот стоял, глядя на север.
– Надо ехать, – сказал он.
– Минуту, – сухо отозвалась она.
Подошел сопровождавший их карабинер.
– Синьора… – начал он.
Анна, услышав его голос, поднялась. Мужчина дрожал от холода.
– Нашли детскую варежку, – объявил он. – На ней красная нашивка с рождественской звездочкой.
– Это Габриеле! – подтвердила Анна.
– Где она лежала? – спросил Гвидо. – Рядом с тем местом, где нашли Марию Соле?
– Нет, в шести километрах от подъемников.
Анна с Розальбой пристально взглянули друг на друга.
– Мы уже близко, – вздохнул карабинер. – Они маленькие, не могли уйти далеко.
От такого заявления у Анны кровь застыла в жилах. Ведь это могло означать все что угодно.
26
Розальба убедила ее поесть, и они заехали в гостиницу в километре от склона. Карабинер тоже пошел с ними. Голос в рации регулярно повторял, что пока ничего не нашли. Навстречу вышла официантка с восточноевропейским акцентом – возможно, из Польши или Румынии. Она провела их в ресторан, где столы уже накрыли для завтрака, горели неоновые лампы, чашки вверх донышком стояли на синтетических салфетках горчичного цвета. Широкие окна выходили на долину. Снегопад прекратился, на горизонте небо начинало светлеть. По лестнице в халате и уггах спустилась хозяйка гостиницы и подошла к Анне:
– Синьора, если вам нужен номер… Наверное, вам захочется немного полежать. Если мы что-то можем для вас сделать, что угодно…
– Спасибо, – прошептала Анна.
– Можно нам чего-нибудь горячего? Чай, сладости? – спросила Розальба и заговорила громче: – Санте, кофе будешь?
– С удовольствием, спасибо, – отозвался карабинер, стоявший в дверях.
Гвидо ушел в уборную, а по возвращении поздоровался с хозяйкой и изобразил одну из своих стандартных улыбок, подходящую к данному случаю.
– Что вам предложить, доктор Бернабеи?
– Что-нибудь несладкое, все равно что. Благодарю, синьора.
– Данута! – позвала та, но никто не ответил. – Простите. – Хозяйка, прихрамывая, ушла в сторону кухни.
Они уселись за столик в углу, у окна. Анна сняла ботинки, положила ноги на батарею.
– Принесешь мне одеяло? – сказала она Розальбе. – Я и куртку хочу просушить.
– Конечно.
Анна глядела ей вслед, размышляя, что эта женщина моментально сделалась ей как родная, давала ей ощущение безопасности, – а она ее даже без шапки еще ни разу не видела. Потом повернулась к Гвидо, который возился с телефоном.
– Тут дискуссия, – пояснил он.
– Что произошло? – спросила она.
Гвидо поднял голову от экрана; лицо удивленное. Снял левую перчатку. Официантка принесла чай, сыр, пирожные, бутылку минеральной воды. Анна отодвинула чашки, чтобы освободить для всего этого место. Вернулась Розальба, принесла одеяло, помогла ей снять куртку.
– Мы с Санте здесь, рассчитывай на нас, – сказала она, накрывая ее одеялом.
Гвидо набросился на сыр. Взял толстый кусок с корочкой, откусил в середине раз, другой, не жуя. Анна поднесла ко рту чашку – кипяток.
– Ты мне противен, – произнесла она, когда горячая жидкость растеклась по желудку. – Рассказывай, что все-таки произошло. – Она смерила его презрительным взглядом.
Гвидо с трудом проглотил то, что было у него во рту, взял салфетку, вытер губы и положил салфетку на колени.
– Она приехала сюда. Я не знаю, откуда она узнала, что мы здесь. Когда Джильола уволила ее, она совсем слетела с тормозов, – ответил он, помолчав несколько секунд, и опустил глаза.
Анна увидела, как Розальба в другом конце зала пьет кофе, по-прежнему не спуская с нее глаз.
– Набросилась на меня как сумасшедшая. Наговорила кучу всего. Сказала, что беременна… – прибавил он.
Анна стиснула кулаки; этого она не знала. Потом холодно произнесла:
– И