очень глубоко, — продолжил незнакомец. — Глубже, чем когда-либо. Скоро все закончится.
— Насколько скоро?
— Найдешь болотное сердце и узнаешь. Слышишь кукушку? А я нет.
Гельмут сжал кулаки, зажмурился, глубоко вдохнул и выдохнул.
— Хорошо. А кто ты такой? — спросил он, слегка успокоившись.
Человек задумчиво посмотрел на свои руки.
— Зато я могу посмотреть на свои руки, а ты нет, — улыбнулся он.
Гельмут не стал проверять.
— Я твоя простыня и твоя подушка, — продолжил человек. — Я делаю твой сон мягче. Иначе они бы давно нашли тебя. Ты заметил, что их здесь нет?
Действительно, подумал Гельмут, здесь давно не было Сальгадо и Орловского.
— Но поскольку я твоя простыня и подушка, я делаю твой сон мягче, но крепче. Тебе будет очень трудно выбраться. Сочувствую тебе.
— Тогда скажи мне, как найти болотное сердце. Иначе я потеряю терпение и разобью тебе лицо. Это мой сон. Имею право.
— Я уже сказал. Слышишь кукушку? Иди и ищи. Когда она замолчит, ты найдешь болотное сердце. Но тогда они сразу начнут искать тебя. И найдут. А мне пора спать.
С этими словами он пошел по направлению к дому мимо Гельмута, совершенно не глядя на него.
Кукушка не замолкала. Гельмут вздохнул и зашагал вперед по тропинке.
Он брел по мягкому настилу из пожелтевшей хвои и перегнивших листьев, перешагивая корни деревьев, покрытые скользким мхом. Солнце больше не поднималось — оно так и застыло прямо над горизонтом, красное и холодное, его розовые лучи били в глаза, скользя сквозь густые еловые ветви. Запах болота становился сильнее, и ноги утопали в рыхлой земле, в ботинках хлюпала вода. Кукушка по-прежнему пела.
Через полчаса идти стало еще труднее. Но впереди стало светлее — лес кончался.
Гельмут вышел к заболоченному озеру, сплошь покрытому светло-зеленой ряской, с голыми ветвями деревьев, криво торчащими из воды между кочками. По берегам густо разрастался камыш. Шагнув вперед в зеленые заросли, Гельмут вдруг провалился почти по колено, и ногу обдало противным холодом.
Он с трудом вытащил ногу и двинулся чуть правее, осторожно ощупывая подошвой почву перед тем, как наступить. Утопая в грязи, он прошагал еще немного и почти вышел к воде, но вновь провалился по колено — уже другой ногой. Пытаясь вылезти из грязи, он ухватился за голую ветку, торчащую неподалеку, но она не выдержала и треснула. Он потерял равновесие и упал на бок, но это наконец позволило ему вытащить ногу.
Нащупав рукой твердую кочку, он с трудом поднялся и продолжил идти. Под ногами хлюпало и булькало, брюки и рубашка промокли насквозь. Через несколько минут он вновь чуть было не провалился, но его спас твердый сук, за который он успел уцепиться.
Пройдя еще несколько шагов, он увяз по колено обеими ногами. Пока что его не засасывало, но идти дальше было совсем опасно.
Он огляделся по сторонам и вдруг заметил, что из-под кочки на расстоянии вытянутой руки торчит грязно-черная прядь волос.
В этот момент кукушка замолчала.
Гельмут потянулся рукой к пряди, взял ее сперва двумя пальцами — она была скользкой, сальной и холодной. Потянул на себя — не поддавалась.
С трудом он сделал еще пару шагов вперед, схватил волосы в кулак и потащил на себя. Это было трудно: прядь еле-еле поддавалась, вылезая из болота по миллиметру. Она была длиннее, чем казалось.
Когда Гельмут вытянул ее на двадцать сантиметров, схватив уже обеими руками, оказалось, что она становится толще. На волосы налипали комья слизи и останки мертвых насекомых. Он потащил дальше. Прядь превращалась в сплошной ком из волос, грязи, перегнившей травы, тины, обрывков тряпок и черт знает чего еще. Выглядело это отвратительно — Гельмута едва не стошнило. Тянуть становилось еще труднее.
Пересилив отвращение, он уцепился обеими руками за ком, сделал два шага назад и потащил на себя. Он пытался не особо всматриваться в то, что вытаскивает. Постоянно приходилось давить рвотные позывы. Грязная мерзость скрипела под его руками, сантиметр за сантиметром вылезая из болота — она была все больше и больше.
В субстанцию из волос, грязи, растений и тряпок вплетались размочаленные веревки, на которых висели полусгнившие деревянные фигурки в виде маленьких человечков. Вскоре Гельмут заметил, что ком и сам напоминал человеческую фигуру: сверху было нечто вроде головы, внизу оно расширялось в виде туловища с двумя отростками-руками по бокам, а еще ниже тело было перехвачено черным тряпичным поясом.
Наконец Гельмут почти вытащил эту гадость до конца: размером она была немногим меньше его самого, ног у нее не было, тело заканчивалось чем-то вроде длинного хвоста, от которого в тину уходила крепкая веревка, напоминавшая жилу. Гельмут потянул еще раз — и жила с треском оборвалась. От неожиданности он потерял равновесие и завалился на спину вместе с грязной кучей. Задыхаясь и отплевываясь, Гельмут высвободился, вылез из-под фигуры и попытался вытащить ноги, увязшие в болоте. У него не получилось, он снова завалился на бок. Пытаясь не увязнуть глубже, он вцепился руками в ком из волос, грязи и тряпок и наконец нашел равновесие.
Он полулежал, согнувшись, утонув ногами в болоте и впившись пальцами в отвратительные сальные волосы, перемазанные черной грязью. К горлу подступала тошнота.
— Наконец-то нашел, — раздался вдруг откуда-то сверху знакомый голос.
Гельмут поднял голову и увидел человека, представившегося ему простыней и подушкой. Он стоял на берегу в той же ночной рубашке.
— Когда-то это было живое любящее сердце, полное крови и радости, — продолжил человек. — Оно росло прямо здесь, и на этом месте в те годы был зеленый луг. Но сердце забыли и забросили. Оно осталось лежать здесь и превратилось в то, что ты видишь, а луг превратило в болото.
Гельмут не двигался и молча смотрел на болотное сердце.
— Оно до сих пор живо, — говорил человек. — Оно бьется раз в сутки, каждую ночь. Когда оно расширяется, болото поднимается и затапливает все дома в Черносолье.
— Так, значит, именно это случилось ночью?
— Да. Это происходит каждую ночь. Но ты вытащил его из болота и оборвал нерв. Теперь сердце высохнет на солнце и умрет. Вместе с ним пересохнет болото. Но пройдет немного времени — и оно переродится. Здесь, прямо на этом месте из его пересохших останков вырастет новое сердце — снова живое и любящее. И здесь снова будет зеленый луг. Но ты уже не увидишь этого. Ты будешь далеко. В Спящем доме.
Что-то тяжелое и горькое подступило к горлу Гельмута. Он сжал зубы, снова поднял голову и крикнул:
— Как я найду Спящий