«Кажется, я так вляпалась, что просто… просто хуже нельзя», — тоскливо подумала она.
Сердце билось так громко и быстро, что он не мог не слышать.
И… его билось не менее сильно и часто. Саша не сразу поняла, что ее ладонь лежит на его груди и сквозь ткань футболки все ощущает.
— Я, наверно, слишком много выпила, — замирающе сказала она, поднимая голову.
— А я говорил тебе остановиться, — негромко отозвался Ярослав и тут же заверил ее: — Да я тоже… не меньше.
Он улыбнулся, и Саша угадала эту улыбку по движению воздуха, а потом он убрал руку и хотел, наверно, отстраниться.
Саша с отчаянием утопающего обхватила его лицо ладонями и потянулась вперед. Он замер.
Это потом Саша ужасалась своей неожиданной и дурацкой отваге, а тогда ей казалось это таким естественным. Пальцы скользнули в волосы на его затылке. Они были короткие и густые, жесткие на кончиках и кололи пальцы.
А губы были горячие и немного шершавые. Он все же отстранился, попытался отстраниться, а потом ответил на поцелуй.
Прошла ли минута, или много минут, что происходило вокруг, их нашли или они все еще были одни на целом свете, Саша не знала. Внутри все горело.
Пока Ярослав, схватив ее за плечи обеими руками, не отодвинул от себя.
— Прости, — задыхаясь, сказал он. — Прости, я зашел слишком далеко. Черт, вот дерьмо.
Пока Саша приходила в себя, возвращаясь в реальность, Ярослав выбрался из их укрытия и, пару раз выругавшись по дороге, вышел из комнаты.
Прикоснувшись пальцами к горящим губам, Саша почувствовала подступающий ужас и стыд.
«Что я натворила?..» — спросила она себя, но ответить не смогла.
За пределами комнаты шумели и бегали и, в конце концов, Сашу тоже нашли.
Кажется, у нее очень плохо получилось притвориться, будто все в порядке.
Хуже всего, Ярослав, один раз встретившись с ней глазами, старался больше не смотреть в ее сторону и не приближаться. Это оказалось больно. Вроде бы ожидаемо, но больно.
Спать ушла она одновременно с Ниной и детьми. Подумав, решила, что это никого не насторожит — она и прежде уходила спать раньше всех. Почему-то было важно притворяться, будто с ней все в порядке.
«А есть ли кому-то до этого дело?» — засыпая, подумала она.
Саша проснулась, и ее щеки были мокрыми от слез. В горле саднило, будто она ревела на самом деле. Она села на кровати и какое-то время голова плыла, почти как днем, при встрече с Байю… то есть Константином. Саша не совсем понимала, где находится. Тут, справа от кровати тумбочка, а на ней что? Устройство, в котором она хранила ночью тесак и лезвие косы… Нет, это просто стопка книг и лампа.
Это не Дом-с-маятником.
Здесь нет Оши-Ари, Диэди и других, здесь нет страшных историй, горького до боли прошлого и несуществующего будущего.
Здесь просто… они.
Завернувшись в плед поверх длинной футболки, Саша спустилась на первый этаж. Она старательно дышала, пытаясь прогнать комок из горла, который все не уходил, и сопела. С каждым шагом вниз она возвращалась в настоящее.
В свои, пусть и мелкие, несущественные, наверно, для Тайтелин, проблемы.
Но, может быть, если Тайтелин жила в обычном мире, то у нее все было бы так же?
Саша не стала бы меняться с Тайтелин местами, ни за что. Но ей бы хотелось по-дружески обнять ее. Утешить бы не получилось, что и как она могла сказать? В памяти всплыло обреченное «Ничего не исправить, дружище» Бурена. Это звучало утешением, хотя на самом деле им не было.
Но Саша все равно хотела бы крепко обнять Тайтелин, чтобы хоть немного согреть.
Получила бы за это увесистого пинка как пить дать.
Саша вошла на кухню и вздрогнула. Надо было думать головой — если горит свет, то и не надо соваться, мало ли…
Мало ли там снова сидит Ярослав.
Он резко повернулся, на миг отвел глаза, потом опять посмотрел и, нахмурившись, быстро встал.
— Что случилось? Ты плачешь?..
Саша торопливо протерла щеки, но Ярослав перехватил ее руку, сжав запястье, и замер, нависая над ней.
— Прости, — снова сказал он, и его рот болезненно искривился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он медленно отступил, выпуская ее руку.
— Я… не поэтому, — сипло сказала Саша. — И тебе не надо просить прощения. Я сама виновата.
Боком обошла его и налила себе воды. Выпила целый стакан, потом, не поворачиваясь, призналась:
— Мне снился Гренгавиум. Оши-Ари и его приступ. А Тайтелин не сказала ничего Гвейле, но много чего вспомнила. Там все так… больно. Я понимаю, почему Тайтелин не любит говорить о прошлом. Я бы тоже не стала.
Ярослав молчал, но Саша чувствовала, что он стоит за ее спиной.
— Да, — наконец сказал он. — Я понимаю, что это больно. Саша… подожди, пожалуйста, не уходи. Не уходи.
Саша поправила сползающий плед.
— Я и не ухожу, — пробормотала она.
— Я хотел сказать, что нет… неправильно говорить, что ты виновата. Это я заварил кашу. Сам не знаю, как выбраться, но и выбираться… пока нельзя. Я виноват, Саша. Но так нужно, я иначе не знаю, что делать.
Саша слушала-слушала, потом повернулась к нему лицом.
— Я ничего не понимаю, — сказала она. — О чем ты говоришь?
— Я все объясню, когда окончательно разберусь, — хмурясь пообещал он. — Хотя ты вряд ли будешь думать обо мне хорошо после этого.
В порыве странной честности он сказал:
— Веду себя как дерьмо, я сам знаю… но…
Ярослав собрался, посмотрел уже серьезно, без всякого сожаления или сомнения. Саша под этим взглядом едва не отступила, почуяв тревогу. Сильнее укуталась в плед, обхватив себя за плечи руками.
— Я бы не нагородил ничего этого, — сказал Ярослав. — Раз в жизни сделал что-то не подумав, только от досады, и ошибся хуже некуда. И… может, это неправильно, но я все равно хочу тебя спросить — что это было? Стой! — он придержал ее за локоть, не давая сбежать. — Да, неловкая ситуация, но мне нужно разобраться. Зачем ты это сделала… просто так, под действием выпитого? Нет, смотри на меня, Саша, смотри на меня. Разве ты не видишь, что это важно? Просто скажи, что это было?
«Я не могу молчать, нельзя, — сказала она себе, глядя в его глаза, сердитые, полные чем-то непонятным, обжигающим, — давай, Саша, говори, наконец».
— Нет, — успела произнести она, — не выпитое, это я… прости, я с самого начала…
— Ребят, чего вы бубните и бубните, знаете сколько времени? — сонно протянул Маринкин голос.
Она появилась в дверях и пару секунд ошарашенно разглядывала их.
Ярослав медленно опустил руку, которой он придерживал Сашу, и выпрямился.
Саша тоже выпрямилась, поняв, что пока они разговаривали, как-то очень незаметно оказались слишком близко, так что она уже упиралась в столешницу задом, а Ярослав нависал над ней.
Недвусмысленно, а для Маринки и меньшего бы хватило, чтобы загореться.
— Что за хрень? — задохнувшись от пробуждающейся злости, выдавила Марина. — Что вы тут делаете?
20. Предатель
В то немногое свободное время, которое у него оставалось, Гвейле исследовал мрачную, очень сырую библиотеку, к которой примыкала его комната.
Из одного патруля Тайтелин принесла ему несколько теплых рубашек, которые пахли едким дымом и травой. Гвейле надевал их все вместе, и холод кое-как можно было вытерпеть
За библиотекой давно не смотрели. Книги еще пытались как-то сортировать — но только затем, чтобы ненужные использовать для растопки. Стеллажи стояли криво, и по пропускам в рядах можно было догадаться, что некоторые тоже пустили на дрова.
Странно, что не все, но Гвейле давно понял, что пытаться найти здравый смысл у кого-либо из Пяти лепестков — пустая трата времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Гвейле подавил в себе желание разобраться с этим. Разобрать, просушить книги. Найти источник сырости, стереть плесень.
Потом, потом. Если, конечно, что-то еще будет потом.
На одном из стеллажей он нашел то, что ему подошло — отслоившуюся боковую стенку. Тонкий пласт шпона с растрескавшимся лаком словно ждал его. Очень осторожно, чтобы не доломать, Гвейле проверил, нет ли внутри насекомых, и спрятал там несколько листов готового перевода. Стеллаж он придвинул к стене поврежденной частью, и подровнял остальные, чтобы не вызывать подозрений.