А Маринка сделала шаг вперед, села на стул и снова всхлипнула, но уже тише.
— Это нечестно, — негромко сказала она. — Я думала, у нас все хорошо.
«И жаловалась мне, что тебе скучно», — мысленно ответила ей Саша, зная, что сказать это вслух — спровоцировать еще один приступ истерики.
— Но тебе не нравилось, — сказал ей Ярослав. — Я ведь знаю.
— Это… ты ему разболтала? — неверяще уставилась на сестру Маринка. — Ты что?!
— Вот дура! — воскликнула Саша. — Ты сама себя сейчас выдаешь! Я никогда ничего о тебе не рассказывала!
— Саша тебя защищала, — усмехнувшись, подтвердил Ярослав, но Маринка явно не поверила.
— Я хочу… чтобы ты немедленно отсюда убрался, — сквозь зубы произнесла Марина.
Ярослав даже дернулся.
— Марина, — напряженно сказал он, но теперь Саша остановила его коротким прикосновением к руке.
Кутаясь в плед, она подошла к Марине и наклонилась к ней.
— Марин, сейчас ночь, — негромко сказала она, и ей самой хотелось расплакаться от того, как все глупо поворачивалось. — Очень поздно. Мы пили вечером. Ехать нельзя.
Сестра не смотрела на нее, упрямо и обиженно отворачиваясь.
— Пойдем, — очень мягко произнесла Саша. — Пойдем спать. Завтра во всем разберемся, ладно, Марин? Сядем где-нибудь и…
— А какое отношение это имеет к тебе? — резко спросила Марина, поднимая голову. — Если вы тут «только разговаривали?»..
Саша вздрогнула, почти как Ярослав совсем недавно.
— Хорошо! — чуть более громко, чем надо бы, сказала она. — Без разницы. Вы вдвоем обсудите, без меня. Но в любом случае не сейчас. Сейчас уже надо отдохнуть, идем, Марин.
— Чего ты огрызаешься? — сразу же взвинтилась сестра.
— Идем, — тоном ниже повторила Саша, чувствуя, как растерянность перерастает в злость. — Я сказала, хватит на сегодня.
И Марина невольно отодвинулась, на миг прищурившись.
Лет пятнадцать-двадцать назад все их драки начинались с того, что Марина пропускала мимо ушей подобное и продолжала гнуть свое.
Сейчас она была гораздо старше и умнее.
Не то чтобы Саша стала драться, но…
— Чего ты сразу рычишь! — огрызнулась Марина. — Успокойся… Хорошо, хорошо, я иду.
Проследив, что Марина закрыла дверь в свою комнату, Саша рвано выдохнула и пошла к себе. Ярослава не было видно, скорее всего, он отправился в гостиную к остальным.
Места там, наверно, хватит.
Саша не хотела об этом думать. Думать вообще не хотелось.
Может быть, сейчас самое время во всем определиться? Решить, что делать дальше. Только не так, как раньше, с оглядкой на всех, а… как?
Как это обычно делается?
Или как правильно?
Покопавшись в себе, Саша обнаружила полнейшее нежелание что-либо решать.
Пусть будет что будет.
Вряд ли у нее хватит мозгов сообразить что-то действительно мудрое и верное.
Утро было совсем тухлым. Еще недавно желанное солнце резало глаза, опухшие и болевшие от недосыпа.
Лежать и страдать было слишком тоскливо, поэтому Саша умылась, привела себя в порядок и спустилась.
На кухне она обнаружила детей, которые стояли у открытого холодильника. Стас мрачно пытался откромсать ножом кусок ветчины, которая не поддавалась, потому что он не снял пленку. Лана пожаловалась, что нормальной еды никакой нет.
Пришлось отодвинуть печаль, делать омлет, тосты и чай.
Когда она потом пробовала вспомнить этот день, в памяти почти ничего не было, только разочарование, поднимающееся изнутри, как кислота из желудка.
День был никакой. Люди ходили, разговаривали, все не о том, и все не те. Нина со Степой повезли детей их отцу. Ада загорала и занималась йогой.
Маринка с Сашей не общалась, дулась и огрызалась на всех.
Саша, так ни с чем и не определившись, не знала, к чему вести, и тоже не вызывала ее на разговор.
Ярослав хотел поговорить, но Саша попросила его отложить это на потом. Пашка что-то заподозрил — или слышал вчера, но от него Саша тоже отмахнулась.
Наверно, это было неправильно, но Саше надоело это все.
Она решила, что сначала надо, чтобы понимание вызрело внутри. Чтобы мысли и чувства собрались во что-то более понятное и четкое. И вот потом можно будет поговорить и все решить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Да. Это казалось правильным.
Кое-как день добрался до конца, и Саша пошла спать.
На кухне сидели Пашка и Маринка в компании разных бутылок и пакетов с соком, о чем-то говорили и листали книгу с рецептами коктейлей. Пашка предложил ей выпить, когда Саша проходила мимо, но она только криво улыбнулась в ответ.
Под их голоса, волнами доносившиеся с первого этажа, Саша заснула.
В ее сне в Дом-с-маятником пришла беда.
Саша проснулась от шума. На первом этаже кто-то ругался. Спросонья можно было разобрать только знакомые голоса Марины и Пашки, а третий был женский и непонятный.
Саша посмотрела время — около шести часов утра, — тупо удивилась.
Голоса не стихали, Саша спустилась на кухню и обнаружила там Татьяну Алексеевну. Она трясла телефоном и кричала на Маринку. Маринка в долгу не оставалась, но сразу же смолкла, увидев Сашу.
— Ты чего? — ахнула она после секундной паузы. — Он что, позвонил? Что случилось?
— Он умер, — машинально сказала Саша, потому что это все, о чем она могла думать.
Потом осеклась.
— Нет, погоди, это я… кино смотрела. Никто мне не звонил. Это у вас что случилось?
— Да ты вся в слезах, — оторопело сказал Пашка. — Иди сюда, сядь. У нас Ярослав пропал, не отвечает.
Саша, которая только собиралась присесть, замерла и распрямилась.
В груди стало пусто.
— Как… пропал?..
— Да это безобразие! — снова завелась Татьяна Алексеевна. — Безответственность! А я так понадеялась! Мой Сереженька там с больной ногой, уже столько часов, а этот! Поехал!.. И что? И где он?
— И где он? — эхом в ужасе повторила Саша. — Расскажите все нормально, с начала!
— У меня Сережа с гипсом сидит! — рявкнула Татьяна Алексеевна. — Я не знаю, что ему говорить, когда его заберут?
Саша хлопнула ладонью по столу.
Спрятала трясущиеся руки за спину.
Ярослав не отвечает. А эти просто не понимают, что это не может не быть дурным знаком.
— Сядьте, Татьяна Алексеевна, — резко сказала она. — Марин, расскажи нормально, что случилось.
— Серега на мотоцикле чуть не разбился, — коротко сказала сестра. — Сегодня ночью, в Залесном. Отделался сломанной ногой. А там уже ничего не работает, ни автобусов нет, ни такси ночью. Он вышел из травмпункта и позвонил Татьяне Алексеевне.
— А мой Боренька в Москве, а муж только сегодня из командировки приезжает, — чуть не плача сказала Татьяна Алексеевна. — Забрать некому, он там сидит один, нога сломанная, болит, полночи сидит, и сейчас!..
— Вызови ему такси, уже должны работать, — сказала Саша Пашке. — Давно бы сам добрался, дитятко.
— Господи, Саша, что ты понимаешь! — вскрикнула Татьяна Алексеевна. — У тебя своих нет, а как будут, то…
— В двадцать три можно быть самостоятельным человеком, а не чьим-то дитятком, — отрезала Саша. — Ярослав, получается, за ним поехал?
— Да, — виновато сказал Пашка, прижимая к уху телефон, в котором раздавались длинные гудки. — Мы с Маринкой еще не спали, но выпили же, и за руль садиться было стремно… Алло! Алло, мне бы машинку из Залесного до садового товарищества… ага…
— Татьяна Алексеевна пришла и попросила съездить за Серегой, — продолжила за него Марина, — Я хотела тебя будить, чтобы вместе… ну, чтобы ты за рулем, я бы подстраховала… а Ярослав сказал, что съездит. Он не пил вчера… но… мне не понравилось, он уставший такой был. Я боюсь, Саш.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Саша уже взяла ее телефон, лежащий на столе, и запустила браузер. В Залесном была всего одна больница — с травмпунктом, откуда как раз вышел Сережа.
Пальцы тряслись, и Саша заранее знала, что ничего хорошего не будет.