ней присмотреть. На другой день сразу за ней по пятам отправился. Долго они с мальчиком по городу бродили, я за ними. А что не дочь она мне, сама Полинка мне призналась. Не хотела, да ответ невольно на мой вопрос дала. Там, на мосту, разговор у них с братом зашел. И понял я с их слов, что родные они друг другу, двоюродные брат и сестра. И семья у девочки есть. Дяди, тети, все ее знают и привечают. И понял я тогда, что никакая она не Полина, не моя дочь, а совсем чужая мне девочка!
– Поэтому вы ее брата в воду скинули?
– Главный мой грех – это гордыня. Второй – это гнев. Не совладал я в тот раз со своим гневом, как темная туча из глубин души поднялся он. Сам не помню, как я парнишку в воду скинул. Не скинул бы его, мост бы разорил, людей убил, а так скинул, и полегчало мне. Да там мелко, и сам мост низкий, небось не утонул бы он.
– Мелко, говорите… А вы мерили?
– Да хоть бы и глубоко! – буркнул Малкин. – Небось людей вокруг много толпилось, вытянули бы парнишку. Не о нем речь! Что мне делать было дальше, вот чего я не знал!
– А нам зачем соврали? Ложь – это тоже грех.
– Когда соврал-то?
– Сказали, что Полина своего спутника в воду скинула.
– Солгал я, – признался Малкин. – Хотел, чтобы вы ее задержали.
– Зачем?
– Смерть над ее головой кружила в образе вороньем. Хоть и чужая мне девчонка, но невинная душа, не хотел я, чтобы за мои грехи она пострадала. Злое Мишка задумал. Черное дело. А так вы бы ее к себе забрали, пока разбирались, беда бы мимо нее и прошла. Но Бог уберег сиротку, и так обошлось.
Все сразу вспомнили о том, что Полине было велено к трем часам явиться домой. А что бы там было? Ничего хорошего бы не было. И если бы она выполнила приказ «отца», то встретилась бы в квартире с Павлом Степановичем. Убив Михаила, преступник не пожалел бы и девочку.
– Допустим, Полину вы уберегли.
– Не я, – поправил Арсения брат Косьма, – а сам Господь отвел руку судьбы от невинного чада своего.
– А зачем мне чужим именем представились? Вы же не Черепанов, зачем от собственного имени отказались?
– Сплоховал. Ругал себя потом. Но своим настоящим именем назваться тоже не мог. Леонард Малкин умер, брат Косьма родился. Только этим именем я тоже в миру наречься перед тобой не имел права. Вот и солгал. Прости ты меня, мил человек!
– Бог простит, – сердито произнес Арсений. – Вы нам лучше расскажите, как докатились до жизни такой. Все как есть расскажите. Тогда и будем думать, что с вами делать.
– Что ни сделаете, все от Него, вот от Бога. Я столько в жизни грешил, если пострадать придется, так за дело. Хоть в темницу меня кидайте, хоть на дыбу или на плаху. Куда укажете, туда и пойду, роптать не буду.
Фима даже прослезилась от таких слов. А вот Арсений что-то не спешил лить слезы.
– Пытать у нас задержанных давно никто не пытает, прошли те времена. Смертная казнь у нас в стране пока что тоже под запретом. Вам это должно быть известно не хуже, чем мне, так что не юродствуйте.
– Чего же вы от меня хотите?
– Рассказывайте, как дело было.
– Да вы уж и без меня почти все знаете. Наслушался я вас.
– Почему в монастырь сбежали?
– Наскучила мне моя прежняя жизнь. Сильно наскучила. Наследника ждал, получилась наследница. А я зарок дал. Если девка родится, уйду из мира. Был бы мальчишка, я бы его воспитал. А что с девочкой делать? Я даже не знаю, с какой стороны к ней подступиться. Такой уж я уродился, с детства девчонок стороной обходил. А тут вдруг дочь. Я ее племяннику с племянницей поручил да и покинул этот мир. Все равно что умер.
– И ни разу не проведали девочку?
– На что мне это? – равнодушно произнес мужчина. – Говорю же, был бы парень, а девка – нет, с девкой я ничего общего иметь не хотел. Растет, и прекрасно. Отчет ежегодно получал, вроде все в порядке было. А раз так, то зачем мне в это дело мешаться? О том, что Мишка, подлец, одну девчушку на другую подменил, не знал. Если бы знал, давно бы прекратил балаган. Повезло ему, что умер раньше, чем мы с ним встретились.
– А что бы вы с ним сделали? Вы же теперь верующий человек. В святой обители живете. Вам грешить или убивать теперь нельзя.
– Я бы и не стал сам руки марать. Мало ли от прежней жизни у меня желающих подработать осталось?
– Можно подумать, заказать убийство лучше, чем своими руками убить!
Но Малкин словно бы и не слышал.
– Пожалел бы Мишка, что меня обманул, – шептал он. – И Тамара бы пожалела. Всегда знал, что родственнички у меня дрянь последняя, но и помыслить не мог, что решатся меня обмануть.
– Они свое уже получили. Забудем про них.
– Правильно. Чего про покойников говорить?
– Значит, они были в курсе, что вы живы?
– Конверты от меня ежегодно приходили. Как раз ко Дню рождения Полинки. Тут уж и дурак бы понял, от кого эти конверты.
– А в конвертах одни бумажки.
– Эти бумажки подороже многих подарков будут. Я план в тюрьме своей кровью нарисовал, других чернил у меня под рукой не было. И такое уж мне озарение случилось, что я так план нарисовал, чтобы каждый фрагмент равно важен другим был. Вроде как и полна картинка, но чего-то не хватает. И последний кусочек я планировал своей Полинке лично вручить, по такому случаю бы приехал. Да раньше с места сорвался, приезд мой внезапно даже для меня самого случился. Предупреждал меня отец Варлаам, чтобы я в мир не совался, не ждет меня тут ничего, а я его ослушался. Как же! Дочка! Надо же проследить, чтобы лично ей в руки сокровище бы досталось. А то вокруг жуликов полно. А как узнал, что на месте моей Полинки какая-то чужая девчонка живет, захотел я пуще прежнего с Мишей потолковать. Да только опередили меня. Когда я к нему пришел, он уже готов был. Ментов полно, пардон, полиции. Я к Тамаре подался, думал, хоть с ней душу отвести, приезжаю – и ее нет, теперь выясняется, убита. Растерялся я как-то даже. Вспомнил тогда слова отца Варлаама, что нет