Наши пришли, у нас слава богу коровка осталась. Картошки нет, мяса нет. Отца за бойню арестовали. Осудили, затем на фронт в штрафбатальон.
И началась наша борьба с голодом. Пока в июле 1945 г. не вернулся отец. Вот тогда я первый раз наелся и забыл про голод. А до этого зима для нас была бедствием, летом ещё как никак наешься. Мне на 7 лет подарили маленькую крольчиху. На селе мать Петра Герасимовича, учитель физики потом был, спился, тётя Поля тоже держала кроликов. Я пошёл чтобы нашу подросшую крольчиху к её кроликам запустить, потомство нагулять. Мы пришли, Витька Бурцев отвлекает, а я свою крольчиху к её кроликам подпустил. Вечером давай её ловить, поймал крольчиху, а меня хозяйка поймала. Ты что делаешь? Вот свою крольчиху поймал, она с вашими кроликами погуляла, а то ей скучно. Мне домой пора и я её домой хочу забрать. Ах ты шпана несчастная, за это деньги нужно платить. Какие деньги, нет у меня никаких денег. Короче отшлёпала она меня и отправила. Пришёл я домой и подполье её запустил. Там пусто было, картошки не было. А ей есть хочется, так она прорыла ход на улицу и там питалась самостоятельно, чего уж там она ела я не знаю, но жила в подполье. Принесла зимой приплод, а топить нечем. Мама пошла с Валей на шахту за углём. А там строго было, даже из породы не давали уголь выбрать. Их поймали отлупили, отобрали мешки, санки. Они вернулись домой, а крольчата замерзли. Вот мам взяла корзинку и плачет. Вот и вы так у меня замерзнете, а я ничего сделать не смогу. Ни натопить ни накормить ничего нет. Все проснулись голодные, холодные. Ирина совсем маленькая была. Мать нас собрала и сказала: «Дети, нужно поддерживать Ирину, если мы её не поддержим, она умрёт у нас. Поняли?» Все конечно поняли. Если чего делили, то Ире побольше и никто не возражал. Пришла весна крольчиха ещё приплод принесла. Они на ночь выскакивали покормиться, а мы иногда отлавливали одного кролика. Резать было некому и резал всегда дядь Пронька и за это забирал себе голову и внутренности, а тушку нам отдавал. Мама её раза на 3–4 растягивала. Государство нам колхозникам ничем не помогало. Дядя Тимоша, папин брат, привёз нам мешок отрубей. Вот из этих отрубей мать нам варила суп, кролика, травы какой-нибудь положит, лебеда чаще всего, и суп готов. Была у нас ещё одна радость. У нас там был молокозавод всю продукцию которого подчистую забирали, а нам иногда доставалось вылизать бочку из-под масла или сливок. Вот мы пальцем со стенок собираем, а палец потом облизываем, если червяк какой попался, то и его туда же. Весна вообще ничего нет. И крапиву и одуванчики, всё ели. Морковка только вылезет, её ещё и нет, мы её уже рвём и едим. Мать ругается, но всё понимает. Только просит чтобы всё подряд не рвали, вот мы и прореживали.
В 43 г. я пошёл в 1 класс, школа была за огородами. Двое валенок у нас было на троих. Кто приходил, я у того валенки и забирал, последний на занятия ходил во вторую очередь. Мне было 8, а некоторым было 10 лет, 11, они очень хорошо учились и не могли во второй класс никак перейти. Миша Кольцов с 32 года, на 3 года старше меня. Саша Кольцов со мной в классе учился с Жиловских выселок. В классе было человек 15. Первая моя учительница Куприна с Жиловских выселок, хорошая учительница была. Маша хорошо поступила в институт, там всё-таки какой никакой паёк давали. Бабушка была не против хоть одна выживет. Нам было очень тяжело и бабушка думала что помрём. Дедушка нам тряпки присылал, тоже помощь. За счёт этих посылок мы потом дом построили. Он нам всем подарки привёз. Всем золотые часы, мне немецкий костюм на вырост. Летом девки гуляли, отец спал и к нам Бреев тот же залез и всё своровал. Когда начал продавать попался на золотых часах. Они там начали оправдываться, но им не поверили и дали по 5 лет. Зимой к нам раз полезли окно начали вырезать, а у нас тревога под каждое окно встаём кто с колом, кто с утюгом и чуть чего полезут по голове бить и всё, да ещё у отца ружьё было. Поэтому боялись, руки трясутся. Утром выходишь у дома следы, потоптались и ушли, побоялись. Потому что Лютый мужик будь здоров, его естественно побаивались. У него кулак был два моих. У Юры чуть поменьше.
А знаешь почему его Лютым дразнили? Был у нас Кастер бандит, выступал против Советской власти и всех ставленников уничтожал. Неграмотные здоровые мужики. Бандиты. А на Покровке ис покон веку у нас проводились кулачные бои. У церкви Тихоновской собирались и понеслась. Ну и в одной драке отец ударил Кастера в переносицу и разбил нос и обе щеки. Закон был такой и он оставался до 54 года. Останавливался бой и начинали разбираться если были подозрения о нарушении правил, если боец применил свинчатку, кирпич или другой посторонний предмет помимо кулака. Бой остановили и эти говорят, что Косяк нарушил правила, кулаком так не раскроишь и его за нарушение правил нужно утопить. Его взяли и понесли топить в озерко около церкви. Наши согласились и идут следом. Когда его поставили на край проруби, сейчас по голове саданут и под воду. Он говорит: «Давай другого брата я тоже сделаю», тут наши тоже кричать начали – Давай! Отец метр 56, а Кастер под 2 метра. Он на меня прёт такая громила, я как подпрыгнул, да как ударил и ещё больше разодрал ему лицо. Тут все успокоились и отстали от меня, а стали смеяться над Кастерами, а за мной кличка Лютый так и осталась.
Кулачные бои на Покровке происходили так. Мы забирались на колокольню и начинали кричать Ура-а-а Выходите. Ура-а-а. Зачинщики. Те поднимаются нас с церкви погонят и с Покровки гонят в деревню. Наши мужики видят такое дело поднимаются и начинают Горних теснить. До домов их тесним, а там к ним подмога и они начинают нас теснить, нас побольше собирается, мы начинаем теснить. Вот так и ходим туда– сюда. Собирались две команды у Тихоновской церкви, мы, мелочь, начинали задираться, а потом подключались и взрослые и понеслась. Это была прекрасная мужская закалка. Кастеров, в конце концов, расстреляли. На Пасху всегда была кульминация. Уже Толик служил, где-то 52 год, он в отпуск пришёл, старшина и кулачный бой. Нас разогнали по деревне. Он уже нам родня, охраняю зятя, вот я огородами, огородами и потихоньку пришли к себе домой. Пришли домой смотрим в окно, а около дома 5 человек валяется. Я им, чего лежите? Кто вас? Да кто, кто – Лютый. Почему лежат? Встал ещё плюху получишь, а лежачего не бьют. Ну мы им вставайте и прогоном уходите домой. Ну мы все знаем друг друга, мы что варвары что-ли. Ну взрослые победу давай отмечать, а нам пацанам только подраться. Хорошее это дело. Вот уже недавно идём на кладбище, Толик уже там лежал, ну наша компания идёт ну и говорим, что когда-то мы здесь стояли, защищали честь Жилой, а идёт какой-то старик и говорит: «Да, Пётр Андреевич, мы помним твои удары. Лихой ты был боец». Я его спрашиваю, а ты кто такой? По виду вроде меня лет на 15 старше, а разобрались он на 3 года меня моложе. Пьянка. Вся деревня спилась. Мои ровесники почти все умерли. Когда я уходил в 54 мужики сильно пили, а потом женщины начали спиваться и умирали косяками.
Закончил я 4 класса в Жилой. В 7 классе нам попался очень хороший преподаватель Истории и Конституции Николай Иванович, тоже Жиловской. Недалеко от нас жил. Чахоточный, умер рано, но очень толковый и грамотный преподаватель. Как нас сдержать оболтусов? Мы были хулиганы, а он нас стал заинтересовывать книжками, стал подталкивать нас к чтению. Помню первую книжку читали на занятиях «Спартак», читаем, а он ещё вопросы задаёт, мы отвечаем. Десятилетку закончил в Киреевске, каждый день пешочком туда и обратно. Дождь, снег, все нипочем.
Шахов Алексей Николаевич
Школу сожгли, а дом напротив остался, не знаю почему. К нашему дому было пристроен большой хоз. блок, там было сено и лежали 3 раненых наших, ну немцы подожгли дом и сено загорелось, один раненый обгорел и умер, а двое уползли из горящего дома и больше их никто не видел. Мать за ними ухаживала, перевязывала, они были ещё слабы, но куда-то ушли. А про школу старую ничего не могу сказать, не знаю.
Шемякин Ефрем Андреевич
ТОАНИ ф. П-3039 оп.1, д.60.
Стенография записи бесед с жителями г. Тулы в период обороны.
Л.7 Беседа с учителем колхоза «Заречье» Дедиловского р-на, Тульской обл. – т. Шемякиным Ефремом Андреевичем.
Год рождения 1908. Учитель начальной школы в колхозе «Заречье» до оккупации этого колхоза немцами. Этот колхоз ранее был зажиточным, получал от 5 до 7 кгр(тн) зерновых, с государством рассчитались полностью и досрочно, МТС нам никогда не помогала и от государственной помощью мы не пользовались.
После оккупации дела пошли хуже. Как только услышали первую пулю немецких бандитов, так сразу население узнало, что идет злейший враг народа, который стал пускать оружие не только с частями Красной армии, но начал убивать и бить мирное население, бил по деревням, подвалам, где находились женщины, дети, старики.
Наш поселок состоит из 37 домов, из этих 37 домов много убито людей, много ранено, в числе убитых моя 3-х летняя дочь Зоя Шемякина, затем ранена Валя Шемякина, Тихонова Анна, Бурцев Коля.