Такое настроение у наших колхозников, злоба только на немцев. Нужно рассказать о таком случае: немцы имели привычку хоронить свои труппы поблизости от строений и когда немцы отступили, около одной хаты вырыли трупп немецкого солдата, так народ, хотя бы над мертвым, хотел выместить свою злобу. Говорили если немцы вернуться, так мы с рогачом выйдем. Причем нужно сказать что у нас Гестапо не было, так что власть немцев не устанавливалась.
Можно определенно сказать, что настроение у народа изменилось: если раньше сбор теплых вещей проходил туговато, приходилось уговаривать по полчаса, то сейчас, после оккупации, несмотря на то, что многих ограбили, пожгли, люди отдавали последнее. Чувствовалось другое отношение к работе в колхозе, т. е. лучшее, если что предпринимать, все пойдут от мала до велика. У меня отец 67 лет, так и он собирается на передовую линию для того, чтобы убить хотя бы одного немца.
Щербаков Петр Георгиевич, житель д. Хрущевка (1930 г.р.)
Во время войны мне было 11, когда немец пришёл. В районе нашей деревни была самая перестрелка. Наши шли с Криволучья, а немцы с Панино, прошли 2 танка немецких один на Жилую, другой на Пушкарские выселки. Один вернулся, а второй не ворачивался.
На следующее утро наши начали из орудий Панино обстреливать, а немцы им отвечать. И снаряды у нас над головой летят. Мы с соседкой выгнали коров и пустили. Огороды и поля убраны. Кольки Щербакова жена Анфиса, она в Туле училась в институте на учителя. Мы коров гоним и рядом с нами снаряд разорвался Анфису на повал осколком, мы её временно присыпали, чем то накрыли, около дома ямку выкопали. А снаряды летят и летят. А в овраге у маленького пруда у колодца было два подвала, вот туда вся деревня и набилась. Отец со старшей сестрой Нюрой, она потом на фронте погибла, с Болоховки домой шёл, вторая сестра у меня в 54 году померла, ну и брат Алексей. Отец пришёл, смотрит подвал битком, ну и пошёл под крутой берег сел рядом и сидит, а к нам в подвал осколок залетел, там Сашку Кольцова поранило, он в Выселках сейчас живёт и ещё двух женщин.
Вышли из подвала, смотрим наши солдаты появились, у подвала лежит убитый, дальше ещё один, ну мы из деревни уходить собрались по родственникам, кто в Панино, кто в Ослоновку. Вечером вся деревня собирается в строну Панино. Мы идём по сосновой аллее, а немцы над нами ракеты пускают. Мы в Панино пришли, переночевали ночь у знакомого, его потом немцы старостой назначили. А с нами ещё родня с Тулы и с детьми, с мужьями. Утром снова перестрелка, смотрим в Хрущёвке вроде наш дом горит. Ну и пошли в сторону Смирновки. Летит наш самолёт и по нам как начал строчить. Мы полегли, никого не зацепило. Самолёты давай Смирновку бомбить. Дома горят, сараи горят. Пошли в Долгое. Туда приходим к тетке, там её сыновья, дочери с детьми и роднёй, да ещё 4 финнов на постой поставили. Мы так там 3 недели прожили. Коровы ходят, овцы закрыты, поросята закрыты, пчёлы, колхозную пасеку людям раздали.
Вернулись домой взяли из подвала продуктов. Тут смотрит мать немцы нашу корову ведут. Она к старосте. Он говорит, лови гуртовую, твою вернём. Там гурты скота в тыл гнали, то под бомбёжку попадут, то ещё чего, ну и коровы потихоньку разбегались и по полям бродили. Поймали корову, привели к немцам, а там мужик бежит моя корова. Ну и на глазах у матери нашу корову зарезали. Мать приходит вся в слезах. Когда мы с Долгого возвращались немцы уже отступали. Наша конница их погнала, а они на мотоциклах, дорога обледенела, чуть подъём и всё, буксуют. Пришли дом сгорел, пол кое-где остался, в подполе картошка вся вздулась, но есть можно. Наших много погибло за Прудами у Шиврони, там и кони и пушки. Ещё этих убитых лошадей зимой пилили и варили, есть то нечего было.
Немцев погибших только двух видел. Одного закопали, а на другом с горки катались как на санях. Потом когда немцев отогнали мы по окопам ходили, там патроны, гранат много и мины. Окопы были по западной окраине Хрущёвки со стороны Панино, за нашим двором, через сад, за прудами. В окопах и консервы и мыло находили, патроны, снаряды я не брал.
Мы когда вернулись, дом сгорел, куда? Напротив нас семья жила, у них дом остался цел. Муж на фронте, дома жена с 3 детьми и она четвёртого родила. А они нам троюродная родня по матери. Она как родила, через месяц простыла и умерла, всё на мать. Из колхоза давали пол-литра молока, ну и ещё чего-то сироты и семья красноармейца, а остальное сам крутись как хочешь. Через месяц новорожденный умирает, тут сестра умершей появилась и давай угрожать.
Весна, мы, ребятня, давай по окопам шарить. Мне 11, Лёшке 10. Ну и ходили, давай гранаты собирать. Они вмёрзли. Один раскачивал, раскачивал, а она как рванёт, его в клочья, так собрали в корыто что осталось и домой привезли. Ящик сбили, похоронили. Наших хоронили в воронках с восточной стороны, со стороны Пушкарских выселок у Бомбёжки, у прудов со стороны Панино братская могила была. После войны всех выкопали и перезахоронили.
Панинский карьер перед приходом немцев эвакуировали, после того как немцев отогнали, карьер опять работать начал, но потом в конце 50-х его закрыли.
Янтикова Валентина Афанасьевна, моя троюродная сестра (1932 г.р.)
В войну мне было 9 лет, я была дома на Жиловских выселках. В октябре ночью приехали немцы несколько человек. Приехали чтобы разместить прибывающие войска. Приехали и уехали, видимо разведка. На следующий день приехали танки и пехота. А наши уже взорвали мост у мельницы, у Жилой. Танки поставили рядом с домами под каждый дом. Дня 3 было всё спокойно, а потом начали бить пушки с Троены по Жиловским выселкам. У дороги, где сейчас гончарная мастерская, колхоз «Заря» была пулемётная точка. Жители разбежались кто куда, часть пошли в озёра, за скотным двором в Жиловских выселках, а часть пошли в Конопку, это не сохранившаяся деревня на берегу Шиворони со стороны Жилой за Пушкарями. В Конопке собралось очень много беженцев и её бомбили. Мы ночью пошли в сторону Труновки, Киреевска.
Валентина и Владимир Янтиковы
Вдруг выскочили наши военные, наверное разведка и стали распрашивать, где немцы? Мы им рассказали, а они от 16 шахты, там Крюковская лощина, залегла цепь узбеков. Утром они были атакованы танками и они всех перестреляли, много людей там погибло. Мы пришли в Труновку, с Труновки перебрались в Киреевск. Со стороны Киреевска наши ударили, немцы отступили и наши заняли Жиловские выселки и около нашего дома наши построили оборону. На огороде нарыли окопов, блиндажей. И тут прилетели немецкие самолёты и начали бомбить Жиловские выселки. Очень много раз бомбили, но мирные все убежали, а военные укрывались в окопах и так наши здесь стояли толи до конца ноября. Немцы пошли в наступление с Хрущевки на Конопку через р. Шиворонь, через Суходол на Быковку. Наши строили оборону, в Моржевской лощине был выкопан противотанковый ров, окопы, два ДЗОТа были у шоссе. Немцы и наши ездили по льду и по огородам, дорога вся была разбомблена, а лёд был толстый. При немцах к нам на двор загнали наших военнопленных, человек 200. Их гнали с Оболеновки. Их охраняли три немца, которые на ночь ушли в дом греться и пленных никто не охранял. Кто хотел уйти, тот ушел, но большая часть осталась. Наши пленные начали вскрывать подвалы и съели у нас всё, а сарай сожгли на кострах. Целый подвал картошки, капусту, огурцы. Моя мать им, что же вы делаете, зима впереди, чем мне детей кормить?
А вообще у нас в Жилой уже были подготовлены списки для немцев, кто активно работал при Советской власти, кто комсомолец, кто коммунист, у кого члены семьи воюют в Красной армии. Были у нас группа таких кто всех ненавидел. Как только немцы пришли, на следующий день появилось много наших мужиков, дезертиров из армии. Наша семья подпадала под эти списки. Наш дед Сергей был мужиком хозяйственным, у него было много земли, да он ещё её и арендовал, техники было много. Работали хорошо. Но приехал их Москвы его брат дед Максим и сказал, Серёнь, тебе обязательно нужно вступить в колхоз. Иначе ты попадёшь под раскулачивание и тебя вышлют вместе со всей семьёй. Куда ты такую ораву повезёшь в Сибирь. Давай вступай. Он очень долго уговаривал мою бабушку, та не согласилась, а моего отца взяли в армию, а нас было трое все сёстры, я самая младшая. Я родилась 15 марта, а отца взяли в армию в начале марта. Дед Максим сказал, что у тебя сын служит в армии, ты вступишь в колхоз и тебя не тронут. Наш дед был грамотный, читал книги, библию, у него всегда был сход, он приносил домой огромные вязанки соломы, люди ложились на солому и он им читал вслух. И когда он вступил в колхоз, и его заставили быть агитатором за колхоз. И он ходил агитировал в колхоз. Он первый сдал всё свое имущество и живность и землю в колхоз. Вот поэтому нашу семью занесли в списки для немецкого гестапо. И при немцах эти выродки ходили и говорили, что вы тоже у нас в списках есть, вот немцы до вас доберутся. А когда немцы отступили, то они ходили по деревни и у всех просили прощения и просили, чтобы чекистам не заявляли об их художествах. А список был очень большой, наш дед в нём был первый.