Стрельников Евгений Герасимович.
Тихонов Александр Ильич
(брат Зинаиды Ильиничны Васюткиной (Тихоновой). 1932 г. р.)
Родился и жил в Дедлово, в войну нас сожгли немцы, выкинули 8 человек на улицу в окно. Под бугром была деревянная школа ШКМ, а в ней госпиталь. Медсестра Лебедева сюда приезжала и рассказывала как спасла раненых. Она их вывела на Александровку.
У нас была конница. Лошади учёные и карабины, а он штук 40 самолётами. Всё бомбили. Наши держали оборону в Хрущёвке, на Покровке. У водонапорной башни у рва до сих пор ещё окопчики видно. На месте карьера была больница. Кино крутили в церкви, в Пятницкой, там был районный дом культуры, после войны я сам там киномехаником работал. В Жилой тоже крутил.
Наши отступили на Моржовку. Много оружия побросали. Немцы шли с Панина и Хрущёвки. Много техники. В 4 ряда машины. На телеге везли 3-х раненых. Мы их на печку закинули. В нашем доме немцы остановились и 2 чеха. По дороге в гору им было тяжело подниматься, гололёд, машины буксуют, они под колёса вещи, солому всё под ряд бросают. Немцы были одеты легко, около нас стояла зенитка. Немцы распространяли листовки с карикатурами на Сталина. Он с мешком бежит на Урал. Бросали листовки на строительство оборонных рубежей. Такого содержания. «Мальчишки и девчоночки не ройте ваши ямочки, поедут наши таночки, засыпят ваши ямочки». Наши отступили, наши убитые на Покровке один офицер и несколько солдат, земля мёрзлая, мы дети, вырыли небольшую ямку и их присыпали. Их после войны всех собрали на Михайловское кладбище. По дороге в Жилую последний дедловский дом, там стоял другой дом и жил Мирон бывший белый офицер, пастухом был. И этот Мирон, наш участковый Лепёхин Александр от него 3 саней полушубков, штаны тёплые, телогрейки, шинели и окровавленных вещей вывез. Чтобы снять вещи погибшим и раненым руки отрубал. Его расстреляли на месте. А сейчас читаю реабилитирован. И эти Бурцевы и дед и отец и дочка с немцами крутились. А сейчас реабилитировали.
Когда немцы отступили на Орёл. Немцы нас из дома выгоняли, в окно всех побросали маленьких. Раненых увидели одного сразу пристрелили, а двух пожалели. А наши соседи Чекмазовы 7 человек раненых спрятали в погребе и бурьяном накрыли, а немец туда гранату и поджог, все погибли, сибиряки были. Недалеко от нас была у немцев кухня и им прислуживали наши предатели Бурцевы, ещё несколько. Наши как пришли их тут же арестовали и расстреляли как пособников. Конница наша была обута, одета, вооружена хорошо. Новую школу сожгли и обстреляли из пушки. Голодно было, но всё равно учились и в Киреевскую школу ходили. Вшей полно. Народ бедствовал. Мы дети на шахту ходили уголь собирали. Топить нечем было.
Рядом с Замараехой на низу была церковь и там было кладбище. Она сгорела. По руслу речки Моторки.
Наша авиация иногда появлялась, но немцы с ними быстро расправлялись.
Чиков Анатолий Дмитриевич (1927 г.р.)
Наши отступали в конце октября. Напротив была главная улица, райисполком, больница, могила Сурельникова. Мне подарили коньки и я на них давай кататься.
Наши две пушки поставили за школой, в низинке. Окопы вырыли. Они постреляли, а потом немец по ним как начал бить, они сразу собрались, только начали выезжать, а тут взрыв, перебило постромки, лошади убежали, солдаты их ловить, поймали, постромки связали и уехали.
Немцы пёрли с Хрущевки и Панино. Сперва приехали 3 танка немецких, а наших 4 танкетки поднялись на бугор встали где правление сейчас, танкисты вылезли и куда-то ушли, а тут 3 здоровых немецких танка из проулка вылезли, увидели их и как дали, наши танкетки насквозь. Я ещё оттуда диск от пулемёта достал. Танкисты выскочили, а их танки уже разбиты, ну куда. А немецкие танки не спеша поехали обратно. Наши от школы стреляли из пушек, а немцы от Хрущёвки, вот у нас над головой снаряды летали. А потом когда немцы пришли, они у нас за огородом 4 больших орудия поставили и в сторону Новомосковска стреляли. Тут под бугром в доме у них был склад боеприпасов, там в ящиках в таких белых шёлковых мешочках был порох, вот мы порох высыпаем, а мешочки к делу. Порох был разный и как вермишель и как макароны и как песок, разный. Немцы всю деревню сожгли, а этот дом не тронули. Потом целый двор был завален ящиками.
В старой школе немцы казарму устроили, много топили и она ночью загорелась. Топили торфом, его тут же на болотах добывали и сушили и он был сложен в сарае у школы, а он жару много даёт, вот и дотопились. Сперва школа занялась, а потом и сарай сгорел. Нас близко к этой школе не подпускали. Наша дорога была булыжная и немецкие машины буксовали и не ехали на бугор. Вот соберут нас пацанов и заставляли солому на дорогу под колёса бросать. Один финн был, такой злой попался, построил нас, дал по два снопа и на дорогу, а он сзади с плёткой. Машины проехали и солома в разные стороны. Тут рядом бабка жила, у неё большой скирд перед домом стоял, мы его весь на дорогу перетаскали. Она нас прокляла. Вот этот рыжий финн чуть что плёткой, ну мы быстро разбежались. Моя тётка за нас вступилась, он ей плёткой как дал и лицо рассёк.
Когда немцы пришли, начали наших солдат ловить, а остались, в основном раненые. В нашем доме было человек 12 на полу лежали, Ну мы спрятались выходим, смотрим, а раненые сгорели вместе с домом, а один исчез, видимо уполз куда то.
Наших пленных вели колону откуда-то со стороны Тулы. Вот их немцы ведут, а они в дома забегают поесть просят, по помойкам. А немцы по ним стреляли прямо в затылок.
На Покровку мы с другом пошли и там подобрали немецкие винтовки. Там много погибших было, у 16 шахты, там в окопах наших солдат много погибших было. А около нас они не задерживались под бугор летели и немцы и наши.
В новой школе, мы в неё 1 сентября 1941 года пошли, проучились недели две и всё, а потом немец пришёл. Госпиталь там в этой школе устроили, тут же своих и хоронили, берёзовый крестов было много с касками на них. При отступлении немцы прямо с дороги из пушки два раза по школе выстрелили и пробили в стенах большие дыры. Она была в нормальном состоянии, но всё село сгорело ну и народ её на стройматериалы растащил, дома отстраивать нужно было зима ведь. Кому доска, кому рамы, кому железо. Когда нас сожгли, мы из погреба вылезли, мороз сильнейший, а дома нет. Я у школы нашёл керосинку с керосином, принёс домой, а подвале воздуха ей не хватало и она коптила. Нас в том подвале было 7 человек детей, я восьмой. Нас закоптило, мы смотрим друг на друга, смеёмся. Пытались сало поджарить, так у нас и ничего не получилось.
Когда наши отступили, всё было брошено, лошади, коровы ходили, вот народ всё по домам и разбирал и лошадей и телеги, ну и всё остальное. Зерно дома было, а молоть было негде, была старая ручная мельница, вот её крутишь, крутишь, а потом только стакан муки получается.
Утром, когда немцы уходили, все дома пожгли, а в районе обеда наши появились. Со стороны Кочетовки наши подошли и с бугра от школы обстреляли отступающих немцев из пулемёта. Напротив нашего дома у немцев танк забарахлил и они его бросили и ушли. Мне интересно я к этому танку подбежал, смотрю нет никого, во внутрь залез, только вылезать, а по нему как дали наши пулемётчики, пули по танку зацокали, я из него выскочил и бежать. В кругаля обежал и домой, а напротив здесь, где сейчас самый котлован карьера была больница. Хорошая была больница, красивыми лозинками окружена. Наши её развалили. Смотрю около больницы наши кавалеристы, я к ним, а они мне, бегите отсюда, а то вас тут побьют. Ну я домой. А они по проулку на Жилую уехали. Потом мы ходили смотрели у Жилой стоял немецкий танк с пробитой башней, а рядом стояла пушка немецкая, как гроб. Пушка работала, ребята из неё ещё стреляли в сторону Рогаток. А тут солдаты шли, замок с пушки сняли, ну и отстрелялись мы.
Когда наши пришли, мы по весне собрались на охоту на зайца. Взяли немецкую винтовку и ушли туда за Тросну, на поле зайца увидели, бах, бах по нему, убежал заяц. Винтовку эту таскали, таскали, а потом бросили её в поле и спокойно пошли домой. А там в ручейке у Тросны тачанка запряжённая парой лошадей с пулемётом провалилась под лёд, у лошадей одни головы изо льда торчали. Конечно лошади мёртвые были, а рядом наш танк стоял брошенный.
Как только потеплело, нас в райкоме комсомола собрали и начали агитировать в Ремесленное училище. Я там полтора года на электрослесаря отучился. Нас выпустили в 43 году. В Богородицк, Калинуголь там был, на 63 шахту, я там отработал 4 года. Мы должны были учиться 2 года, а нас уже через полтора выпустили. Подмосковный бассейн освободили, все остальные бассейны под немцем были. Я работал дежурным электрослесарем по 12 часов. Кто на угле, тот по 8 часов, а мы подсобные по 12 часов. Два выходных были рабочими в счёт фронта. Платили мне тогда 21 рубль. Карточки давали, а на рынке свёкла 5 руб. Нам хлеб выдавали кило двести в день, пачка папирос стоила 200 гр. хлеба. Хлеб продавали.
Твой дед (Чукаев Андрей Петрович) шустрый мужик был, в столовой на шахте работал, потом в магазине в Дедлово. Я его хорошо помню. Никогда не болел, а тут смотрю как то быстро зачах и умер. Убили его наверное.