момент. Продать, унизить, заставить расхаживать голой.
Рэй вновь хлебнул вина:
— Но ваши прежние привычки — не повод себя в чем-то ограничивать. Мы не стеснены в средствах. Вам стоит только пожелать, и Брастин все сделает.
Я кивнула:
— Благодарю, ваша светлость.
Рэй подался вперед, пристально смотрел мне в лицо:
— Вам не по нраву мои подарки, Сейя? Скажите правду.
Я сглотнула. О каком ужине может идти речь, когда от напряжения кусок встанет поперек горла? Хотелось сиоловой воды, но на столе было только вино. Я не осмеливалась просить, опасаясь, что моему мужу это не понравится.
— Что вы, они прекрасны.
— Тогда почему вы не носите их?
Я не сразу нашлась, что ответить. Наконец, подняла голову:
— Я не привыкла к таким дорогим вещам.
— Значит, привыкайте. Теперь вы часть высокого дома.
Как легко он это говорил… Все до единого здесь лгали, как дышали. Если бы я была частью дома — получила бы герб, как признание своего статуса. Но я оставалась для имперцев никем. Чуть больше, чем рабыня. Цена мне — пыль. Я никогда не забуду эти слова. Им нужен лишь ребенок, наследник. Всем им. Но что будет, если я рожу девочку?
Я не сразу поняла, что Рэй пристально смотрел на меня:
— О чем вы думаете?
Я сглотнула:
— Пустяки.
Он тоже помолчал, кольнул настороженным взглядом:
— Эти драгоценности твои, Сейя. Полностью и безраздельно. И ты можешь сделать с ними все, что пожелаешь. Подарить. Продать… Выбросить. Эти суммы будут мне неподотчетны.
Я невольно подалась назад: он все слышал вчера…
— Ты можешь запросить у Брастина оценочную стоимость этих вещей, чтобы понимать, каким личным капиталом можешь располагать. Это не мало, Сейя. Очень немало.
Казалось, мне уже нечего было терять. Я глубоко вздохнула:
— Этой суммы хватит, чтобы… выкупить рабыню?
Рэй поднял брови:
— Рабыню?
Я кивнула:
— Я хочу освободить свою рабыню. Индат.
В глазах Рэя отразилось полное недоумение:
— Это что еще за фантазии? Освобождать рабов?
Я опустила голову:
— Лишь одну…
Он покачал головой и даже улыбнулся:
— Это немыслимо. Ты не знаешь имперских законов?
Я молчала. Лишь думала о том, что он только что лишил меня надежды.
— Не один бывший раб не войдет в высокий дом. Лишь рабы и вольные имперские наемники. В этом случае ты бы никогда больше не увидела свою любимую Индат.
Я сглотнула:
— Я согласна на это.
Он вновь улыбнулся, на этот раз шире. Поднялся из-за стола, и у меня сердце оборвалось. Рэй зашел мне за спину, положил обжигающие руки на плечи:
— Ты настолько любишь ее? Эту верийку?
Отрицать было бесполезно — он и так все понимал.
— Люблю.
Его пальцы коснулись моей шеи, сердце запрыгало, как безумное. И теперь я хотела только одного — чтобы он ушел. Не чувствовать его так близко. Но это было неправильно — я прекрасно понимала, что будет дальше. Так должно быть, чтобы появился хотя бы крошечный шанс. Важно было лишь не потерять себя.
Рэй опустил подбородок мне на макушку, серьга скользнула с моего плеча в вырез платья. Дыхание обрывалось, в горле пересохло так, что стало больно глотать.
— Значит, ты умеешь любить?
Я молчала. Это опять был вопрос без правильного ответа. Издевательский вопрос.
Он вынудил меня подняться, смотреть в лицо:
— Не все так просто, Сейя. Высокие дома не освобождают рабов. Случаи были, но они единичны, и имели под собой весомое основание. За такое намерение меня разорвут в Совете высокородных. И в довершение всего Император вынесет окончательный вердикт. Я добьюсь лишь того, что стану посмешищем.
Я опустила голову. Чувствовала себя невероятно глупой. Как я могла на что-то понадеяться?
Рэй тронул мой подбородок:
— Кажется, ужин не задался… Ты не ела даже капанги. Признаться, я тоже не голоден. — Его пальцы нырнули мне в волосы, рука железным ободом обвила талию: — Мы неправильно начали, Сейя. Тому масса причин. — Он прижал меня крепче: — Я хочу это изменить.
Подкашивались ноги, колотилось сердце. Я боялась смотреть ему в лицо. Мне никогда не постигнуть глубину имперского лицемерия. Я прекрасно понимала, что ему нужно, но не понимала желания растоптать меня. Неужели я недостаточно унижена? Неужели все не расставлено по местам?
Он коснулся губами моего уха:
— Вчера я дал тебе обещание. И намерен сдержать его. Ты можешь остаться по своей воле. По своей же воле можешь уйти. И никто не посмеет задержать тебя.
Его дыхание сбивалось, отяжелело. Плевать на обещание: заглядывая в его глаза, я понимала, что он не отпустит меня. Нарушит все. Но я не хотела это проверять.
Я едва шевелила губами:
— Я остаюсь.
49
Казалось, после этих слов мир перевернулся, а я предала что-то важное. Мы играли в глупую игру, лишенную для меня всякого смысла. Толькой мой муж с извращенным имперским разумом был способен ее понять.
Его рука цепко легла на шею, он коснулся лбом моего лба, притягивая к себе:
— Я рад это слышать.
Голос вырывался низким шипением, его дыхание опаляло мое лицо, и я улавливала свежие звенящие нотки алисентового вина. Эта близость выбивала почву из-под ног, отзывалась биением сердца, томительно закручивала в животе. И я умирала от этого непрошенного чувства, понимая, что даже собственное тело не было моим союзником. Но то, что случилось в купальне, больше не повторится. Я не забудусь.
Не забудусь!
Ладонь Рэя шарила по моей спине, прожигая даже через плотный жесткий корсаж. Или это чувства обострились… Он медлил, будто нарочно, касался кончиками пальцев моего лица, шеи, тронул полукружия груди, виднеющиеся в глубоком вырезе. И каждое касание заставляло меня вздрагивать, как бы я не старалась сдержаться. Он чувствовал. Это отражалось в едва заметном движении губ, в лихорадочных искрах в глазах. Его взгляд отяжелел, будто замутился. Казалось, скажи я сейчас слово «нет» — он не услышит меня, потому что этого слова для него больше не существовало. Пусть… Я хотела одного — чтобы все быстрее закончилось.
Рэй склонился, коснулся губами губ. Я не противилась, но и не целовала в ответ. Он отстранился, тронул пальцами мой подбородок, заставляя поднять голову. Молча смотрел в лицо, будто о чем-то размышлял. Долго, до скребущего чувства, которое вынуждало отвернуться. Я слышала его тяжелое шумное дыхание. Он вновь накрыл мои