— Стул, — голосом армейского старшины, строго скомандовала Мария Сергеевна.
— Стул фельдшеру, — вновь прозвучала команда, с растяжкой и нажимом на первый слог.
— Мне долго ждать?
Присев на стул, ловко подведенный под ее мягкое место, Ириной, она выдохнула и спокойным голосом, так словно ничего не произошло, спросила: — "Что с тобой случилось заинька?"
На кровати лежала укутанная с головой симпатичная девчушка лет десяти. Она все время из-под одеяла внимательно наблюдала за происходящим и улыбалась какой-то хитрой и совсем не детской улыбкой.
— Как тебя зовут?
— Ксения Иванова-Рентгард, — голосом взрослого человека, чувством собственного достоинства и превосходства, проговаривая каждую букву фамилии, проинформировала присутствующих десятилетняя звезда.
— По мне хоть Голенищева-Кутузова, — парировала выходку доктор.
— Что с тобой случилось Иванова ты наша свет Рентгард?
— Что вы себе позволяете? — словно очнувшись от полученного нокаута в прихожей, защебетала хозяйка.
— Вы клятву Гиппократа давали…..
Светлана медленно повернула голову на звук доносившегося щебета. Смерила глазами, стоявшую в позе обиженного львенка, хозяйку и также медленно перевела взгляд вновь на девочку.
— Ну, так что все-таки случилось дорогая моя?
— Не ваша.
— Ну, хватит ваша не ваша. Что спрашиваю, случилось, что болит?
— Нам нужно сделать литическую смесь. Нам прописал наш семейный доктор, — вклинилась в разговор мать.
— Назначил, пусть и делает, а у нас скорая помощь, а не бригада девочек по вызову.
— Ну все, хватит, я буду на вас жаловаться, — взвизгнула разъяренная поведением врача, мамаша.
— Вам это просто так не про… - и оборвав разговор на полуслове выбежала из комнаты. Было слышно, как она набирала телефонный номер и очень сбивчиво кому-то объясняла ситуацию.
— Нам здесь явно не рады, — грустно подытожила Ирина. Может уж, лучше уколем, раз просят, да и поедем, а Маш?
— Не надо меня колоть, — в свою очередь отозвалась из-под одеяла Иванова-Рентгарт.
— Так может я ее все-таки, осмотрю? — набравшись терпения и пытаясь окончательно не сорваться, спросила Мария.
— Вы нам больше не нужны. Поговорим с Вами в другом месте, — язвительно отозвалась мамочка.
— Тогда всех вам благ.
Машина скорой помощи тронулась с места. Медики сидели тихие, разговаривать не хотелось. Было ощущение, что испачкались, а вымыться не успели.
— Девчонку жалко, пропадет — после длительной паузы, как бы подытоживая, сказала и вновь замолчала Мария Сергеевна.
Прошло около недели, и никто не вспоминал о происшедшем. Такие случаи вообще не редкость на скорой. Однако 4 мая заведущая подстанцией скорой помощи срочно потребовала собрать всех педиаторов….
— Ну что допрыгались? Сколько вам раз говорить не открывайте свои рты на вызовах — с места в карьер начала она разговор….
На столе заведующей лежала огромная минздравская петиция, в которой подробно излагалось, как врачи вредители мучали и издевались над больной десятилетней девочкой — Ивановой-Рентгард, а так же не двусмысленно предлагалось разобраться с этим вопиющим фактом безобразного отношения к своим обязанностям и примерно наказать виноватых.
Тут же выяснилось, что звонили из всевозможных инстанций. Кто-то грозил, кто-то настаивал, кто-то пугал телевидением и тд…
— Все просто, — теперь уже грустно говорила умудренная опытом подобных разборов заведующая, — не накажу я — накажут меня, а я еще хочу поработать и мне нет дела до ваших чувств и амбиций.
— Заварила кашу Мария Сергеевна, вот и пусть отвечает, — поддерживая линию заведующей подвякнула азиатского вида доктор, недавно перебравшаяся в Россию из какого-то Бада. Её желание услужить и "лизнуть", так ярко было выражено, что Мария Сергеевна не выдержала и рассмеялась.
— Смеяться нечему, — подытожила завподстанцией. Пиши по собственному желанию Маша.
В кабинете сразу стало тихо. Мария Сергеевна медленно поднявшись со стула и четко, выделяя каждое слово, произнесла: — Вот тут вы глубоко ошибаетесь. Как вам нет до меня дела, так и я не расстроюсь, если вас, вышвырнут с вашего кресла. Медицина ничего не потеряет, а только приобретет. Да, кстати говоря, по-моему, вам уже лет пять, как следует быть на заслуженной пенсии. Заявление я не напишу. Хотят, пусть передают материалы в суд, — сказала, и демонстративно хлопнув дверью, вышла из кабинета….
Прошло около года. Под натиском проблем и, не желая больше бороться за место под медицинским солнцем — уволилась. Плохо это или хорошо она и сама не могла точно определить. Хорошо уже, наверное, то, что теперь по ночам она спокойно спит дома, а не мотается по вызовам, а плохо, что почти каждую ночь ей снится скорая. Снится и не дает спать. Она всегда хотела быть врачом. Мечтала помогать, а на деле ей предлагалось совершенно другое. Её знания и опыт оказались не так и нужны. В такие минуты ночных раздумий она, как правило, включала телевизор и, пытаясь отвлечься, бессмысленно щелкала каналы. Телевизионная жвачка успокаивала, и она вновь засыпала под работающий в ночи телевизор. Засыпала всегда, но не сегодня.
…. В кадре промелькнула скорая и голос сообщил, что в городе уже второй случай смерти малолетнего ребенка по вине врачебного персонала… Мария внутренне напряглась и вся превратилась в слух. Очередной кадр заставил ее, съежилась под одеялом. На телевизионном экране та самая мамочка, с которой были связаны её гонения на скорой. Стоя у дверей прокуратуры, она, потрясала пачкой исписанных листов и объясняла, как ее дочь убили врачи. Как они не вовремя приехали…. не так лечили…. и как это небесное создание мучилось, погибнув от банального осложнения гриппа.
Передача уже давно окончилась, но Мария все, ни как не могла придти в себя. Она почти вслух спорила с тем, что услышала и казалось, пыталась доказать всем и вся, что все что звучало с телевизионного экрана жуткая неправда. Она хотела кричать и плакать. Кричать так, что бы услышали все, но кто её мог услышать? Разве, что кот, примостившийся на краешке дивана и очень внимательно и настороженно смотревший на возбужденную хозяйку. С экрана раздавалась веселенькая музыка, а полуобнаженные тела демонстрировали не двусмысленные движения….
Похожий на Бога.
В синевато-тусклом свете длинного больничного коридора, там, где вдоль стен стояли убогие видавшие виды, протертые за десятки лет банкетки, свернувшись в неестественной позе, расположился долговязый, лет тридцати пяти, парень в разорванных и сильно потертых джинсах и такой же потрепанной ковбойке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});