Читать интересную книгу Время гарпий - Ирина Дедюхова

В небольшой комнате, по соседству с раскрытым кабинетом главного врача диспансера, стояли четыре стола так, что сидевшие за ними психиатры оказывались лицом друг к другу. Я подумала, что им, наверно, так проще наблюдать за психами и оказывать друг другу необходимую помощь по всякого рода условным знакам. За одним из них у окна молодой врач пытался поговорить с вертевшимся на стуле мальчишкой в куртке с капюшоном, отороченным пушком из енота.

— Скажи, ты зачем это сделал? Ну, скажи! — раздавалось из-за их стола. Врач наклонялся к «испытуемому», который полностью утопал в куртке и легко скрывался в огромном капюшоне от «экспертизы».

Стол напротив этой парочки был пустым, за моей спиной сидел пожилой, абсолютно седой психиатр с отсутствующим взглядом и что-то рисовал в чужой истории болезни. Мне пришлось присесть на стул, спиной к раскрытой двери, поэтому я не могла видеть, кто там шастает или подслушивает. Я вопросительно уставилась на даму, ожидая от нее разъяснений. Дама ответила подчеркнуто презрительным высокомерным взглядом, очевидно считая, что так и глядят заведомо нормальные эксперты на «испытуемых».

Отметила про себя, что представляться это чудо упорно не собирается, хотя настоящий эксперт обязан это сделать. Возможно, ранее она, насмотревшись телевизионных детективов, уже разыгрывала роль «эксперта-психиатра» в интересах следствия. Уверена, что в «творчестве» своих коллег типа Марининой и Топильской она нашла подтверждение своему житейскому мнению, что законы пишутся лишь для «терпил», следственным органам их не только необязательно соблюдать самим, а и вообще можно на них плюнуть, если в этом возникает даже не «производственная необходимость», а просто… позыв.

Но она могла хотя бы поинтересоваться изменившимися требованиями в медицине, где сегодня каждому больному заранее сообщается ход самого банального лечения, не говоря уж о подобной экспертизе.

В таком случае следует понимать, что и мне ничего не мешает провести свою экспертизу. Дамочка мне попалась не первой свежести. Годы и разочарования в мужчинах наложили неизгладимый след на ее психику. В молодости она пользовалась успехом и была душою многочисленных «правоохранительных» корпоративов, из которых вынесла четкое убеждение, что все люди делятся на три категории: бандитов, с которыми всегда выгодно договориться; «правоохранителей» своих собственных прав и безраздельной власти в обществе; и «лохов», которым лучше не попадаться на глаза первым двум категориям настоящих «хозяев жизни».

Я была из третьей категории, созданной для ее развлечения и прокорма, поэтому по большому счету ей было совершенно плевать на мою психику. Единственное, что омрачало ее жизнь — возрастные изменения и нестабильность эмоционального фона. Так, что все эти ее «эмоции» отражались на увядающей физиономии с недобрым выражением. Поглядела на мои сережки-колечки — взбесилась, сунула нос в дело — озадачилась, вспомнила о порученной роли психиатра — надулась значительностью.

Внезапно женщина-«психиатр» сменила тон, чтобы побеседовать «поженски». Разговора не получилось. Как обтекаемо пишут в подобных случаях — «эксперт не нашла подход к испытуемой». Попросту говоря, «эксперт» почему-то вскипала от каждого ответа, пытаясь тупо язвить.

— Почему вы назвались «огурцовой»?

— Так было принято в социальных сетях в начале нулевых.

— Нет, все-таки ответьте, почему?!

— Да откуда ж я сейчас упомню? Это же давно было. Могу лишь предположить. Может, от поговорки «режь последний огурец»… Или как Ильинский орал в трубку: «Огурцов на линии!» Да мне все равно было.

— Но вы же не Огурцова!

— Так и Ильинский — не Огурцов, но в психушку для дачи объяснений его никто не приглашал. Разве ник так уж важен? Это же шутка!

— Шутка, которая закончилась очень плохо!

Несложно догадаться, что дама-следователь под видом «психиатра» настроилась наносить мне продуманные и расчетливые психологические удары, примериваясь взглядом, как бы ощутимее уколоть. Нисколько не сомневаюсь, что сам день и время были назначены с учетом магнитных бурь и метеорологической сводки.

— Назовите максимальное количество компьютеров, когда-либо бывавших в вашем доме.

— Четыре, — ответила я, попутно ответив и на колючий взгляд, украдкой брошенный на меня несостоявшейся звездой психиатрии.

Это, конечно, замечательный вопрос для комплексной психологопсихиатрической экспертизы. У полураскрытой двери караулит следователь, а дамочка делает вид, будто я не читала поставленных ей вопросов, подписывая постановление об экспертизе. Не скрою, мне понравились ее «психиатрические» вопросы типа: «Как называется фирма, где вы работаете бухгалтером? У вас была миома или фибромиома?» На мои попытки вернуться в русло психиатрии, сославшись на 51 статью Конституции, дама вообще заорала, что перед ней поставлены «психиатрические» вопросы исключительно по делу. Будто я их не читала и не подписывала. Будто перед ней на столе не лежало то самое постановление о назначении судебной экспертизы, составленное с совершенно другими вопросами, на которые она точно не смогла бы адекватного и вменяемого ответа.

Далее «эксперт» начала добиваться, «зачем мне столько компьютеров». Обтекаемая формулировка «для решения сложных технических задач» ее явно не устроила. Ну, если один компьютер трое суток рендит картинку, мне возле него сидеть и семечки щелкать? Какая разница, кому чего сколько надо? Ее не спросили, с ней не посоветовались.

Позабавила так же попытка вышибить признание на основании моей подписи в том, что я ознакомлена в с протоколом и от дачи показаний отказалась. Мало ли, в чем меня подозревает господин следователь? У тетеньки свои важные психиатрические задачи, как можно не отвлекаться на рабочем месте?

Нет, лезет и лезет в дело: «Это ваши слова? Признайтесь, протокол экспертизы в уголовное дело не пойдет, это ваши слова?» Слова там были не то, чтобы «мои», они были… как бы это выразиться… общими. Думаю, и эта дама не раз в своей жизни орала: «Ты кончишь запираться, сука? Я тебя урою, так, что мать родная не найдет!» Что-то в таком роде.

«Вы понимаете, что раз подписали протокол, то признали свою вину?» — она так разволновалась, настаивая на моей немедленной «явке с повинной», что мне ее еще и успокаивать пришлось. С трудом прорываясь сквозь ее бессвязную речь, я пыталась ей объясняла, что расписалась в ознакомлении, а не в признании чего-то там, что им брякнет в их светлые психические головы. Мол, суд во всем разберется, то да се. Чего ей за других так надрываться-то?

В комнатенку зашел мужик и сел за стол у окна. Дама, обращаясь к нему, настойчиво попросила его обратить внимание на мой тяжелый психический случай. Мужик явно этого делать не хотел, тогда она принялась его пугать какой-то специализированной аббревиатурой, что, мол, у меня — маниакально-депрессивный психоз и много чего похуже, с головой неладно, короче. Типа шизнулась «испытуемая» в натуре, написала президенту страны по поводу того, что ее совершенно не касается. Подумаешь, разгромили детский лагерь среди ночи! Ее дочери ведь там не было, сидела бы спокойно. Нет, ей надо было письмо президенту написать с требованием разобраться с этим вопиющим, по ее мнению, инцидентом. А ведь всем известно, что президенту России пишут ведь одни сумасшедшие. Мужик как-то слишком тоскливо смотрел в окно, где на пустом дворе безобразно громоздились сугробы снега.

— Она еще и «писатель»!

Вот будто это я к ней пришла на прием, чтобы она поковырялась в моей психике. Далее ребром встал вопрос, почему я, строитель, занимаюсь макроэкономикой. Даже не ожидала, что ее так разозлит мое замечание, что и макроэкономика входит в сферу моих профессиональных интересов, поскольку я в докторантуру пошла по стратегическому управлению отраслями. Сам факт моего пребывания в докторантуре она решила записать мне в качестве основного признака шизофрении. Как известно, все шизофреники мечтают поступить в докторантуру, это у них так психическое заболевание развивается.

А чего мне-то возражать, собственно? Я ее попросила поинтересоваться, сколько чиновников и депутатов на своих рабочих местах, ни с того, ни с сего, — отучились в докторантуре по макроэкономике и стратегическому планированию, защитив докторские. И по состоянию экономики сегодня и дошкольникам понятно, что все они — невменяемые. Если уж рассматривать макроэкономическую ситуацию непредвзято, то такому великому «эксперту» должно быть понятно, что мы имеем дело с весьма опасными шизофрениками, нуждающимися в срочной госпитализации. Уверена, справка о невменяемости у них уже есть, они ею заранее запаслись, до «докторантуры».