— Прощин, командуй!
— Мужики, бойцов посчитайте, — попросил сержант. По окопам пошла перекличка: — Богатырев!
— Я…
— Возьми-ка мой взвод, ты боец грамотный, как погляжу.
— Так точно!
— Ну, дед ты растешь. Дня не прошло, а ты уже комвзвода, — уважительно сказал Вини.
— На войне бывает…
Связной потоптался…
— Это… Значит ты комроты? Комбат тебе приказал церковь взять.
— Знаю уже. Когда атаковать?
— Сейчас прямо. Лупят оттуда — не подняться из траншеи.
— Понятно. Сейчас так сейчас. Посчитались?
— Третий взвод — двенадцать! Второй — тринадцать! Четвертый — одиннадцать!
— Богатырев, у тебя сколько?
— Десять, извини ротный, я их еще по лицам не знаю…
— Сорок шесть штыков… Негусто… Рота! Слушай мою команду! Третий взвод, Русских ты там за старшего?
— Ага!
— Весь огонь по окнам и особенно по пулеметчику. Четвертый — ползком в обход церкви и гранаты во все дырки. Первый, второй… Приготовились… За мной!
Удобно же немцы придумали — ступенечки, чтобы из траншеи выбегать! Правда проход узкий. Потому сначала Еж подсадил Вини, а потом Леха подал ему руку. И побежали к церкви. Та ощетинилась огнем. Кто-то рядом ойкнул и упал. Дед подскочил к ним:
— Меня держитесь. В церкву позади заскочите. И не высовываться, ироды!
Потеряв на броске подстреленными пятерых, добежали до паперти и прижались к стене. Железная дверь в храм была закрыта.
— Вот гадство… И на окнах решетки!
— Без паники… Бинт есть у кого?
Несколько рук протянули деду бинты.
— Одного хватит… Гранаты есть у кого? Эти, с ручками, которые…
— Ргдэшки…
— Во-во. Штук пять дайте, Сейчас я германцам связку замастырю.
Сноровисто открутив ручки у четырех гранат и сняв рубашки, он примотал бинтом цилиндры друг к другу. Связка получилась увесистой.
— Эй, Богатырев, чего там ждешь! — раздался голос Прощина.
— Погодь, сержант… А ну-ка, бойцы… К земельке прижались!
Кирьян Василич размахнулся, примерился и метнул связку.
Взрыв прогрохотал такой силы, что стены вздрогнули. Дед высунулся из-за паперти. Двери выбило вместе с кусками стены.
— Гранатами! И вперед!
Еще несколько гранат влетели в церковь.
— За мной!
Дед побежал первым. Как-то по звериному он почуял неладное, извернулся и упал, в самих дверях. А, может быть, просто споткнулся. Потому очередь из алтаря прошла мимо. Кто-то из наших рухнул, захрипев. Автоматчик же в алтаре получил винтовочный залп и очередь из «Дегтяря». С хоров и окон попрыгали немцы. Завязалась рукопашная.
Еж перехватил винтовку как дубину и махал ей, словно великан деревом, матюгаясь на каждом вздохе.
За его спиной присел Вини, стреляя по скачущим теням и молясь про себя:
«Только бы не в своего, только бы не в своего!»
Увлекся. И, получив по каске автоматом, рухнул на каменный пол.
Еж краем глаза успел заметить эсэсовца за спиной. Винтовка с размаха так треснула немца по арийской голове, что приклад треснул. А голова фрица лопнула как арбуз.
Он бросил винтовку, сорвал лопатку с пояса, огляделся. На какого-то нашего бойца навалились сразу два ганса. Первому Еж саданул по шее, перерубив позвоночник. Второй успел отскочить, поднырнул под размах и прыгнул на Ежа, свалив его на пол.
И стал душить, ломая кадык.
Еж захрипел, забил ганса по спине кулаками. В глазах помутнело, Еж потерял сознание…
— Андрюх, вставай. Все! Все! — кто-то бил его по щекам.
Он помотал головой, приходя в себя. Невыносимо болело горло.
— Ну, ты зверюга! — Дед с уважением разглядывал убитого. — Нос ему откусил и глаза выдавил.
— Фу… — Ежа передернуло.
— Молодец, молодец. А теперь собрались все. Бой еще не закончен. Сейчас пулеметчика выкурим — и отдыхаем. Раненых перевязать. Двое со мной. Вини, ты как?
Тот сидел на полу, обхватив голову и покачиваясь из стороны в сторону.
— Порядок, в танковых частях… Только шатает и тошнит.
— Контузия… Сиди пока. Отдыхай. Еж, зверюга, ты со мной. В колокола позвоним… Кто еще. Вот ты, ага. Фамилия?
— Рядовой Кашин. Цел?
— Целее не бывает, товарищ командир.
— Тогда вперед! — дед подобрал брошенный автомат.
Пулеметчик все еще лупил с площадки колокольни.
Осторожно ступая по крутым, изношенным временем и избитым войной ступеням они подымались наверх.
Дед, шедший впереди, за очередным поворотом остановился.
— Стоять! Германцев там двое, как минимум. Так, что на шару их взять не получится. Стойте тут. Один пойду… Ежели что, Еж, кидай гранату туда и дело с концом.
— Может сейчас гранату?
— Пулемет хочу ихний целиком…
— У нас есть.
— Этот вроде помощнее. Немцам хочу радость устроить. Ночную и неожиданную.
Дед осторожно пошел дальше, заглядывая за повороты. Вот и люк…
А немцев и впрямь было двое. Один лихорадочно набивал ленты, второй выцеливал по траншее красноармейцев.
Дед прицелился… Второй номер поднял голову и лихорадочно заорал:
— ПЕТЕЕР!!!
И получил очередь грудь.
Первый номер оглянуться не успел.
Дед вылез на площадку, высунулся из окна и заорал:
— Братцы! Все!
Батальон тут же поднялся в атаку — сметая на своем пути гитлеровцев, зажатых между двух огней — с фронта и тыла.
— Еж, подь-ка сюды!
Еж вместе с Кашиным вылез на колокольню:
— Ленты подавай. А ты помоги пулемет перетащить. Они переставили МГ в другой проем:
— Ну, чудо немецкой техники… — Кирьян Василич дал длинную очередь по траншее, хорошо видимой по вспышкам выстрелов. — Хорошо… А вот еще!
После третье очереди пулемет почему-то заклинило.
— Ешкин кот… Чего это он?
— Кирьян Василич, у него стволы надо менять. — сказал Еж. Патроны у него то и дело выпадали из дрожащих рук.
— Тьфу, ек-макарек… А как, кто знает?
И Еж, и Кашин пожали плечами.
А дед выглянул на улицу:
— Уже и не надо. Наши в траншеи ворвались. Завтра с трофеем разберемся. Пошли вниз. Отдохнем.
— А который час? — спросил Еж.
Кашин посмотрел на часы:
— Двадцать минут второго.
— Всего? Я думал уже утро…
— В бою всегда так. Ладно, хватит трындеть. Пошли вниз.
Глава 14. Победа
Давай сыграем в ту войну,
Где мы с тобою не бывали,
Давай поверим в то кино,
Где нас с тобой не убивали.
Из трехлинейки не спугнуть -
От танков пули не спасали.
Не отменить, не зачеркнуть,
Что тут про них понаписали.
Шамиль Абряров
Первую половину дня таскали трупы. Эсэсовцев засыпали в воронках и притаптывали землю.
Нашим делали холмики и втыкали столбы с дощечками, где писали количество бойцов. Имена просто не входили. Список погибших составлял по смертным медальонам командир роты Прощин.
Список получился большой.
Из роты осталось живыми и не ранеными двадцать восемь человек. Взвод.
А с утра их поднял командир полка.
— Рота, подъем! — сонные, грязные, окровавленные, небритые, в изодранной форме бойцы выходили из церкви. Они там и спали рядом с трупами немцев, не в силах их вытащить после боя.
— Орлы… — сказал полковник. — Вот если в порядок себя приведете — соколами станете! А в порядок себя привести надо. Корреспонденты приедут, героев снимать будут. А вы, эвон какие басмачи. Кто командир роты?
— Сержант Прощин!
— Сержант… А ротой командуешь! Молодец!
— От всей роты двадцать семь штыков, товарищ полковник.
— Пополнение я тебе обещаю, сержант. И повышение в звании обещаю. А ты мне пообещай, что к обеду тут все чистенько будет. Пару немцев оставь, фотографы это любят. И еще мне пообещай, наградные листы к вечеру сделать, на особо отличившихся.
— У нас, товарищ полковник, все отличились.
— А ты лучших из лучших выбери.
— Тогда боец Богатырев у нас лучший из лучших.
— Это который? Покажи! Аааа… Георгиевский кавалер? А комиссар-то на тебя орал… Говорит, не по уставу. Ранили комиссара-то слышал? Чего скажешь? — похлопал Богатырева по плечу полковник.
— Товарищ полковник, так боец и вытащил товарища батальонного комиссара!
— Вот даже как? Герой… Ну и пиши тогда представление, как врио командира роты. Подпишем и отправим в Военный Совет армии. В царской армии в каком чине служил, боец? — спросил у Кирьяна Васильевича комполка.
— Унтер-офицер Богатырев, ваше… товарищ полковник, — вытянулся тот во фрунт.
— А я рядовым начинал! А в гражданскую?
Кирьян Василич помедлил… И резанул:
— Полк Дроздовского.
— Хе… Хорошо дрались! — неожиданно засмеялся комполка. — Помню, да… Прощин! Приказ помнишь?
— Произвести уборку территории, подготовиться к приезду корреспондентов и написать представления!