Калебу и в самом деле страшно хотелось кого-нибудь убить.
Миссис Прюитт… Господи, да он не вспоминал о ней вот уже целую вечность! Каждому подростку, достигшему определенного возраста, приходилось хотя бы раз во время каникул посещать занятия в ее воскресной школе, где они изучали Библию.
«Каждому подростку», — напомнил себе Калеб.
А не только братьям Хантерам.
Он перевел взгляд с Засранца на Мэгги, которая стояла между ними и жадно впитывала каждое слово.
— Я вынужден просить вас пройти со мною в участок, сэр.
— Нет, — ответил парень.
— Для чего ты хочешь отвести его в участок? — поинтересовалась Мэгги.
Он не собирался допрашивать этого малого в ее присутствии.
— За что ты его ударила?
Она пожала плечами.
— Он вывел меня из себя.
— Не хотел бы я оказаться на его месте. Ладно, джип вон там, — сказал Калеб, жестом указывая на вершину холма.
Вдали вздымались и опадали волны, похожие на воронку в гигантской стиральной машине. Калеб разглядывал вспененную воду и думал. Отбойная волна…
— Ты не можешь заставить меня идти с тобой, — злобно ухмыльнулся Костлявый.
Калеб стиснул зубы. В каком классе это было, в пятом? Он постарался прогнать непрошеные воспоминания о Дилане, то, как он отскакивает в сторону, чтобы не попасться под руку их отцу, и со слезами в голосе кричит: «Ты не можешь заставить меня!»
— У тебя нет силы, — презрительно бросил ему мужчина. — А у меня есть.
Калеб постучал себя пальцем по груди.
— У меня есть значок. — Это было сильнее душившего его гнева, страшнее пистолета у него на поясе. Это была власть, право на действия. — Пойдем.
А потом море, как живое, встало вдруг на дыбы и обрушилось на берег волной в добрых десять футов высотой.
Водяной вал ударил в Калеба, сбил его с ног и потащил за собой на пляж. Вода и песок бурлили вокруг него, ревели в ушах, забивали ноздри… Перед глазами у него заплясали зеленые, серые и золотистые искорки.
Волна обнимала и тискала его, сдавливала и царапала. Ботинки его волочились по камням подобно якорям, пытающимся зацепиться за грунт. Он сражался с приливом, пытаясь удержаться. Пытаясь не задохнуться.
Паника вдруг хлынула ему в легкие.
Мэгги…
Он с трудом вырвался из цепких объятий волны, тащившей его в море, пошатываясь, поднялся на ноги и увидел ее в нескольких ярдах от себя. Мокрая белая одежда облепила каждый изгиб ее великолепного тела, и она стояла по щиколотку в белой пене прибоя.
Она смахнула с лица промокшие пряди волос.
— Вот теперь я разозлилась по-настоящему.
Калеб едва не рассмеялся. Он откашлялся, прочищая легкие, и сплюнул, вытирая соль с губ.
— Где он? Где этот…
Тот парень, утверждавший, что он и есть Дилан.
Мэгги приставила ладонь к глазам, защищая их от яркого солнца и глядя на невозможно спокойное море. Утихомирившаяся вода отхлынула с негромким шепотом, открыв ее босые ноги, твердо стоявшие на клочке суши.
— Вон там. — Она показала на блестящую черноволосую голову, мелькавшую вдалеке среди волн. — Скажи своему брату «до свидания».
— Да пошел он… — устало выдохнул Калеб и потянулся к телефону.
Будет ли он работать после такого купания?
— Что ты делаешь?
— Вызываю спасательную лодку. Его уносит отливом.
— Нет, не уносит. Видишь? — Она положила руку на его мокрый рукав, заставляя взглянуть в указанном направлении. — Он плывет.
Калеб посмотрел. Течение, которое должно было подхватить и унести незнакомца в открытое море, оказалось бессильным, и черноволосая конусообразная голова с легкостью двигалась в воде параллельно берегу.
— Все равно он слишком далеко. Он долго так не продержится. Как и любой другой на его месте.
— Любой человек.
Калеб нахмурился.
— Именно это я и имею в виду.
— Ни один человек не сможет уплыть так далеко. Дилан сможет. — Мэгги улыбнулась ему. В ее глазах не было видно и следа помешательства, лишь легкая грусть. — Твой брат — не человек, Калеб.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Лицо Калеба замкнулось, как створки раковины, гладкие, блестящие и твердые.
У Маргред упало сердце. Он ничуть не походил на ее возлюбленного. Он выглядел… в общем, он выглядел как человек, который целыми днями расспрашивает других людей об их мотивах и поступках. Она почти пожалела о своих словах.
Слишком поздно.
Она просто обязана была рассказать ему правду, потому, что это он спас ее в ту ночь на пляже. Потому что она узнала о том, кем была его мать. Может быть, еще с того самого момента, когда он впервые вошел в нее и прошептал ее имя, зарывшись лицом ей в волосы.
— Ты пережила шок, — сказал он.
Вежливо. Отстраненно. Нейтрально.
— Давай лучше я отвезу тебя к Донне Тома.
Он не поверил ей.
Она и не ожидала, что это случится, тем не менее, ее так и подмывало закатить ему такую же пощечину, как и его братцу.
— Мне не нужен врач. Мне нужно, чтобы ты меня выслушал.
— О, я слушаю тебя, и еще как! На мой взгляд, твою голову должен осмотреть врач.
Она оскалила зубы в недоброй усмешке.
— Ты говорил, что хочешь знать правду.
— Да, говорил. Но мне нужны факты, а не досужие вымыслы.
— Получается, ты не готов признать факты, которые не вписываются в твою теорию?
«Ага, проняло», — с удовлетворением отметила она.
Губы его сжались в тонкую, неразличимую полоску.
— Хорошо. Ладно. Давай выкладывай.
Но теперь, когда она безраздельно завладела его вниманием, предстоящая задача представлялась Мэгги огромной и непосильной. Она коснулась ожерелья на шее. Чтобы подбодрить себя?
— Даже не знаю, с чего начать.
Выражение его лица не смягчилось, но в зеленых глазах, когда она встретилась с ним взглядом, светились терпение и спокойствие. Это были его глаза, Калеба.
Глаза полицейского.
— Обычно лучше всего бывает начать с начала, — заметил он.
Маргред открыла рот. И не произнесла ни слова. На дне лужицы, оставшейся после отлива, краб деловито перебирал раковины, простукивал их, открывал, отбрасывал в сторону.
— Вероятно, нам лучше присесть, — предложила она.
Он удивленно приподнял брови, но потом сложил свое длинное тело пополам и сел, вытянув больную ногу, и подошвы его мокрых ботинок царапнули по белым стенам известняковых фортов, выстроенных морскими уточками.[17] Солнечные зайчики играли в прядях его влажных волос, бросая сочные оттенки красок на лицо. Шея у него была сильной и слегка загорелой. И такой соблазнительной, что ей захотелось проверить ее температуру губами.