Говоров тихонько дремал над документами, во всяком случае, со стороны так выглядело. Он навис над папкой и сопел, стараясь не мешать страдать своему товарищу.
Звонок от Ермилова вывел из транса обоих. Говоров перестал медитировать над бумажками, Вася поперхнулся анальгином, а кашель только усилил боль.
— Немедленно ко мне, — потребовал Ермилов.
Тон его ничего хорошего Васе не сулил. Прикидывая, какие за ним огрехи, Егоров метнулся к шефу.
— Что с тобой? — встретил его не слишком приветливо полковник. — Глаза красные.
— Я кашлял, — смутился Егоров. Он понял, что его заподозрили в принятии горячительных напитков, чем он никогда не грешил, считая алкоголь губительным для стрелка.
— Разве можно так кашлять, что глаза вываливаются? — Ермилов сидел с опущенной головой, и Василий терялся в догадках, к чему все эти прелюдии.
Нечто шефа настолько вывело из себя, что он никак не мог собраться с мыслями или, что хуже, подбирает приличные слова, которыми собирался майора за что-нибудь отчитывать. «Отчитывать всегда есть за что, — так заявлял Ермилов на совещаниях, чтобы подчиненные не расслаблялись. — А если не за что, не обольщайтесь, я найду».
Вася ошибся. Выговаривать ему никто не собирался.
— Нам скинули, если можно так выразиться, бомбу. И надо чтобы она не взорвалась у нас в руках.
— Кто скинул? — задал правильный вопрос Егоров.
— Формально СВР, но после решения руководства, — Ермилов ткнул указательным пальцем в потолок.
Майор машинально поднял глаза к потолку и рассмотрел в деталях две старые, еще советские люстры с огромным плафоном по центру и дюжиной маленьких плафонов, ответвлявшихся от центрального на бронзовых рожках.
— Такое решение было принято в связи с деталями, изложенными в твоем весеннем отчете по курду. Детали нашли продолжение в полученной СВР информации. Более того, руководство после консультаций с нашим Плотниковым пришло к выводу, что в большей степени это должно проходить по линии ДВКР. В самом деле — наш профиль.
— Что-нибудь о Докторе? — оживился Вася и после одобрительного кивка Ермилова сел к столу для переговоров. — Нет?
— Да как сказать. Есть запись, уникальная в своем роде. Как уж ее добыли агенты СВР, остается только гадать. Мне лишь сказали, что это стоило жизни одному парню. Информация едва не оказалась в руках Ирана, но на данном этапе она стала нашим эксклюзивом, как сказала бы Меркулова. Значит, так, Василий Стефанович, — Ермилов погладил столешницу, — дело настолько секретное, что секретнее не бывает. Работать по нему необходимо со всеми предосторожностями. Никаких сотрудников не привлекать, кроме Говорова. Создается группа, вернее сказать, дуэт, с целью проведения всесторонней аналитической работы. Ты старший. Вот распечатка записи одного чрезвычайно занимательного диалога, по-видимому состоявшегося этой весной.
Он протянул Василию папку с грифом особой важности и регистрационным номером, открытой датой, когда ориентировочно данный документ может быть рассекречен. Внутри имелась вклейка с перечнем должностных лиц, которые имеют право ознакомиться с данным документом. Василий нашел в очень коротком списке фамилии Говорова и свою.
Егоров ерзал от нетерпения. Горел желанием приступить к чтению. Он успел углядеть в шапке, что это стенограмма с аудионосителя.
— А где сама запись?
Ермилов показал ему красноречивую фигу:
— Получишь, когда прочтешь это и сделаешь предварительное заключение о целесообразности дальнейших экспертиз. Нам не нужны лишние уши и глаза.
— Хорошо бы проанализировать собеседников так же, как мы интервью курда разложили по полочкам. А тут явно необходима фоноскопическая экспертиза.
— Ты хоть выслушай задачу.
— Как в школе. Условия задачи, — пробормотал Вася.
Он уже догадывался, что будет. Его сейчас прибьют гвоздями запретов к полу и прикажут переползти площадь, где некогда стоял незабвенный товарищ Дзержинский, а теперь постамент Железного Феликса закатали в плитку, как и всю Москву.
— Первое — необходимо установить личности говорящих.
— Вот для этого и нужна экспертиза, — встрял Василий.
— Второе, — строго взглянул на него Ермилов, повысив голос, — выяснить, была ли эта беседа единственной или нет.
— Ха! — не сдержал эмоций майор. — Шутка?
Ермилов покосился на него и вместо ожидаемого выговора за фривольный тон пожаловался:
— Я тоже так подумал, когда меня инструктировали. Не шутка, — мрачный Ермилов покачал головой. — Ты думал, это все трудности? Нет, дорогой ты мой Стефаныч. Это только цветочки. А ягодки — без необходимости не проводить никаких экспертиз, держать все в глубочайшей тайне. Так что тебе с Говоровым придется стать и лингвистами, и аналитиками, и политологами, и геополитиками, чтобы понять что к чему. Единственное, о чем я договорился, мы сможем делать запросы в СВР с конкретными вопросами, которые не позволят кому бы то ни было догадаться о нашем главном интересе.
— Так ведь СВР нам и дала эту запись…
— Знает только их руководство. Некоторые экспертизы они провели сами. Но я пока тебе их не дам. Хочется получить твое и говоровское независимое мнение.
Вася покрутил головой, словно его душил галстук.
— Шеф, вы ведь ознакомились, — он тряхнул папкой. — А что тут за бомба в двух словах?
— Это, если можно так выразиться, сепаратные переговоры американцев, турок в присутствии израильтян. По Сирии. Есть уже некие предположения, кто бы это мог быть, я имею в виду по персонам.
— Если мы с Леней будем иметь список кандидатов, надо же провести фоноскопическую экспертизу. Люди, как я понимаю, известные, значит, есть образцы голосов, выступления в прессе.
— Образец голоса американца, я думаю, мы отыщем, а вот турка и