— Проходи быстрей, — шепнул он. — За тобой никого?
— Дождь скоро начнется, — чуть удивленно, что он так легко ее запускает, сказала Симин парольную фразу. — Может, и гроза будет?
— Так бывает над Босфором. То ясно, а то вдруг налетит шторм, поднимет волну, — ответил парикмахер.
Симин разглядела его уже в соседней комнате. Молодой мужчина такого типа, который ей не нравился, — вечный юноша. Истертые выцветшие джинсы, мятая бледно-желтая рубашка-поло, серьга в ухе и тонкие усики на круглом лице. Что-то в нем ей померещилось лакейское. Однако сейчас она готова была кинуться к нему на шею и поплакаться, в какую ситуацию угодила…
Эмре тоже рассматривал девушку с интересом. Платок скрывал волосы, но он видел по контурам, что платком покрыта внушительная копна волос. Продолговатые почти черные глаза словно вобрали в себя стамбульскую ночь, царившую за пыльным витринным окном парикмахерского зала. Но в ее глазах ночь холодная, ледяная, наверное, зимняя, когда ветер с Босфора влажный и стылый и деваться на улицах древнего города некуда. Чтобы девушка пришла, должно было случиться нечто экстренное.
Парикмахер не знал деталей ее пребывания в Стамбуле, его просили только содействовать в непредвиденной ситуации. И такая ситуация наступила, судя по каменному лицу девушки.
Она присела к столу, телевизор все еще транслировал футбол, но без звука. Вспышки цветных бликов отражались на крашеной стене над топчаном. Тут пахло смесью одеколонов и шампуней, как и в зале, но не так концентрированно. За распахнутой дверцей металлического шкафчика, стоящего в углу, виднелись белый парикмахерский халат и кожаная куртка.
Симин выложила на стол флешку:
— Я не могу это везти с собой через границу. Необходимо передать ее в ваш Центр.
Его резануло уточнение «ваш». Он не мог знать всех тонкостей взаимоотношений Москвы с этой персиянкой. Эмре обычный связной. Но понял, что отношения непростые.
— Передадим, — Дамла взял флешку и положил в один из конвертиков, стопка которых лежала здесь же на столе.
Девушка с беспокойством проследила за его манипуляциями. Он заметил.
— Да что ты так волнуешься? Передам все в лучшем виде.
— За это меня казнят, — произнесла она сдавленным голосом и, опустив голову, стянула с головы платок. Волосы рассыпались по плечам.
Парикмахер невольно залюбовался ею, раздумывая, что могло такую красавицу вынудить заниматься разведкой. Он не верил в призвание. Видел только одного человека, служившего по призванию, — Горюнова. Тот просто рожден с такими нервами, психикой и энтузиазмом. «Какой-то генетический сбой», — думал о нем Эмре с улыбкой.
— У тебя есть яд? — спросила вдруг Симин.
— Чего? — он выкатил на нее глаза. — Ты спятила? Если тебя должны казнить, зачем ускорять процесс? Или боишься пыток? Тогда не возвращайся в Иран.
Она грубо выругалась на фарси. Если бы ее услышал Фардин, изумился бы витиеватости фразы, прозвучавшей из такого красиво очерченного ротика. Эмре уловил интонацию и покраснел.
— Выбирай выражения. Зачем тебе яд, можешь объяснить?
— Мне придется убрать члена своей группы. Он не должен вернуться в Иран. Он знает об этом, — она покосилась на конверт с флешкой, который теребил в руках Эмре. — Нарушив инструкции, прослушал запись. По приезду надо будет отчитываться, и он отчитается… О существовании флешки и о содержании записи.
— Э, нет, я про это ничего знать не хочу. Меня твои проблемы не волнуют. Выкручивайся сама. Мое дело передать. Мне хватает и своих рисков.
— Хорошо, пусть не яд, а какой-нибудь препарат для сердца, который у здорового вызовет фатальную аритмию.
Эмре закатил глаза от возмущения, но, поизучав потолок с серыми клоками паутины по углам, нехотя признался:
— У меня сестра в аптеке работает, фармацевт. Она в этой фигне разбирается. Но как достать препарат? Я не могу ее подставлять.
— Через сорок минут я должна поехать на встречу с моим человеком. Другой возможности с ним увидеться до отъезда не представится.
Достав телефон, Эмре снова закатил глаза, но начал набирать номер.
— Зачем я ввязался в это? — спросил он в пространство и, вздрогнув, заговорил в трубку: — Красавица, извини, что так поздно. Есть к тебе дело. Очень срочное и важное. Да никуда я не вляпался! Я могу к тебе подъехать? — обернувшись к Симин, он велел: — Сиди здесь. Я задерну штору на двери, тогда с улицы не видно свет. Жди.
За двадцать минут, которые он отсутствовал, Симин взяла себя в руки. Обратной дороги нет. Надо сворачиваться в Турции и уматывать, пока за ними по следу не пустили все спецслужбы. Она сомневалась, что Яглом вообще поедет на этой проклятой машине. Но все же флешка до сих пор под днищем машины, а значит, есть шанс завершить операцию успешно. Она никогда с такой пылкостью не желала смерти своим объектам, как сейчас. Яглом — участник той беседы с флешки. Подонок! Грош цена выводам этого дутого эксперта. А выводы его приводят каждый раз к новому витку войны.
— Тварь, мразь, — ругалась она негромко.
Симин с радостью бы привезла запись в Иран, если бы не просьба Фардина все, что удастся добыть, передать ему или в Центр через Эмре. Хорошо бы опубликовать запись. Как бы забегали все американские и еврейские тараканы, да и турки не обрадовались бы. Чего им стоит отказаться от иранской нефти, которая нужна им как воздух, но они стелются под американцев.
Но так же она знала, что банальная публикация практически ничего не дала бы, кроме доводов для иранской пропаганды. Все, кто участвовал в данной беседе, сказали бы что запись фальсификация. И хоть ты обклейся с ног до головы заключениями экспертов о ее подлинности, они будут твердить свое.