Винсент склонился в глубоком поклоне:
— Как скажете, господин.
Аластер никогда не сидел в кресле возле камина. Он и сейчас не хотел этого делать и начал бродить по просторным одиноким комнатам, однако не мог найти себе места. В душе творился хаос.
Что произошло на балу?
Он наполнил ванну и постарался упорядочить бесформенные мысли.
Отчего так закричал князь Винтер? Его взволновала девушка танцовщица? Почему? Почему от маленького князя по полу разошлись трещины?..
Он погрузился в горячую воду с головой…
Сколько терзаний, сомнений, вопросов! Перед мысленным взором всплыл великолепный Император, окруженный ореолом солнечного света. Как можно к одному человеку испытывать столь противоречивые чувства… глубокое уважение, любовь, восхищение, а вместе с тем…
Вынырнув, Аластер вздрогнул. Перед ним стоял Винсент.
— Господин, мы вернули второе кресло на место, как вы велели…
— Хорошо. Я же сказал, можете идти.
— Да, господин, только понимаете… к вам посетитель.
— Посетитель, сейчас?
— Да… э-м-м, — Винсент не мог подобрать слов, впервые на памяти Аластера, — э-м-м, мне не велели говорить вам кто это… но посетитель просил передать, что, если вы не выйдете через пять минут, он сам зайдет к вам.
Это мог быть только один человек.
— Принесите мне чистую одежду и можете идти.
Слуга с радостью выполнил приказ.
— До завтра, господин.
Надо же, какой резвый. Неужели испугался? Это всего лишь Цесаревна.
Аластер оделся и вышел. Он был прав, на второ-сером диванчике в гостиной удобно расположилась Элизавет.
Она по-прежнему была в белоснежном бальном платье, волосы уложены в сложную прическу. Интересно, как вообще эта конструкция умудрялась держаться?
— Ты всегда выходишь из ванны в парадно-выходном костюме?
— Когда в гостиной меня ожидает Цесаревна, то да.
Она усмехнулась и протянула ему бутылку приятного золотого оттенка.
— Поговорим?
Он очень хотел с ней поговорить! Держать обиду было невыносимо, но и простить ее так просто он не мог. Она, значит, решила помочь ему в этом?
Аластер безразлично пожал плечами и достал из буфета два бокала.
— Поговорим. Расскажешь, что произошло на балу?
Золотая жидкость в хрустале выглядела волшебно.
— Что именно тебя интересует?
— Что случилось с князем Винтер? — задал он тот вопрос, который казался ему ключевым.
Не чокаясь, они сделали по глотку, вкус был неприятным. Аластер не любил алкоголь. Резкая, обжигающая гадость и затуманенный разум — кто вообще это придумал?
— Я сама не знаю наверняка, — начала Элизавет.
Аластер посмотрел на нее с сомнением. Пришла сюда, чтобы продолжать врать?
— Думаю, дело в их семейной магии, — заторопилась она объяснить. — Ты же знаешь, Магия Тьмы. Она влияет на разум человека. Возможно, к старости сводит с ума. Что он имел в виду, когда кричал «это Она», я не знаю.
— А откуда взялись трещины на полу? Что Виктор сделал с молодым князем?
Элизавет пила алкоголь привычно, но красиво, мелкими неторопливыми глотками. Аластер подсел к ней на диван, но на достаточное расстояние.
— Не думаю, что это Виктор что-то сделал с молодым князем. Вероятнее всего наоборот, трещины на полу появились из-за мальчика. Волшебство Тьмы уже перешло к нему, и он просто не смог его сдержать. Мне кажется, молодой князь пытался никому не навредить, а Виктор помог ему в этом… Аластер, прости меня!
Из-за неожиданной смены темы Аластер не успел сообразить и защититься горькими мыслями.
— Что?
— Прости меня за то, что не рассказала про отца. Да, он с самого начала знал про наше общение с Ферроу. Мне казалось, так будет лучше. Ты захотел бы ходить к художнику, зная, что это происходит под контролем? Ты пойдешь к нему теперь?
Он задумался только на секунду.
— Если бы это касалось одного меня, не пошел бы. Но я никогда так не поступлю с Ферроу, и ты не смей, мы нужны ему.
Элизавет кивнула. Вероятно, такой исход событий ее вполне устраивал.
— Ты все еще злишься на меня? — спросила она, забавно косясь в его сторону.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Аластер отрицательно покачал головой. Пожалуй, сейчас это было правдой.
Как бы ей объяснить? Как бы выразить свои чувства, чтобы она сразу все поняла?.. Но мудрая Богиня справилась сама.
— Теперь эти комнаты исключительно твои? — спросила она, обводя бокалом помещение.
Аластер кивнул.
— Я не знала, что господин и госпожа Рикмор в этом году были в списках, — сняла она с его души и второй груз. — Если бы знала, то обязательно сказала. Правда! Тебе сейчас очень одиноко?
Аластер повторно кивнул. Да, сейчас он чувствовал, что мир вокруг опустел и стал вдруг слишком тихим.
— Я понимаю, — отозвалась она негромко. — С этой пустотой мы давние знакомые, в моем сердце для нее отведено специальное помещение.
Элизавет выпила до дна залпом. Согласно правилам приема знатной гостьи, Аластер не мог отставать, поэтому пересилил себя и тоже влил в горло все, что у него оставалось — больше половины бокала. Еле сдержался, чтобы не сморщиться.
— Аластер, позволь, я… Понимаешь, у меня ужасно болит голова…
Элизавет говорила несколько неуверенно! Все дело в алкоголе? Да нет, она не кажется пьяной.
— Болит голова… У меня здесь даже нет ничего для отката… Хочешь, я могу на себя забрать…
— Нет, я не о том. Голова болит от прически… Ты не будешь возражать, если я ее…
Не будет ли он возражать? Да он всегда мечтал увидеть Элизавет с распущенными волосами, прикоснуться к ним… А вот это точно сказывался алкоголь. Дьявольское зелье!
— Конечно расплетай. Я никому не скажу, что ты посмела находиться в моем присутствии с неубранной головой.
Элизавет ловко вытащила из прически длинную шпильку, и вся конструкция тут же развалилась. Неужели все держалось на одной такой длинной острой… штуке?
Аластер хотел сдержать вздох, но не смог. Он был прав, когда думал, что ему понравится лицо, обрамленное каштановым ореолом, что он захочет… Все, больше ни единой капли алкоголя в жизни! Его бросило в жар.
— Ты не мог бы обновить наши бокалы? — попросила Цесаревна.
Как быстро, однако, ему пришлось нарушить клятву трезвенника! Руки не хотели слушаться, поэтому вторую порцию золотой жидкости он наливал крайне неуклюже и долго.
Элизавет взяла бокал, но сразу отставила его и придвинулась ближе к Аластеру.
Как же от нее пахло! Так нежно… он хотел, чтобы этот запах был с ним всегда, чтобы никогда не покидал его.
Сердце бешено забилось, когда Элизавет прикоснулась ладонью к его щеке. Что же она делает? Что нужно сделать чтобы продолжала?
Сидеть смирно, чтобы не спугнуть? Точно! Замереть, тогда она не упорхнет от него.
— Аластер, ты, наверное, теперь мечтаешь о встрече с родителями там, на Эмбере?
А Аластер вообще-то не мог ответить, он даже моргнуть боялся. Она наклонилась к нему близко… совсем близко, ее губы почти коснулись его уха.
— Так вот, знай. Я никогда и ни за что не позволю тебе меня покинуть. Ты навсегда останешься со мной.
Он был согласен на все и сразу. Не важно, что она сейчас говорит, он обдумает это позже, если, конечно, вспомнит. Главное — то, что она сейчас делает.
Она немного отодвинулась от него, но только для того, чтобы посмотреть в глаза.
— Ты принял годы жизни?
Аластер яростно старался сообразить, что она спрашивает… Какие еще годы жизни? Осознав, наконец, чего она от него хочет, прошептал:
— Нет.
Она нахмурилась.
— Глупый ребенок, я не позволю тебе стать старше меня.
Мозг Аластера сумел выделить опасную в данный момент информацию, и он с нажимом ответил:
— Я уже давно не ребенок.
Элизавет вздохнула:
— Шестнадцатилетний мальчик. Конечно же, ты ребенок. Боюсь, для меня ты будешь им всегда. Но раз уж тебе предстоит провести со мной вечность, пусть она не будет в тягость…
Это была очень длинная ночь.