Как оказалось потом, они рассматривали список сопровождавших и запретили прямодушному и преданному государю адмиралу К. Д. Нилову следовать в поезде.
В те недостойные, безумные дни даже среди думающих людей Ставки преобладало глупое до наивности мнение, что пребывание около государя графа Фредерикса, генерала Воейкова и адмирала Нилова может вызвать лишнее возбуждение толпы.
О том, что государя постановлено было лишить свободы, не обмолвился ни одним словом и генерал Алексеев, пришедший проводить государя и ожидавший Его Величество в коридоре его вагона и, вероятно, об этом уже знавший.
О таком, не имеющем названия постановлении, покрывшем навсегда позором лиц, его подписавших, я узнал лишь случайно из газеты, на второй, кажется, день по его опубликовании.
Около 4–5 часов вечера государь, простясь со своей матушкой, покинул ее вагон и направился в свой поезд, стоявший на соседнем пути. Собравшиеся на проводы отдавали честь и обнажали головы…
Находившийся на пути следования государя бедный адмирал Нилов низко-низко наклонился и на виду у всех поцеловал долгим поцелуем руку государя.
Его Величество не спеша вошел в вагон, показался у окна, и поезд стал медленно отходить от Могилева.
– Вот до чего мы дожили, – вырвалось у меня с горечью в обращении к генералу Алексееву, стоявшему недалеко от меня.
– Это все равно должно было бы быть, – после краткого раздумья, но уверенно возразил он мне, – если не теперь, то случилось бы потом, не позднее, чем через два года!
Что этим он хотел сказать? Почему упомянул даже о сроке? Были ли его слова лишь жалким наивным самооправданием или в них слышалось его страшное мнение о людях моей Родины?
Я глядел на собравшуюся кругом поезда, еще с утра, громадную толпу людей, сосредоточенно-молчаливую, почтительную, в большинстве грустную, подавленную… Почти весь Могилев собрался на эти печальные до отчаяния проводы.
Я видел слезы у многих. У этих мне теперь хотелось спрашивать ответа. Я чувствовал, что не одно любопытство привело их сюда.
Они пришли провожать не низложенного врага монарха, а покидавшего их своего природного, чтимого царя.
Этот русский народ не понимал всего совершившегося и не поймет никогда; он всегда думал иначе, чем его думские представители и «русские» генералы…
Он думал: «Нет, так не должно было бы быть, ни теперь, ни потом… Это все лишь господа наделали, потому что царь нашу руку держал…»
«Пусть будет Бог им судья!»
* * *
Утром на следующий день, 9 марта, около 11 часов императорский поезд, следуя через Оршу, Витебск и Гатчину, прибыл в Царское Село.
Судя по короткому рассказу, слышанному мною впоследствии от К. А. Нарышкина, и по словам моего старика Лукзена, этот недолгий, в большинстве, в ночные часы совершившийся переезд прошел почти совершенно так же, как и ранее.
Только в отличие от прежнего времени после короткого обеда, не собирались вместе а сидели большей частью по своим отделениям, подавленные и молчаливые.
Государь оставался почти все время также в своем кабинете.
Предположений о лишении государя и его семьи свободы со стороны ехавшей свиты в пути не возбуждалось.
Они, видимо, не знали, сказал ли вообще что-нибудь об этом Алексеев Его Величеству при отъезде из Могилева, да и присланные для «охраны» депутаты находились у себя, в своем прицепленном вагоне, и в свитском помещении не появлялись.
Как бывало всегда и раньше, утром, перед самым подходом поезда к Царскому Селу, все сопровождавшие лица свиты надели шинели и собрались в салоне вагона-столовой, чтобы проститься с Его Величеством.
Государь вышел к ним также готовый уже покинуть поезд.
Его Величество сердечно благодарил всех за службу, просил их повиноваться Временному правительству и, пожелав всем всего хорошего в дальнейшей жизни, каждого поцеловал при прощании.
Сам государь и все они были чрезвычайно взволнованы.
Бывший в тот день дежурным флигель-адъютант полковник герцог Н. Н. Лейхтенбергский в своем напечатанном рассказе так говорит об этом последнем прощании: «Когда поезд подходил к Царскому Селу, я спросил у государя, не имеет ли он передать мне какие-нибудь указания, распоряжения или желания.
Государь ответил: «Я прошу вас подчиниться Временному правительству. Это мое единственное желание и моя единственная просьба». Он повторил эти слова и всем лицам свиты, которые сопровождали поезд…»
Когда поезд остановился, Его Величество вышел и в сопровождении гофмаршала князя В. А. Долгорукова отбыл на автомобиле во дворец.
После короткой остановки для выгрузки царского багажа поезд направился, как бывало всегда раньше, в Петроград, где все не жившие в Царском Селе лица свиты, а именно генерал Нарышкин, герцог Н. Н. Лейхтенбергский и лейб-хирург Федоров и разъехались по своим домам.
Один очевидец – офицер, перешедший к революционерам, – наблюдавший прибытие императорского поезда на Царскосельской платформе, в своем рассказе, помещенном в книге генерала Дитерихса, резко отзывался о возмутившем якобы его тогдашнем поведении лиц свиты, прибывших из Могилева с этим поездом.
Хотя меня и не было в то время на Царскосельском вокзале, все же из изложенных выше мною рассказов я вынужден сильно сомневаться, чтобы описанная этим офицером картина могла иметь в действительности тот недостойный характер, как он о ней рассказывает.
Я вынужден сильно сомневаться, потому что: «быстро, быстро разбегаться с вокзала в разные стороны, оглядываясь по сторонам», – именно этим лицам, по приезде в Царское Село, не было никакой надобности.
Все они жили не в Царском Селе, а в Петрограде, и, как было рассказано уже выше, простившись с государем, на этот раз, судя по прощальным словам Его Величества, уже окончательно, продолжали спокойно оставаться в императорском поезде, с которым и доехали до Петрограда.
В искренность рассказов этих лиц, не участвовавших в перевороте и не изменявших государю, я верю.
Двух из них, К. А. Нарышкина и герцога Н. Н. Лейхтенбергского, нет уже более в живых.
Мой долг не только как бывшего их сослуживца, но и как просто человека обязывает меня передать с их слов, как было дело в действительности.
* * *
Только 2 апреля 1924 года я узнал также о рассказе придворного лакея Волкова, напечатанного в книгах Н. А. Соколова и генерала Дитерихса62, в котором упоминается без всякой, казалось бы, необходимой проверки и моя фамилия.
В книге генерала Дитерихса лакей Волков рассказывает так: «Нарышкин, Мордвинов и Лейхтенбергский были в поезде государя, когда Его Величество приехал в Царское Село после отречения. Приехав во дворец, государь спросил меня про Лейхтенбергского и Мордвинова: «Приехали ли они?» Я побежал и спросил об этом Бенкендорфа, Бенкендорф мне сказал: «Не приехали и не приедут». Я передал его слова государю. Он не подал никакого вида, а только сказал: «Хорошо».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});