…О том, наконец, как построить разговор с доном, хотя об этом Жогин беспокоился меньше всего. Мендосо согласился встретиться, значит, они не могут не договориться.
Ровный гул двигателей усыпил его, и остаток полёта Илья Витальевич проспал без сновидений, и уже только при заходе на посадку в аэропорту Куантран его разбудил Виктор. Пройдя без задержек таможню, через двадцать минут они был на месте: в небольшой деревушке на пересечении двух дорог. Здесь они пересели в другую машину, к деловитым господам в тёмных очках — эмиссарам Мендосо. Их вежливо, но тщательно обыскали, потом столь же вежливо завязали глаза, хотя окна машины и были затонированы до полной непрозрачности. Только после всех этих мер безопасности отправились дальше.
Ехали куда-то в горы. Машина беспрестанно поворачивала то влево, то вправо, двигалась то вверх, то вниз. Сначала Жогин пытался фиксировать повороты, но вскоре бросил эту затею. Достаточно ошибиться один раз, и вся работа насмарку. Кроме того, автомобиль вполне мог крутиться на одном месте — именно с целью запутать их с Виктором. Не имела смысла стараться. Решив так, Жогин отдался темноте и мягкой подвеске.
Дон Хоакин Карраро и Пуэнкато да Мендосо лишь отдалённо напоминал человека, изображённого на фотографии. С карточки смотрел молодой наглец, а перед Ильёй Витальевичем сидел средних лет человек, похожий на кадровика или бухгалтера. Очень спокойного кадровика или бухгалтера с колючими генеральскими глазами.
Стол, за которым они сидели друг напротив друга, был почти пуст, только в центре стоял декоративный светильник в виде цветка, в котором Жогин узнал автопереводчик последней модели. Той, которую «Звезда» ещё не вывела на внешний рынок.
Мендосо тихо заговорил по-испански, и светильник сразу ожил, зашевелил лепестками:
— Кофе, мистер Жогин? Или вы, как настоящий русский, предпочитаете чай?
— Спасибо, но лучше к делу, — ответил Илья Витальевич.
Мендосо прищурился:
— Извольте. Что вам надо, мистер Жогин?
— Мой сын подсел на героин, — сказал Илья Витальевич. — Я боюсь за его жизнь.
В глазах дона мелькнуло презрение, губы растянулись в издевательской улыбке. Сволочь, какая сволочь! Жогин заставил себя успокоиться. Не хватало погибнуть из-за собственной несдержанности.
— Что поделаешь, мистер Жогин, — развёл руками Мендосо. — Это бизнес. Вы знаете, что такое бизнес, вы и сами бизнесмен.
— Это мой сын, — сказал Жогин.
— Все мои клиенты чьи-то дети, — сокрушённо покачал головой Мендосо. — Впрочем, я могу, — он ненадолго задумался, — я могу распорядиться… попросить… не отправлять товар в ваш регион. Это потери, но что не сделаешь ради хорошего человека?
Он наклонил голову и испытующе посмотрел на Жогина.
— Бесполезно, — произнёс Илья Витальевич. — Мой сын предпочитает самый лучший порошок, ваш порошок, Мендосо, и он его найдёт.
— Запретите ему. Заприте его, вы же отец?
— Мы и так в ссоре, — сказал Жогин. — Зачем мне портить отношения окончательно?
— Странно, — сказал Мендосо. — Посмей мои дети… — он не закончил очевидную мысль. — Но зачем вы тогда просили встречи?
— Я предлагаю вам заработать, — сказал Илья Витальевич.
— Что?!
Маска небрежной невозмутимости на лице Мендосо на миг дала трещину.
— Здесь… — Жогин щёлкнул замком дипломата. Охрана дона напряглась, Виктор прикусил губу, подался вперёд. Лязгнули затворы.
— Прекратите! — ухмыльнулся Мендосо. — Карлос, Хуанито! Вы что? Мистер Жогин слишком богат, чтобы привезти сюда бомбу. Он ценит свою жизнь, не так ли, мистер Жогин?
— У меня, — спокойно, словно ничего не произошло, сказал Жогин, — есть другой порошок. — Он положил перед Мендосо запаянный пластиковый пакет. — Здесь двести грамм чистого панацина. Всего миллиард, и он ваш.
— Панацина? — приподнял бровь Мендосо. — Что это? Оно может стоить миллиард? Миллиард чего?
— Рублей, конечно.
— Пятьдесят миллионов евро, — сделал нехитрый пересчёт Мендосо. — Это немалые деньги, мистер Жогин. Зачем мне платить такие деньги за ваш… панацин?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Добавляйте его в конечный продукт в отношении один к десяти тысячам.
— Зачем? — начал злиться Мендосо.
— Ваши клиенты не перестанут колоться, — объяснил Жогин, — но перестанут умирать.
— И какой смысл?..
Мендосо замолчал. Понял. Жогин улыбнулся: смышлёный… Впрочем, другие редко поднимаются на самый верх. Не всем же так везёт, как ему самому.
— Я проверю, — хрипло сказал Мендосо. — И если…
— Проверьте, — ответил Жогин. — Никаких «если» не будет. Только бизнес.
Он бросил на стол карточку.
— Здесь счёт. И постарайтесь проверять не слишком долго. Мой сын… Он не примет моей помощи, отношения и так ни к чёрту, он скорее умрёт… Мне больно его терять.
— Вообще перестанут? — спросил внезапно Мендосо.
— От порошка только, — отозвался Жогин. — Отвезите нас в аэропорт.
***
— Зачем ты давал ему деньги?
Губы у Марины дрожали, а в глазах стыла привычная ненависть. Жогин не ответил. Что толку ругаться, толочь воду в ступе?
Он подошёл к сыну. Артём лежал на сбитых простынях, сжавшись в комок, спрятав голову в ладонях. Серая кожа обтянула рёбра. Жогин едва удержался от ругани. Чёрт, мальчишке всего девятнадцать лет! Может быть, стоило таки подбросить Мендосо бомбу? У Алекса точно нашлось бы кое что, о чём не знает Хо́мяк. Вот только смерть Мендосо не спасла бы Артёма…
Сын открыл глаза и застонал, потом задрожал в ознобе. Открылась дверь, вбежала нанятая ими недавно сиделка, склонилась над Артёмом. В руке она прятала инъектор. Плохо прятала, его заметил Илья Витальевич, его заметила и Марина.
— Не смей! — завопила она, кидаясь к сиделке. Жогин удержал её за руку, прижал к себе.
— Что ты делаешь?! — закричала Марина уже на него. — Это наркотик, я видела такие!.. Хочешь убить сына?!
Она вывернулась, но опоздала. Сиделка уже ввела дозу и, пряча лицо, выскочила за дверь.
— Ты! Ты!.. — Марина задохнулась от возмущения. — Зачем ты это сделал?! Ему нельзя, он умрёт! Ненавижу!
Она ударила Жогина в грудь, ещё и ещё раз, потом попыталась вцепиться ногтями ему в лицо. Илья Витальевич не защищался, просто отстранялся; глаза ему ещё пригодятся.
Наконец Марина устала.
— Зачем… — повторила она обречённо.
— Всё будет хорошо, — сказал Жогин. — Посмотри.
Артём спал, глубоко и спокойно дыша. Дрожь ушла, кожа на глазах обретала нормальный цвет.
***
— Вы знаете, Илья Витальевич, агентство реорганизуют, — полковник Хо́мяк разливался соловьём. — Созданы три новых отдела, появились вакансии. Думаю вот, — он мечтательно закатил глаза, — плюнуть на всё и укатить в столицу? Как смотрите, Жогин?
— Зачем вы мне это рассказываете, полковник? — спросил Илья Витальевич. — Что-то случилось?
— Случилось, Жогин, случилось, — не стал отнекиваться Хо́мяк. — Вы в курсе, что такое обдолбанный наркоман?
— У меня, если помните, сын… — начал Жогин.
— Плевать на вашего сына! — рявкнул Хо́мяк. — Ваш сын это ваши проблемы. Что такое обдолбанный наркоман, агрессивный наркоман, которому не хватает денег на дозу, который только об этом и думает? Смертельно опасный социопат в людном месте? Видели такое?
— Не имел удовольствия, — сжимая кулаки, сказал Жогин.
— А придётся, — сообщил полковник. — Сейчас, с минуты на минуту…
Тренькнул телефон. Хо́мяк схватил трубку, молча выслушал и зло улыбнулся Жогину: — Поехали!
Супермаркет окружали два ряда оцепления: полицейское и МЧС. За ними столпились зеваки, газетчики и телевидение. Чуть поодаль, не глуша моторов, дежурили несколько карет «Скорой помощи». Хо́мяка с Жогиным пропустили без слов; полковника здесь знали, Илья Витальевич тоже успел засветиться в компании сильных мира сего.
За торговым залом наблюдали суровые омоновцы в полной выкладке. Командовал ими седой подполковник. Они перекинулись с Хо́мяком парой слов, подполковник кинул на Жогина злой взгляд и подозвал одного из подчинённых: