Эти краткие заметки по поводу суда над Синявским и Даниэлем я закончу любопытным штрихом, относящимся к «общественному обвинителю» Аркадию Васильеву – тому самому, который получил $13 200 перед процессом*[7].
После трудов праведных на суде этот человек отправился отдыхать в писательский Дом творчества в Голицыне, под Москвой. И сразу же обнаружил, что там никто не хочет говорить с ним, подавать ему руку и даже сидеть за одним обеденным столом. Люди не придавали этому характера открытой демонстрации, они просто избегали его – и все.
Полицейский провокатор обиделся. И проделал номер, вполне достойный его морали и интеллекта. Перед обедом, за полчаса до начала, он занял место перед единственным входом в столовую, как бы дыша воздухом. Он хотел поставить писателей в безвыходное положение обязательной встречи с ним нос к носу и «взять на заметку» тех, кто демонстративно отвернется. Результат был самый неожиданный: половина отдыхающих, не дойдя до дверей, повернула обратно и вообще не обедала в столовой в тот день. Остальные проходили, что-то бормоча в ответ на его дружелюбные приветствия. Право, одно это говорит больше, чем все заклинания передовых газетных статей о «монолитности советского общества».
VI.
Положение в советском искусстве, изобразительном и театральном, очень схоже с тем, что делается в литературе.
В 1962 году журнал «Молодая гвардия» попросил меня пойти к самому «ведущему» советскому художнику Владимиру Серову и взять интервью. Серов в искусстве – это примерно то же, что Шолохов в литературе, и повидать зверя в его собственной берлоге было соблазнительно. Уговорившись с ответственным секретарем журнала Игорем Смирновым, что мое имя не появится на страницах, что я просто изложу слова Серова о работах молодых художников, я поехал.
Предварительно, по телефону, Серов дал согласие сказать несколько слов для «Молодой гвардии». «Всем отказываю, – пророкотал он дружелюбным басом, – а молодогвардейцам не могу. Люблю этот журнал. Вы уж извините, я вас на своем чердаке по-рабочему приму, без приготовлений, – работаю».
«Чердак» Серова оказался грандиозной двухсветной студией на верхнем этаже нового дома между гостиницей «Украина» и Киевским вокзалом – в самом прекрасном районе Москвы. Кроме огромного зала, который мог раздвижной перегородкой делиться на две части, в студии были какие-то комнаты и даже кухня -— все это не для жилья, Серов живет где-то в другом месте. Меня встретил невысокий круглолицый седой человек, странно похожий на Хрущева. Он извинился за свой вид – распахнутая на груди старая рубаха и мятые штаны в краске – и пригласил садиться.
Первое, что я увидел в студии, была исполинских размеров картина, известная мне еще по школьным учебникам, – «Ленин провозглашает советскую власть». Стояла она на каком-то невероятно сложном станке с рукоятками и рычагами. Пользуясь правом журналиста задавать вопросы, я немедленно спросил:
— Владимир Александрович, разве эта картина так и стоит у вас в студии? Ведь она же написана очень давно, я ее помню с детства.
Серов ласково улыбнулся.
— Да нет, голубчик, это не совсем то, что вы помните. Подлинник в Пекине, а это... м-м... авторское повторение, несколько более современный вариант. Присмотритесь – поймете.
Я присмотрелся и понял. На «авторском повторении» не было Сталина, который в подлиннике, разумеется, стоял плечом к плечу с Лениным на трибуне Смольного. В другой части зала стояла, тоже на станке, картина несколько меньших размеров – опять Ленин, идущий куда-то по булыжной мостовой, а рядом теснятся какие-то типичные «пролетарии».
— Я думаю назвать это «С Лениным», – серьезно сказал Серов, – Как вам название?
Я одобрил название, мысленно благодаря Бога за то, что Серов не спросил «как вам картина?» Ибо сказать, что это была бездарная олеография, значило все равно польстить автору, а после такого ответа интервью вряд ли получилось бы.
Поэтому я отошел от тем искусства и стал расспрашивать художника о его жизни. Совершенно неожиданно я почувствовал не только человека, но и интересного рассказчика, почувствовал его своеобразный юмор.
Серов рассказал, что происходит из села Эммаус Тверской губернии (я много раз проезжал это село, оно на шоссе Москва-Ленинград, так что тема была детализирована), что он сын дьякона местной церкви. Пошли любопытные истории о жизни тогдашнего тверского духовенства – как я понял, в самом начале века, до революции. Вот одна из них, на образец.
«Тверской епископ был человек грамотный, высоко образованный и даже стихи писал. Однажды в его епархии, в деревне под названием Палисадник, случился скандал: подрались поп с дьяконом. Они шли по деревне, а на пути огромнейшая лужа – хоть вплавь кидайся. Поп и говорит: отец дьякон, у тебя сапоги яловые, непромокаемые, перенес бы ты меня через лужу. Тот согласился, сел иерей дьякону на закорки – пошли. Дошли до середины лужи, она глубокая, а в священнике пять с половиной пудов. Дьякон остановился да и говорит: слезай, мол, батюшка. Нет, отвечает поп, ты меня подрядился нести – неси. Ну дьякон взял да и сбросил священника посреди лужи. Тот поднялся, грязный весь, и сгоряча в морду дьякону. А тот сдачи. На другой день оба написали жалобы епископу – один на другого. Взял епископ обе жалобы, вместе скрепил и приколол бумажку с резолюцией: «И коня и всадника вон из Палисадника!»
Выслушав несколько таких историй, я перешел к делу – попросил Серова сказать, что он думает о творчестве молодых художников. И мой непринужденный собеседник чудесным образом исчез. Вместо него передо мной сидел холодный бюрократ высокого ранга, осторожный, злой и подозрительный.
— Пишите дословно, – сказал Серов. – Очень важно передать мое мнение с полной точностью. Значит, так: у нас есть талантливые молодые художники (он назвал несколько имен), они работают над большими темами, развивают лучшие традиции социалистического реализма...
Тут позвонил телефон, Серов взял трубку.
— Да, я. Что это за сомнения у вас такие? Если мы написали, что надо заплатить за вещь девять тысяч – значит, надо заплатить. Мы знаем, кому следует платить по высшей ставке, а кому не следует. Все, до свиданья!
Он обернулся ко мне.
— Продолжим. Наряду с талантливыми молодыми мастерами есть, к сожалению, немало так называемых модернистов, которые своей мазней порочат наше искусство. Есть среди молодых такие типы, которые откровенно отрицают реализм, проповедуют абстракцию, пишут черт знает что. Им надо дать суровый отпор. Этим, с позволения сказать, новаторам я бы отрубил руки, чтобы они не пачкали стены выставочных залов своими...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});