Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

Лука Никодимыч!

Пишу тебе, что податель сего человек дельный. Живым словом скажет тебе о себе и о своем деле, в коем нужна твоя мудрая помощь. Ты сделай милость, выслушай его со вниманием, да и уважь его стремление. Тебе от себя да от Архипа желаю здравия и по земле бодрой поступи.

Кесиния Рыбакова».

Прочитав письмо, Пестов глазами внимательно пересчитал на листке клетки, в которых уместилось первое слово «родимый». Оно заняло восемь клеток, а слова подписи четырнадцать клеток. Переведя взгляд на посетителя, Пестов заговорил:

– Рад узнать вас. По имени-отчеству как позволите звать?

– Макарий Осипович.

– Как всегда, письмо знакомицы немногословно, но со смыслом. Полагаю, что дело у вас серьезное?

– Позволите изложить.

– Судя по облику вашему, связано оно с торговлей, а потому требует с моей стороны вдумчивого внимания. А что, если мы поговорим с вами о нем сразу в присутствии владелицы промыслов? Я как раз через минуту должен пойти к ней для разговора и, доложив о вашем визите ко мне, обговорю с ней время свидания с вами.

– Буду рад.

– Вот и хорошо. Попрошу часика через два зайти ко мне. Остановились у кого?

– Не успел еще. Только приехал.

– В случае чего у нас приютим. Имеются комнаты для такой надобности. Погуляйте по заводу. У нас здесь для глаз много приятного, да и утро доброе.

– Скворцы поют, напоминая про детство.

– Просто оглушают своими трелями. Соловьям конкуренты. У меня сейчас время горячее. Промыслы ожили, а ведь на них народ по нраву беспокойный.

Протянув Бородкину руку через стол, Пестов впервые за время свидания улыбнулся, и тотчас взгляд его глаз потеплел.

После ухода посетителя Пестов, встав из-за стола, подошел к окну, смотрел, как Бородкин уходил по дощатым тротуарам к торговым рядам и скоро затерялся среди покупателей возле лабазов и лавок. Пестов вспомнил, что четыре дня назад машинист с железной дороги предупредил его о приезде человека с письмом от Кесинии Рыбаковой, вкратце сказав кое-что о том человеке.

Вернувшись к письменному столу, Пестов еще раз карандашом пересчитал клетки, занятые написанными словами. Зажег свечу в подсвечнике, листок письма поднес к огню. Когда он загорелся, Пестов держал его в руке на весу, потом положил в пепельницу, наблюдая, как синий огонек вконец обуглил листок, довольный, что Кесиния Рыбакова четко выполняет непременное условие их переписки, занимая первым словом восемь клеток, а своим именем и фамилией четырнадцать.

Бережно взяв с пепельницы сгоревшее письмо, Пестов в кулаке растер пепел и, сдунув с ладони, вышел из кабинета в контору, громко сказав Зайцеву:

– К хозяйке пошел. Не позабудь к вечеру изготовить поименные старательские ведомости.

* * *

У Сучковых в столовой за столом обедали Олимпиада Модестовна, Софья Сучкова, Макарий Бородкин и Лука Пестов.

Придя вторично в контору, Бородкин больше часа разговаривал с Пестовым о задуманной им торговле на приисках. И был удивлен, когда Пестов в конце разговора, взглянув на часы, передал ему приглашение от владелицы, пожелавшей познакомиться с ним и поговорить за трапезой.

Поведение Бородкина за столом уже с первых минут, когда он отказался от предложенной рюмки водки, понравилось хозяйкам. За первым блюдом Софья Тимофеевна расспрашивала Пестова о работе нового парового котла на прииске Дарованном. Затем зашел разговор об улучшении питания артелей одиноких рабочих, и, наконец, она заговорила о снабжении более вдумчивом приисковых лавок товарами, на которые большой спрос у старателей.

Внимательно слушая их разговор, Бородкин понял, что Пестов уже говорил с молодой Сучковой о его предложении и только ждал, чтобы она начала об этом разговор за обедом.

– Утром имел честь докладывать вам, Софья Тимофеевна, что исполнение вашего последнего пожелания предлагает выполнить Макарий Осипович. Конечно, он для меня человек новый, но из бесед с ним мое душевное чутье на людей дозволяет мне просить вас доверить ему выполнение вашего желания. И вот из каких соображений. Господин Бородкин нездешний человек. Все наше видит иным глазом, замечая многие погрешности, к коим мы из-за привычки относимся снисходительно, считая, что так и должно быть. А главное, из беседы с ним уверился, что он обладает необходимым опытом, которого у наших торговых людей и в помине нет.

Помню, вы мне как-то изволили высказать занятную мысль о том, что человек живет не единым хлебом, что у всякого человека имеются свои светлые стремления к чему-то, облагораживающему его жизнь. Вы оказались правы. Даже наш приисковый народ не лишен этих стремлений, способных скрашивать его однообозную трудовую жизнь. Сами знаете, наш промысловый народ беспокойный по нравам и характерам, с преобладанием в нем женского пола. Пола со всякими уросами, а по умственности с такими заковыками, послушав которые, иной раз хочется осенить себя крестом. Прошу прощения за прямой высказ о приисковых бабах и девицах. Оне ноне до чего додумались в своих фантазиях. Измочаливаясь на работах до упаду, оне, видите ли, желают ноне блюсти свои женские облики. То есть наряжаться. Споначалу чистая бабья блажь, а если об их желании подумать серьезно, то приходится с ними согласиться, ибо есть среди них такие лица по пригожести, что глаз не охота отводить.

– Да будет тебе, Лука! – добродушно прервала его Олимпиада Модестовна. – Чать, старик.

– Старик. А глаза по-молодому на бабью красоту смотрят.

– Да вы просто молодец, Лука Никодимыч! – весело смеясь, похвалила Пестова Софья Сучкова.

– К чему о бабах завел разговор, Софья Тимофеевна. Недовольны они главным образом материями, считая их мертвыми по цветастости. Одна мне прямо так высказала: «Робить, как скотину, заставляете для своей выгоды, а своей благодарности к нам не проявляете. Срам, какими ситцами торгуете. Дерете за них втридорога нашу трудовую копейку, а на них смотреть тошно. Выгоревшие, а то просто будто стиранные-перестиранные не один раз. С вас, конечно, что взять, хозяева. Стыд у вас хозяйский, потому не выгодно вам его иметь. Но время-то какое? Народ думать не боится, не глядя на нагайки. Раньше терпели, а теперь не желаем, потому видим, как надо обряжать свою хоть и рабочую молодость, глядя на форсистость молодой хозяйки. Мы, чать, тоже ейного полу».

– Ну это ты сам выдумал. У наших баб слов на такой высказ не наберется.

– Нет, Олимпиада Модестовна, слов у них ноне всяких большущий запас. Они стишки читают, будто семечки лущат. Фамилию свою крестиком обозначают, а стишки господина Некрасова про Волгу и про железную дорогу знают.

– Привираешь, Лука, привираешь. Ну кто тебе такое высказал?

– Косарева Людмила.

– Людка? Пожалуй, от нее можно и такое услышать.

– Красивая женщина.

– Хороша по всем статьям. Когда впервые я ее