приведи Господь!
– Обо мне, поди, не помнит?
– Не позволял забывать. Любить тебя обучил. Обещалась скоро ко мне приехать. Уж тогда повидайся с ней обязательно.
– Страшно мне с ней встретиться. Без меня выросла. Может, обида у нее на меня, что бросила ее тогда.
– Вырастил, как сумел. Не осуди, ежели плохо.
– Спасибо, что на себя материнскую заботу взял. Мучилась, что дочку кинула, но не могла иначе в новую жизнь шагнуть.
– Батюшка мой, помирая, снял с тебя проклятье.
– На это мне наплевать. Я его не простила! На том свете повстречав, в глаза ему плюну за нашу загубленную судьбу.
– Родимая, скажи хоть одно ласковое слово!
– Поздно, Петр, приехал за ним.
– Понимаю, что запоздал. Как впервые в глаза твои посмотрел, то понял, что на запоре от меня твоя душа.
– А ведь есть у меня ласковые слова. Не перевелись в памяти. Не забыла, как надо их говорить. Ты, сделай милость, не пугайся правды, про которую сейчас скажу. Может, уже слышал? Люди любят про чужое радостное и горестное языки чесать.
– Ничего не слыхал про тебя. Потому ничему бы не поверил, ежели бы не от самой услышал.
– Все мои ласковые слова, Петр, ношу в себе для другого человека. Дороже всего он стал для меня. Вот потеряй его, и живым шагам на земле конец. Полюбила его за то, что возле него отогрела замерзшую от одиночества душу. Может, ты сразу и не уяснишь моего сказа. Седина у бабы в волосах, а она про любовь говорит. Не поймешь! Разлуку со мной по-иному прожил. Одиночество свое воспитанием дочери скрадывал. Не осуждал потерянную жену. Возле женского тепла не искал места. Ты ведь передо мной ни в чем не виноват. Его, окаянного, во всем виню, а пуще всего за то, что в те годы выбил из тебя мужицкую смелость заступиться за поруганную честь жены.
– Да в могиле он теперь. Нет его теперь на свете.
– И нас друг для друга не стало.
– Тогда, Аннушка, хоть дружбу со мной не отнимай!
– Об этом не проси. Всегда помни, ежели напугаешься чего возле золота, либо кто посмеет обидеть, немедля меня зови. Знай, что всегда за твоей спиной. Сам меня не бойся. Даже прозвища моего не бойся. Зря мне его таким словом привесили.
– Аннушка!
– Говори!
– Счастлива с тем человеком?
– Да!
– Не обидит тебя?
– Что ты! А если обидит…
– Тогда что?
– Не знаю. Потому, лучше не показывай меня дочери, осудит меня, да и для нее у меня ласковых слов не найдется. Поймешь ли, какую Анна любовь в себе вырастила в лесах возле озера. Не суди за высказанную правду. Все теперь чужое, кроме того человека. Не осуждай, что так говорю про свое чувство к нему. Сам сюда тоже лучше больше не приезжай. Позовешь, ежели понадоблюсь. Скажу верным людям приглядывать за порядками на приисках. А теперь пойдем в дом. Разговорами только намучим свои души.
Петр Кустов круто повернулся и пошел с косогора. Анна не двигалась с места, пока не увидела, как он закрыл лицо руками. Побежала за ним. Догнала. Отняла руки от лица, увидев мужнины слезы, быстро вытерла их ладонью.
– Петя, что ты?
– Аннушка, не могу жить без тебя.
– Да разве не понимаю! Так же, как я без того человека. Обещаю, что для тебя у меня молчаливая ласка осталась.
Анна неожиданно перекрестила Петра.
– Вот она! Поверь слову, что меня никто не перекрестит. Даже любимый не догадается это сделать. А все от того, что душа его страданием ласке не обучена…
3
Апрельским утром просторы Саткинского завода в пламени радостного солнца. В его позолоте на крышах изб переливаются краски в их омшелости. На шатровых скатах мхи укрывают одряхлевшее дерево цветастыми, бархатными лоскутами: то синевато-бирюзовыми, то красными, но чаще всего зелеными с примесью ржавщины.
В это утро в Сатке, приглушая шумы людской жизни, торжественно звучало голосистое пение скворцов. Весенних певцов в Сатке чтут. Нет людского жилья, возле коего не было бы двух, а то и всех трех скворечников.
Бородкин, сойдя с поезда на станции Бердяуш, от которой до Саткинского завода верст восемнадцать, на маневровом паровозе по железнодорожной ветке добрался до места назначения.
За это время побывав в Челябинске и в Уфе, Бородкин получил от подпольных комитетов одобрение своего плана наладить революционные ячейки среди приисковых рабочих. Возвратившись в Златоуст, советуясь с товарищами в семье Рыбакова, он обстоятельно обсудил план своей работы: прикрываясь торговлей, укреплять в людях революционную грамотность.
Местопребыванием для него были выбраны промыслы Софьи Сучковой. Когда все стало ясно, Кесиния Архиповна Рыбакова снабдила его собственноручным письмом к Луке Никодимовичу Пестову, обнадежив, что тот сумеет помочь осуществить доверенное ему партийное поручение.
Слушая с удовольствием птичье восхваление весеннего утра, Бородкин, зная точный адрес, миновав опрятную площадь, мимо торговых рядов дошел до дома Сучковых, рядом с которым на одноэтажном каменном доме увидел блещущую свежими красками вывеску над крыльцом. На ней по голубому фону золотыми буквами было написано «Контора золотых промыслов С.Т. Сучковой».
У коновязей возле крыльца три оседланных лошади.
Войдя в просторное помещение конторы, Бородкин увидел в ней за столами несколько человек, занятых разговорами и письменной работой. Один из них, сидевший за столом с резными ножками, увидев нового посетителя, сняв очки, спросил:
– Вам кого, уважаемый?
Бородкин вместо ответа задал встречный вопрос:
– С кем имею честь?
– Господин Зайцев.
– Мне необходимо повидать господина Пестова.
– Как прикажите о себе доложить?
– Бородкин моя фамилия.
Зайцев, вновь надев очки, ушел в дверь напротив его стола. Вернувшись, он, не закрывая двери, позвал:
– Лука Никодимыч ожидают вас.
Бородкин вошел в небольшую комнату с темными обоями.
У стены на ковре диван и два кресла. Посредине массивный письменный стол с серой плитой мраморной чернильницы. У стола кожаное кресло. Пестов, привстав при появлении просителя, предложил:
– Прошу садиться. Какая надобность у вас ко мне? Откуда прибыли в Сатку? – неторопливо спрашивал Пестов, внимательно осматривая гостя.
– Из Златоуста сейчас. К вам у меня письмо от Кесинии Архиповны Рыбаковой? Позвольте взглянуть.
Бородкин передал запечатанный конверт. Пестов, осмотрев конверт, спросил:
– Как ей там можется? Сдается мне, что по-прежнему не признает старость?
– Удивительно энергичная женщина.
– Правильно изволили выразиться. Именно женщина, а не старуха. Давняя моя знакомица. Вы лично давно с ней знакомство свели?
– С прошедшего февраля.
– Совсем недавно.
– Позвольте при вас полюбопытствовать, о чем на сей раз пишет.
– Очень прошу прочесть.
Пестов карандашом аккуратно открыл конверт. Вынул из него вчетверо сложенный листок из ученической тетрадки в клеточку, развернув его, стал читать:
«Родимый