то ли нет. То ли радость сулило его появление, то ли скорбь. И какие бы вопросы о будущем своего наследника ни задавал обеспокоенный Финварра, всякий раз ответы выходили противоречивыми.
А в урочный час королева Оона разрешилась от бремени двумя младенцами, схожими как две капли воды. У старшего, Каллахана, волосы были белы как снег, а у младшего, Браннана, черны как вороново крыло — вот и вся разница Одного прозвали Белым Соколом, а другого — Вороном. Оба наследника подружились со своим сводным братом Эйвеоном, принцем грозовых дней. А самый младший их товарищ по детским играм — Шон — появился на свет несколькими годами позже. Он был сыном Фиахны, брата Финварры, а мать его была из смертных дев.
Так и росли вместе четыре принца Неблагого двора. Каллахан понимал язык животных и птиц, с рождения мог приручить любого зверя, даже самого дикого. Однажды он подарил брату огромного говорящего ворона — чёрного, как сама ночь.
Браннан повелевал деревьями и травами. По его воле поля колосились и зимой, а сады плодоносили круглый год. Больше всех яств на свете он любил сладкие красные яблоки и всегда угощал ими приятелей. Говорят, даже у самого Хозяина Яблок таких не водилось.
Эйвеон призывал грозы, питавшие землю и наполнявшие реки. Там, куда попадали стрелы, пущенные из его охотничьего лука, били ветвистые молнии. Говорят, он сплёл тетиву из собственных золотых волос и побегов волшебного плюща, выращенного Брэннаном, отчего лук его порос молодой листвой.
Шон учился ходить по чужим снам — поначалу магия давалась ему хуже, чем братьям, всё-таки в нём была половина человеческой крови. Но вскоре он смог сплетать сны всех четверых воедино, чтобы путешествовать по миру грёз вместе. И множество чудесных приключений выпало на их долю.
Вскоре стало ясно, что близнецы, схожие ликами и статью, не сходятся больше ни в чём. Если Каллахан говорил «да», Браннан отвечал «нет». Если же Браннан соглашался, Каллахан начинал спорить. Два других принца пытались их примирить, но всякий раз лишь пуще ссорились: ведь Эйвеон всегда был за Браннана, а Шон — за Каллахана, и не стало меж ними мира.
Сердце короля Финварры не знало покоя: он знал, что сыновья любят друг друга, но видел и грядущую вражду, что уже пустила корни. Противоречивое пророчество обрело смысл, но король до сих пор не понимал, который из его наследников станет лучшим правителем. Каллахан казался ему чересчур мягким, Браннан — излишне жестоким. Он то думал, что на наследников дурно влияет Эйвеон, известный своей несдержанностью, то начинал мысленно упрекать Шона, чья смешанная кровь делала того слишком человечным.
Но настал день, когда Финварра получил приглашение на остров Аннуин от самой Прародительницы Эльфов. А известно, что всякий, кто отправляется туда, может вернуться в тот же миг, или через сотни лет, или даже не вернуться вовсе. Брат Финварры — Фиахна — ушёл вместе с ним. Перед отъездом король должен был огласить имя преемника, но так и не смог выбрать, назначив — неслыханное дело — обоих сразу. Он предложил, чтобы Каллахан правил от Бельтайна до Самайна, на светлой половине года, а Браннан — от Самайна до Бельтайна, на тёмной. И все согласились, что так будет справедливо.
Стоило лишь Финварре отправиться в путь, как приключилась новая напасть: королева Благого двора Медб прислала сватов. «Любой из юных королей сгодится, чтобы стать моим мужем», — так она сказала. Говорят, в тот год от гнева королевы Ооны все деревья волшебной страны пожелтели в одночасье. Оона ненавидела Медб, а та отвечала ей взаимностью. Из их вражды в своё время вспыхнул огонь, разделивший волшебную страну на два двора. Обе были королевами, только Медб правила с давних пор, а Оона потеряла трон, потом вновь обрела его и не желала терять. Но ещё больше она не хотела отдавать сопернице своих сыновей. Никого из них.
Браннан и Каллахан тоже не горели желанием жениться. Поговаривали, что жажда власти в душе Медб столь же сильна, как её страсть, алчность, ревность и сумасбродство. Что в её свите всегда состоит двенадцать рыцарей из похищенных ею юношей — по числу месяцев в году, — и ни один из них не может покинуть владения Медб, пока не надоест госпоже. Что ей нравится издеваться над девами, которые приходят спасать возлюбленных из плена. Поэтому её посланники могли сколь угодно говорить о грядущем единении Благого и Неблагого дворов — здесь не верили ни единому их слову. Было ясно, что хитрая Медб решила захватить оба двора в надежде, что сможет вертеть юными королями точно так же, как и всеми прочими мужчинами — смертными и бессмертными. И что она не потерпит отказа.
Говорят, узнав о возможной свадьбе, юная воспитанница королевы Олнуэн проплакала три дня подряд, но никому не призналась, по которому из принцев она льёт свои горькие слёзы. А на четвёртый день стало известно, что Каллахан сказал «нет». И Браннан тоже сказал «нет». Так братья впервые сошлись во мнениях — по этому поводу даже устроили пир горой.
Медб не могла снести такого оскорбления и сама явилась к мосту, разделявшему волшебную страну на Благое и Неблагое королевства. Там её встретил Браннан. Трижды вопросила она, будет ли принято её предложение: первый раз ласково, второй — страстно, и последний раз — с едва сдерживаемой яростью. И трижды Браннан ответил, что ни он, ни его брат не намерены заключать брачный союз с Благим двором.
Тогда Медб сказала так:
— Хотела бы я, чтобы наши королевства жили в мире. По глупости мы когда-то разделились, потому что в волшебной стране стало мало места для Ооны и Медб. Думалось мне, что пора исправить былую оплошность, но вы, глупцы, отвергли меня. Пусть же тогда и для вас, детей Ооны, станет мало места в Неблагом дворе. Я вижу будущее: совсем скоро один из вас убьёт другого. Такова судьба, и её никак не избежать.
С этими словами Медб удалилась, а Браннан поспешил домой, чтобы рассказать о проклятии матери и братьям.
Выслушав сына, Оона ничуть не опечалилась, а, рассмеявшись, сказала:
— Видно, совсем стареет Медб, раз разучилась толковать грядущее.