— Можете говорить со мной совершенно откровенно, — сказал сэр Роберт, — и все до единого сказанного вами слова останутся между нами. О чем мы говорили, я не скажу без вашего разрешения ни одному из моих коллег, даже герцогу Веллингтонскому.
Джордж Энсон, прежде всего, выразил уверенность, что выборы вскоре состоятся и в их результате нет почти никаких сомнений. Он напомнил сэру Роберту о неприятности, из-за которой тот оказался в весьма неудобном положении, когда королева послала за ним и попросила сформировать правительство. Принцу очень хочется, чтобы ничего подобного не повторилось.
— Чего я никак не хотел бы, так это унизить королеву, — искренне заявил сэр Роберт. — Я скорее откажусь от любых претензий на пост премьера, чем это сделаю.
— Но, если бы вы отказались, сэр Роберт, ваше место занял бы кто-то другой, и ситуация осталась прежней. Принц желает знать, были бы вы готовы — если ко времени вашего вступления в должность некоторые места при королеве окажутся вакантными — посоветоваться с Ее Величеством, кто их заполнит.
Сэр Роберт ждал, когда Джордж Энсон продолжит.
— Три основных поста занимают герцогиня Сатерлендская, герцогиня Бедфордская и леди Норманби. Предположим, что эти леди добровольно удалились бы от двора до вашего прихода к власти, тогда неприятная ситуация была бы исключена.
— Это так, — согласился сэр Роберт.
— Добровольная отставка фрейлин, — продолжал Энсон, — и вакантные места, когда к власти приходит ваше правительство, — вот что, по мнению принца, способно удовлетворительно разрешить проблему.
Сэр Роберт согласился, что, если удастся этого добиться, с обеих сторон можно избежать больших затруднений.
Когда лорд Мельбурн зашел к королеве, он был очень мрачен.
— Я знаю, о чем вы пришли мне сказать, — проговорила она. — Я этого ожидала.
— Основная борьба развернется из-за пошлин на сахар, — сказал лорд Мельбурн. — Тори грозились также поднять вопрос о зерне.
Она кивнула.
— И на сей раз это означает конец.
— Мы и так уже давно ходим по краю, — ответил лорд Мельбурн.
— Ах, мой дорогой лорд Мельбурн, что я буду без вас делать?
— Теперешнее положение, Ваше Величество, совершенно не сравнимо с тем, в каком вы находились два года назад. К тому же теперь рядом с вами принц.
— Он такой добродетельный, — сказала королева, — а я, боюсь, весьма нетерпелива и часто говорю слова, о которых потом жалею.
— У Вашего Величества довольно трудное время.
— Мне нет оправдания. Все женщины рожают детей.
— Но у них нет дополнительного бремени — управления страной.
— Лорд Мельбурн, вы пытаетесь вызвать у меня жалость к самой себе.
— Право, нет, мэм. Любая из ваших подданных позавидует тому, что у вас добродетельный и терпеливый муж.
Королева была чуть ли не в слезах.
— Как вы правы! Но это лишь заставляет меня злиться на саму себя за то, что я к нему так немилосердна, а когда я злюсь на себя, я злюсь и на него — за то, что он напоминает мне об этом.
— Это так называемый порочный круг, — заметил лорд Мельбурн.
— И надо же ему было уродиться таким добродетельным!
— Весьма докучливое свойство, — согласился лорд Мельбурн с присущим ему юмором.
— Нам бы следовало им восхищаться.
— Что мы, собственно, и делаем.
— Однако очень трудно жить согласно этому принципу. И вы правы, человеку раздражительному, капризному, с плохим характером, это и впрямь не может не докучать, если рядом с ним другой, который все время носит воскресную личину.
Лорда Мельбурна это выражение позабавило.
— Воскресную личину, — предположил он, — следует, вероятно, приберегать к соответствующему случаю. Иметь на лице воскресное сияние, допустим, в среду — это все равно что в дворцовом платье отправиться на рынок.
Кто-кто, а лорд Мельбурн умел ее рассмешить! Добрый и чувствительный человек, лорд М. не был благочестивым. Уж у него наверняка никогда бы не было на лице воскресного выражения даже в воскресенье.
Возможно, чрезмерная добродетельность Альберта и являлась одной из причин ее раздражительности, вынуждала ее еще сильнее чувствовать свою неправоту после каждой ссоры с мужем.
Впрочем, обсуждая сейчас Альберта с лордом Мельбурном, она тем самым как бы предавала Альберта, а это ей претило. Она была несчастлива, когда ссорилась с ним. Она была предана своему дорогому премьер-министру, но и пылко любила мужа.
— Мы забываем о серьезности происходящего, — сказала она. — Ах, дорогой лорд Мельбурн, если вы оставите меня… сейчас мне этого не вынести.
— Мы будем встречаться… часто, я надеюсь.
— И вы будете продолжать писать мне.
— Я буду целиком к вашим услугам.
— Но это совсем не то, что было. Каждый день вы приходить не будете. Представляю, как заартачится этот Пиль!
— Он заартачится, если только я стану вмешиваться в политику — и, по-моему, будет совершенно прав. Дайте Пилю возможность показать себя. Вы еще узнаете его достоинства.
— Все равно, прежнему уже не бывать.
— Но ведь рядом с вами будет принц. А на него можно положиться. Я уважаю его ум. Вам очень повезло, что у вас такой хороший муж.
— Я знаю.
— Дайте ему почувствовать, как вы его цените. Не отстраняйте его от обсуждения с вами серьезных вопросов.
— Как бы мне хотелось быть менее вспыльчивой.
— Вы научитесь сдерживаться.
— Меня дрожь берет, когда я думаю о том, что я иногда говорила Альберту.
— Альберт простит вас.
На этом премьер-министр откланялся, пообещав извещать королеву о том, как будут развиваться события.
Однако, прежде чем уйти из дворца, лорд Мельбурн повидал Джорджа Энсона и сообщил ему, что разговаривал с королевой и что она испытывает искреннее раскаяние из-за тех сцен, которые устраивала принцу Альберту. По мнению лорда Мельбурна, королева начинает выходить из своего раздраженного состояния, и Альберт, вероятно, вполне мог бы теперь поговорить с ней о необходимых при дворе переменах.
Альберт отправился к королеве.
Как всегда, когда она его видела, она не могла не подумать, что во всем мире не сыскать мужчины красивее. Его взгляд был нежен. Лорд Мельбурн прав — с мужем ей действительно повезло.
— Альберт, — воскликнула она, заливаясь слезами. — Вы и впрямь меня любите?
— Всем сердцем, — пылко ответил Альберт на немецком, к которому прибегал в минуты нежности.
— Я такая неуживчивая, со мной так трудно.
— Любовь моя, я все понимаю. Не успела родиться Киска, как вам снова предстоит рожать. Вы так молоды, а на вас свалилось столько всего. Но, я вижу, вам уже лучше.