выступать за стерилизацию до начала 1930-х годов, в основном с целью облегчить страдания матерей и детей. Однако слова, которые она употребляла, были унизительными [40]. В речи «Мой путь к миру», произнесенной в 1932 году в Обществе новой истории, активистка заявила, что Конгрессу США следует «держать двери закрытыми» для «некоторых иностранцев, чье состояние может пагубно сказаться на здоровье расы, а именно для слабоумных, идиотов, дебилов, сумасшедших, сифилитиков, эпилептиков, преступников и профессиональных проституток». Сэнгер выступала за сегрегацию и стерилизацию всех, кто нес в себе «наследственные пороки». Каждая женщина с венерическими болезнями, хроническими заболеваниями сердца или почек или любой медицинской проблемой, «усугубляющейся во время беременности», должна была находиться по присмотром «медсестер, которые рассказали бы ей о практичных научных методах контрацепции, необходимых для защиты ее жизни» [41]. Несмотря на жесткий характер своих заявлений, Сэнгер дистанцировалась от таких убеждений с подъемом нацистского режима, поскольку ее беспокоило его принятие евгенических программ с целью достижения расовой чистоты. Стоупс, однако, поддерживала нацистскую «популяционную науку» и даже посетила съезд Нацистской партии по этому вопросу в 1935 году. Через четыре года она отправила Гитлеру копии своей книги «Песни о любви для молодых влюбленных» в надежде, что ее будут распространять среди супружеских пар в германских клиниках планирования семьи.
Да, начало репродуктивной справедливости было омрачено идеологическими заблуждениями о том, что женщины, особенно небелые и уязвимые, должны находиться под строгим контролем. И это не может не злить. Движение за контроль рождаемости в США и Великобритании возникло на основе мотивов и достижений суфражисток, которые всегда отстаивали право женщин самостоятельно принимать решения о своих телах, независимо от женоненавистнической медицины и социального неравенства. В 1918 году Закон о народном представительстве наделил британских женщин старше 30 лет правом голосовать, а в 1928 году возрастной порог был понижен до 21 года. К 1920-му США и большинство стран Западной Европы предоставили женщинам то же право. Без десятилетий борьбы феминисток с мужским превосходством достижения Сэнгер и Стоупс были бы невозможны. Подобно движению суфражисток, которое разделяло общество, особенно когда речь шла о расе и классе, кампании в поддержку контроля рождаемости были прогрессивными и сложными одновременно. Очевидно, Сэнгер и Стоупс впитали и подкрепили уже существующие социологические и медицинские амбиции по «совершенствованию» человеческого рода, однако их эйблизм и расизм непростительны.
С конца 1800-х годов гинекологи и неврологи по всей Европе изучали, как женские и мужские черты зависят от «внутренних секретов».
Считалось, что эти таинственные субстанции, производимые тестикулами и яичниками, определяли такие характеристики, как ум, физическая и жизненная сила, энергичность и даже красота.
В 1905 году британский биолог Эрнест Старлинг ввел слово «гормон» (от древнегреческого «привожу в движение») для описания секретина, вырабатываемого поджелудочной железой, которую он вместе с физиологом Уильямом Бейлис-сом обнаружил в 1902 году. «Внутренние секреты» стали называться гормонами — молекулами, регулирующими функции органов и тканей, а также коммуникацию между ними. Стоупс и многие другие ее современники считали, что «внутренние секреты» обладают неуловимой силой, особенно когда дело касается секса и репродукции.
Стоупс предполагала, что секреты женского организма оказывают «отдаленное» и «неуловимое» влияние на детей, выходящее за рамки материальных наследственных факторов вроде внешности, цвета глаз и т. д. По ее мнению, белые, физически и психически здоровые женщины обладали лучшими врожденными секретами. Стоупс считала, что мировоззрение, эмоциональные переживания и такие факторы, как питание, общественная жизнь и домашняя среда матери, могут оказать значительное влияние на секреты и потенциал будущих детей. Для нее это был хитрый способ «научно» оправдать свою пугающую программу оптимизации материнства, возложив ответственность непосредственно на яичники. Женщины, по ее мнению, обязаны рожать только от мужей «с чистой и здоровой родословной». Им следовало есть лишь простую питательную пищу, например сливочное масло и апельсины, а также следить за тем, чтобы их «психическое состояние и жизненные условия» были благоприятными для передачи «интеллектуальных и духовных интересов» будущим детям. Желая предупредить читателей, что негативные мысли матери могут испортить потенциал ребенка и привести к «расовым потерям», Стоупс рассказала историю об Оскаре Уайльде, «гении, <…> испорченном ужасными сексуальными преступлениями». По словам Стоупс, мать Уайльда во время беременности мечтала о дочери и впоследствии винила себя в «формировании» его «извращенных склонностей».
Когда-то плохие сны и желания женщины действительно считались причиной врожденных дефектов ребенка, но с тех пор прошло 400 лет, а женские умы продолжали контролироваться репродуктивной пропагандой.
Пугающая евгеническая идеология подкреплялась идеями из бурно развивающейся эндокринологии, поместив под свой жуткий микроскоп женскую фертильность и готовность к материнству. Женщин внимательно изучали, словно скот на рынке, поскольку за ними было будущее. Однако с появлением теорий о женских гормонах запустилась новая модель достижения идеализированного состояния физиологической и психологической женственности. Перед началом Второй мировой войны в лабораториях Великобритании, Европы и США началось соревнование по определению, изменению и совершенствованию идеальной химической сущности, определяющей женственность.
Глава 11. Сияние женственности
«Необходимо иметь в виду, <…> что в настоящее время болезни и физические недостатки женщин не являются органическими, хоть и представляют опасность для здоровья», — писала американская ученая и философ Элиза Берт Гэмбл в книге «Пол в науке и истории: исследование догмы о женской неполноценности» [1]. Опубликованная в 1916 году, она стала новаторской феминистской критикой теории Дарвина о мужском превосходстве.
Гэмбл, рожденная в 1841 году, боролась за равенство полов с начала движения суфражисток. В возрасте примерно 30 лет после рождения детей у нее развился ревматизм, который, однако, не помешал ей продолжить борьбу. Гэмбл отвергала идею о том, что нервные и истерические заболевания имеют отношение к врожденным «структурным дефектам» женского тела. «Заболевания, свойственные женской конституции, — писала она, — возникают либо из-за гиперстимуляции животных инстинктов ее мужчины, либо из-за несоответствия ее и его стадий развития» [2]. По ее мнению, законы брака сформировали грубая мужская сила и агрессивные сексуальные аппетиты. Не имея экономических прав или собственных свобод, «женщина становилась зависимой, обыкновенным придатком».
Постоянное деторождение выступало одновременно супружеской обязанностью и борьбой за существование. Мужчинам никогда не приходилось терпеть «физический процесс, столь губительный для жизни и здоровья». Именно в таких условиях и развивалась