У меня от сердца отлегло. Найден! Осталось только вылечить.
— Локен, можешь выйти, он не опасен, — сказала я.
Орионец медленно вышел из кустов, не сводя глаз с тхайна. Улыбашка отметил появление нежеланного самца-человека, но отреагировал только настороженностью, ибо все его опасные инстинкты были под моим контролем.
— Улыбашка… — произнес Арве, приглядываясь к псу. — Ты его так из-за морды назвала?
— Да, ты тоже заметил улыбку?
— Как такое не заметить… Я могу подойти ближе? Он не бросится?
— Нет. У нас с ним сейчас один ум на двоих.
Локен глянул на меня с опаской.
— Вот это и страшно.
— Хватит ерничать. Нужно решить, что с ним делать. У него лапа сломана, причем в двух местах. Видишь, как он ее поджимает? Зажить-то она заживет и без нас, но кости срастутся неправильно, и он будет не такой ловкий, как другие тхайны.
— Ты не из-за лапы за ним вернулась, — покачал головой Локен, подходя.
Я кивнула, давая мужчине понять, что коснуться тхайна можно. Решившись, он протянул руку и дотронулся до спины тхайна. Улыбашка дернулся, показал клыки, на которых поблескивала ядовитая слюна, но Локен руки не убрал и испуга не показал.
Я стала гладить тхайна усерднее, чтобы его не так сильно волновали присутствие и прикосновения «чужака-самца».
— Он не жилец, — гладя тхайна, сказал орионец. — Тхайны живут стаями, одиночные особи много не протягивают. Здесь, на Гебуме, правят инсектоиды, они всеядны, и между крупными хищниками других видов идет борьба за еду. Улыбашка все еще жив, потому что ему везло. Наткнись он на других тхайнов, те бы его убили, как конкурента и чужака. Этот пес еще и бешеный, озлобленный, страха перед сородичами не знает.
— Откуда ты знаешь, что он озлобленный?
— Я не эмпат, Унсури, но знаю, что животные, как и люди, страдают от тоски, от боли, от потери достоинства… Глаза этого тхайна о многом говорят. Приглядись: в них безумие. Поэтому, — мужчина усмехнулся, — у меня сейчас поджилки трясутся.
Я потрепала тхайна за ушами. Улыбашке пришлось изведать в своей короткой жизни много боли. Потому что только боль, ослепляющая и парализующая, может заставить такое гордое животное выполнять приказы. Уверена, этому ублюдку Нигаю доставляет особое удовольствие дрессировать и подчинять сложных животных…
— Где-то в нем должен быть управляющий имплант, — добавил Локен. — Но без специальной гарнитуры имплант бесполезен.
— Да, я помню, когда натравила тхайна на Нигая, тот полез в карман, но не успел достать, что хотел…
— Что будешь делать с Улыбашкой? На станцию отвезешь?
— Да, — решила я.
А почему бы и нет? Пока не кончился срок моего волонтерства, я могу проследить за Улыбашкой на станции, удостовериться, что его лапа заживает, как нужно, попробовать возместить ущерб, нанесенный его психике, заодно собрать материалы для следующей курсовой работы… Многие мои одногруппники уже определились со специализацией, пора и мне выбрать. Пока — зоология, а потом можно и в более узкие сферы выйти.
— Да, — повторила я. — Улыбашку вернем на станцию.
— Как скажешь.
C тех пор как тхайн был доставлен на станцию, я почти постоянно была при нем. Его сразу по прибытии отправили к ветеринарам, провели комплексную диагностику и оказали помощь, так что единственное, что теперь его беспокоило, это незнакомая обстановка.
Улыбашка лежал в тени и дремал весь день, и начинал прохаживаться в вольере, только когда понимал, что вокруг, кроме мурнуков или меня, никого нет. Все заботы, связанные с Улыбашкой, я взяла на себя. Так, я кормила тхайна, давала ему препараты от паразитов, которых он успел набрать в джунглях, вычесывала его шерсть, следила, чтобы он не сорвал фиксирующую повязку с заживающей лапы, и, самое главное, искала способ избавить тхайна от негативных установок в отношении людей, приглушить инстинкт нападать на всякого, кто приблизится. В этом мне помогали научные труды, посвященные исследованиям низких энергий, советы зоологов со станции, кое-какие заметки Гетена. Я начала вести дневник, отмечая происходящие с Улыбашкой изменения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На тхайна то и дело приходили поглазеть, но я всех, кроме ветеринаров и некоторых зоологов, отправляла восвояси, и на вопросы: «Когда вернем тхайна в питомник?», пожимала плечами. Конечно, я понимала, что в итоге пса либо выпустят в джунгли, либо вернут военным, но до этого момента я поставила себе целью «вычистить» сознание пса, сделать более послушным, спокойным — для его же блага.
Однажды днем, после того, как я покормила своего подопечного, к нам пожаловали гости. Один — тонкий, изящный и синеглазый. Другой — плечистый, крупный и голубоглазый.
— Надо же — правда, — протянул Гетен, обращаясь к Локену. — Кошка завела себе собаку.
Я выпрямилась, подошла к самой решетке и, вытерев испачканные руки о рабочий комбинезон, посмотрела в глаза человека, который вынудил меня нарушить закон и рискнуть жизнью, физическим и психическим здоровьем. Неважно, какие у него были цели, ради чего он все это придумал: факт остается фактом. Чтобы попасть к Нигаю и выкрасть гибридов, меня использовали сначала как отвлекающий элемент, а потом как заложницу. Бросили в руки капитана, как бросают собаке сочную косточку…
Гетен приподнял тонкие, едва обозначенные брови:
— Негодуешь? Зря. Не порть себе ауру, Унсури.
— Моя аура — не ваша забота, — угрожающе ответила я. Вторя моей угрозе, зарычал и Улыбашка. Я досадливо поджала губы: труды последних дней пошли насмарку. Тхайн снова возбудился, а возбуждение у него всегда сменяется нервозностью. — Зачем пришли? Здесь не выставка редких животных.
— Мы пришли тебя порадовать, Унсури. Сказать, что покидаем Гебуму сегодня.
— Действительно, прекрасная новость, — без воодушевления сказала я. — Вы добились своей цели, профессор? Умыкнули гибридов у Нигая? Поздравляю.
Брови Гетена опустились и сложились в следующую комбинацию: нахмуренную. Я отлично помнила предостережения практикантов о том, что Гетен не переносит, когда его называют «профессором».
Вот только мне плевать теперь, что он там не переносит.
— Не нравится мне твое настроение, Унсури, — протянул лирианец.
— А мне не нравитесь вы. Давайте решим эту проблему. Уйдите отсюда, а?
Гетен усмехнулся и поднял руку, очертил одному ему видимые линии моей ауры, энергетические пятна. Его глаза стали густо, пронзительно синими, синими практически до черноты… Локен вдруг с силой опустил на плечо лирианца руку, и Гетен потерял концентрацию, обратил растерянный взор на орионца.
— Это лишнее, приятель, — фамильярно протянул Локен, ничуть не смущаясь под взглядом мощного психокинетика. — Унсури никому лишнего не скажет, жизнь себе усложнять не станет. Если, конечно, ты не будешь злить ее.
Гетен фыркнул и снова перевел на меня взгляд. Улыбашка вышел из тени и встал рядом со мной, показал клыки с поблескивающей на них ядовитой слюной.
— Уйми своего песика, девчонка, и себя уйми тоже, — процедил высокомерно Гетен. — Я подготовил тебе характеристику. Хвалебную характеристику. Как кончится срок твоего волонтерства, ты ее получишь.
Я усмехнулась. Он думает, что какая-то там характеристика с похвалами может служить мне платой? Покачав головой, я сказала:
— Ваша характеристика мне не нужна.
— Так вот и не нужна?
— Вы скандальная ненадежная личность в узких кругах. Ваша характеристика только испортит мне репутацию и общий балл. Не нужно мне от вас ничего.
— Прелесть моей характеристики как раз в скандальной репутации, дура.
— Кто дал вам право меня оскорблять? — отчеканила я уже не просто холодно, а поистине ледяным голосом, и Улыбашка, распознав недовольство в моем голосе, бросился на прутья решетки, чтобы устранить субъекта, на которого недовольство направлено.
Локен невозмутимо шагнул назад, словно ожидал этого, а Гетен подскочил, и на его лице на целое мгновение появилось испуганное выражение. Мне хватило этого мгновения, чтобы почувствовать удовлетворение.