грим удавалось лишь к трем часам ночи. Из-за сочетания холодного воздуха в помещении и горячей воды из чайника у меня не проходил насморк. Такой вот была шикарная жизнь актрисы в Берлине военного времени.
Вскоре после премьеры «Сумуруна» ко мне в артистическую однажды вечером зашел Любич, который спросил меня совершенно невинным тоном, как бы между прочим:
— А ты в кино не хочешь сниматься?
Я было решила, что Эрнст как всегда разыгрывает, поэтому несколько неохотно заметила:
— Так я уже снималась.
— Нет, я про настоящий фильм говорю, — сказал он, — а не про двухчастевку, снятую неподвижной камерой…
Тут я прислушалась всерьез. Я знала, что он сотрудничает с крупнейшей кинокомпанией Германии Union Film Alliance[79]. Он писал для нее сценарии, был режиссером и актером в целой серии одночастевых кинокомедий, объединенных одним и тем же героем — продавцом дамских блуз в магазине на Александерплац, центральной площади Берлина. Их показывали в кинотеатрах как дополнение к основному сеансу, и они были очень популярны из-за эксцентричного, фарсового юмора, а также карикатурного изображения характерных этнических особенностей героя.
Любич быстро вышел в коридор, но тут же вернулся в компании дородного жизнерадостного на вид мужчины с небольшими усиками. Они сразу же принялись перебрасываться всевозможными шутками, причем длилось это довольно долго, и я все же решила, что это розыгрыш. Но в конце концов Любич представил мне незнакомца — Пауль Давидзон[80], глава Union Film Alliance. Именно благодаря его усилиям кинопромышленность стала развиваться в Германии столь же быстро, как в США или Италии, несмотря на условия военного времени, когда германские кинодеятели оказались отрезаны от всего, что происходило в этой области в других странах. Правда, именно благодаря своей изолированности немецкая кинематография приобрела уникальный характер. Когда недавно возникшая, «находившаяся в пеленках» кинопромышленность оказалась в трудном положении, именно Давидзон убедил Густава Круппа, главу концерна по производству вооружений, в необходимости войти в синдикат банкиров, которые занялись консолидацией киноиндустрии, вложив двадцать пять миллионов марок, — это и позволило основать киностудию УФА.
Давидзон с ходу предложил мне подписать невероятный, фантастический контракт, по которому я получала бы в конечном счете в двадцать раз больше, чем у Рейнхардта. Донельзя изумленная, я спросила его:
— Почему вы уверены, что я стою так много? Вдруг я окажусь нефотогеничной. В кино ведь всё не так, как в театре.
Удивленно подняв бровь, он ответил:
— Дорогая моя, быть уверенным — это мой бизнес. Я несколько месяцев назад побывал в Польше, и там мне довелось посмотреть небольшую ленту под названием «Раба страстей», где вы играете главную роль.
— Прекрасно, но у меня есть одно условие, — заявила я, с улыбкой поворачиваясь к Любичу. — Я хочу сниматься у Эрни.
Давидзон подмигнул мне:
— Я надеялся, что вы это скажете. Вообще-то я уже выбрал, какой будет ваш первый фильм. Хочу пригласить Яннингса в качестве тяжелой артиллерии, а на главного героя — Гарри Лидтке[81].
Гарри Лидтке, 1910-е годы
Вы знакомы с ним? Он, может, и не самый лучший актер на белом свете, ну да Любич с ним справится. Зато он будет идеально контрастировать с вами: он высокий блондин с нордической внешностью.
Я не могла не улыбнуться. Очевидно, эти двое обо всем договорились еще до того, как пришли ко мне со своим предложением. Но мне нечего было возразить им. Их отношение к делу вызывало у меня большое доверие, и я согласилась.
Съемки моего первого немецкого фильма под названием «Глаза мумии Ма» начались в мае 1918 года. Киностудия находилась в Темпельхофе, довольно далеко от центра города. Чтобы попасть на съемочную площадку к назначенному часу, мне приходилось вставать до рассвета и добираться туда на любом виде транспорта, какой попадется, а это исключительно дело случая. Такси вообще не было, трамваи могли остановиться и прекратить движение в любом месте. Когда такое случалось, причем нередко, приходилось долго идти пешком через бедный, скудно застроенный район, испытывая всевозможные страхи. В результате при виде любой движущейся тени в предрассветной темноте я принималась бежать со всех ног. Добираясь из Шарлоттенбурга в Темпельхоф, я всякий раз молилась всеми известными мне молитвами. Большинство молоденьких актрис молят бога, чтобы им пришел успех, а я хотела лишь одного — добраться до киностудии целой и невредимой.
Афиша фильма «Глаза мумии Ма», 1918
«Глаза мумии Ма» никак нельзя назвать грандиозным, эпическим произведением, однако он имел большой успех у зрителей. Это была романтическая фантазия на темы Востока, и там Яннингс был влюблен в меня, а я любила Лидтке, и для всех троих в результате все закончилось плохо. Однако это как раз несущественно. Пусть этот фильм не вышел лучшим из всех, когда-либо снятых, главное, что он показал: моя интуиция насчет возможностей Любича как режиссера оказалась совершенно правильной. Работать с ним было восхитительно, мы идеально дополняли друг друга. Он понимал, что его аналитический подход может восприниматься как холодный, чрезмерно остраненный, если его не дополняют и уравновешивают моя эмоциональность и бурные чувства. С самого начала нашей совместной работы разработка сценария у Любича отличалась рядом постоянных приемов, которые сохранились в течение всей его долгой карьеры в кино.
Он развивал сатирическую, комическую линию, порой заставляя зрителей смеяться до колик, а затем внезапно предъявлял им трагический поворот событий, который отрезвлял их настолько, что они переставали понимать, отчего все предыдущее казалось им забавным. В целом Эрнст занимался комическим аспектом кинофильма, тогда как я обеспечивала трагическую ноту. Такова была основа нашего замечательного сотрудничества, и в этом же причина того, что, работая вместе, мы никогда не ошибались и у нас не было ни единого провала. Впоследствии я снималась во многих кинофильмах, но без него, а он снял много фильмов без меня. Что ж, некоторые из них получились, а иные были неудачными. А вот когда мы работали вместе, в одной команде, нас всегда ждал успех!
В ту пору, когда УФА только начинала свою деятельность, все вокруг полностью разваливалось, рушилось, однако, несмотря на это, у нас с Любичем во время съемок возникало немало забавных и курьезных ситуаций. Кстати, возможно, мы получили тогда такой успех именно потому, что работали именно в Берлине того времени. Нашей отличительной чертой стала сама трагикомедия существования в Германии, которая, разумеется, отразилась в фильмах. Даже в наших шутках сквозила обреченность.
Во время съемок «Глаз мумии Ма» Эмиль Яннингс должен был