Я почувствовала его. Изнутри. Провалилась в его глаза, голубые, в какой-то мере еще невинные… Глаза ли это, или врата в другой мир, мир другого человека?
Просто хочет летать. Просто хочет получить своего птенца гуи. И совсем, совсем не хочет ни меня, ни смертей… Но перед старшими товарищами хочется показаться бравым, способным… Мысли текли и текли, разные, но в целом они кружились вокруг одной темы: птенец.
«Забудь обо всем и просто уйди, — подумала я, удерживаясь внутри него через эти невинные голубые глаза-врата. — Просто уйди, мальчик, просто забудь сегодняшний день».
«Но птенец?» — услышала я его робкий голос внутри себя.
«Забирай яйцо и уходи».
Он послушно слез с меня и, не глядя на товарища, прошел к лежанке.
— Ты чего? — оторопел другой всадник.
— Мне просто нужен птенец, — ровным голосом ответил голубоглазый ни-ов и начал одеваться.
— Как это… ты что? Куда?
Пока один пытался уйти, а другой пытался его остановить, я в свою очередь тоже пыталась осознать, что я теперь тоже, в каком-то смысле, Шариан… Я провалилась в него и поглотила, и это произошло… Как это произошло? Возможно, так же, как и тогда, когда я переборола волю ведуна и вышла из-под его контроля? Поэтому он так старался сломать меня? Я такая же, как он, у меня те же способности? Но почему они раскрылись только сегодня, сейчас?
Плевать! Надо пользоваться, чем имею! И раз прет сейчас, надо действовать сейчас!
Меня подташнивало, голова болела, и от слабости дрожали конечности, но я поднялась и, кое-как, подошла к другому всаднику. Это был здоровенный детина (от него, я, кстати, по уху и получила). Он уставился на меня подозрительно.
Мне нужно было подойти ближе, чтобы увидеть его глаза, и, чтобы ослабить его бдительность, я плаксиво промолвила:
— Не делайте мне больно, только не делайте мне больно… Не бейте больше… я не хочу в яму…
Как только я увидела отчетливо его лицо, сразу установила зрительный контакт. Фокус удался и во второй раз… Следующую свою жертву я поглотила еще быстрее и проще, чем первую — наверное, потому, что поняла уже, как примерно это нужно делать. Просто протолкнуться во врата глаз, пройти по коридору зрачка…
Он был возбужден; плоть горела, кровь кипела. Один из вылупившихся птенцов должен стать его, к тому же выдалась возможность попользовать молодую декоративку. Какая удача!
Если первого мне стало даже жаль, то ко второму я сразу преисполнилась самыми нехорошими чувствами, и, не колеблясь, пустила в дело: велела выйти наружу и сделать так, чтобы прилетели гуи, потерявшие яйца! Неважно, что я и себя подвергну опасности: я думала только о том, что снаружи Шариан… А Зен… Если ведун останется жив, ему грозит смерть, а мне — то, что хуже смерти… К тому же он везуч. Если Треден прав, то и в этом случае желтоглазый должен будет выжить.
Детина повернулась и вышла выполнять мое указание — большая кукла, управляемая моей волей… Я не думала о том, правильно ли поступаю с моральной точки зрения, меня заботила только месть. Этот мир жесток, и я не хочу становиться его очередной жертвой.
Где-то в голове, в районе макушки, засела тонкая игла и ме-е-едленно, ме-е-едленно продвигалась глубже… Я оперлась руками о стену, переживая еще одну волну слабости. Управление другим человеком определенно требует ресурсов…
Пока я стояла так, голубоглазый ни-ов оделся, повесил себе на плечо сумку с увесистым яйцом — я издали не разглядела цвет — и ушел. Его я тоже не стала останавливать, потому что банально уже не хватило сил. Весь свой предел я исчерпала в двух приказах.
Опустив с трудом засов, я пошла по стеночке к лавке; появилось ощущение, что голову распирает, и перед глазами стали вспыхивать слепящие пятна. Я накрыла сумку с яйцом тулупом и прочим тряпьем, до которого дотянулась, и легла рядом.
Примерно такие же пятна перед глазами вспыхивали, когда меня душил Зен в тот второй день в Ците, когда я вышла из-под контроля Шариана и толкнула его… Что, если желтоглазый не душил меня, а просто удерживал за шею? Что, если мне показалось, что я задыхаюсь от удушения? Что, если это были последствия применения силы — непознанной силы — которую я применила впервые? Или не впервые… Ах, память, почему ты так ненадежна?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я застонала, потому как воображаемые иглы совсем не воображаемой боли пронзили мою голову еще глубже… «Шариан, Шариан», — шептал голос подсознания, но я не могла понять, что именно подсказываю сама себе. В голове шумело… или снаружи? Я закрыла глаза и утонула, растворилась в этом шуме.
* * *
Дышать было тяжело, и я проснулась от собственного рывка. Ощущения нахлынули, как волна: затекшая шея, запах крови, губы… губы?! Я ударила вслепую, куда придется, и увидела над собой лицо мэнчи.
Желтые глаза его были круглыми от удивления; их затопило радостью.
— Сработало, — выдохнул он.
— Че…го? — спросила я, на всякий случай пихнув его еще раз.
— Вдыхание жизни, — растолковал мэнчи, не спеша с меня слезать. — Через губы. Как ты делала тогда.
Мне понадобилось довольно много времени на то, чтобы осознать, кто я, кто он, где мы… и вспомнить, о чем он говорит.
— Ты делал искусственное дыхание? — осоловело проговорила я.
— Оно и правда искусное, раз ты очнулась, — кивнул Зен с серьезным видом, преобразовав непонятное слово в понятное.
— Ничего искусного! Я чуть не задохнулась!
Я пихнула Зена в третий раз, и он приподнялся, а затем и встал с лежанки. Я тоже приподнялась, морщась от боли в висках и ухе, и тут же дурнота подкатила к горлу.
— Меня сейчас стошнит…
Мэнчи встал и пошел к кувшину с водой, но прежде чем принести его мне, сам жадно отпил воды. Я посмотрела на него с откровенной ненавистью — как он смеет издеваться? — и, как только кувшин оказался у меня в руках, захлебываясь и давясь, стала пить. Вода немного улучшила мое состояние, но все равно я ощущала себя так, словно меня переехал трактор, причем исключительно по голове.
Я вспомнила все, что происходило ночью, но воспринималось это теперь, как сон. Особенно странной казалась тишина… …
— Зен, — хрипло сказала я, переводя на мэнчи взгляд. — Что было ночью?
— Надеялся, ты расскажешь, — проговорил он, и потер голову, которая, по всей видимости, у него тоже сильно болела.
«Мы напоминаем двух страдальцев с похмелья». Эта мысль заставила меня издать звук, слабо напоминающий смешок. Факел, который Зен зажег, чтобы гостям было комфортнее в доме, еще горел, так что можно было оглядеться. Я прищурилась и посмотрела на дверь с опущенным засовом. Как Зен вошел, ведь я сама закрыла засов?! Или в дом есть другой вход?
— Дверь, — прохрипела я. — Как ты вошел?
— Через ход в земле. Тред научил, что в доме должен быть обязательно вход-выход, о котором кроме хозяина никто не знает.
— Значит… никто не входил… кроме тебя…
— Нет.
— Зен…
— Что?
— Там, снаружи… что там?
— Кровища, — отрывисто произнес мэнчи. — И ошметки. Гуи нашли нас, хотя я не понимаю, как. Обычно они не отлетают далеко от гнезда, если у них крадут яйца. Может, ты объяснишь, что произошло? Ты ведь должна что-то знать?
— Да, наверное, прилетели… ты был снаружи…
Я не стала спрашивать, как Зен выжил — это ведь Зен! — но у меня были другие вопросы.
— Ты что, ничего не помнишь?
— Помню, как Шариан заговорил про приказы… и помню, как выкапывал вход в лаз, ведущий в дом. А между — ничего. Так что произошло?
Я выпила еще воды из кувшина и, утерев рот, обо всем рассказала, в том числе и о внезапно приобретенных способностях гипнотизера. Зен почти не задавал вопросов, но выражение его глаз отлично передавало впечатления от моего рассказа… Когда я закончила говорить, мы надолго замолчали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
По нашей вине и моему лично злостному умыслу ночью случился ад и Израиль… Я натворила нечто ужасное… но если бы я не сделала это, нечто ужасное сотворили бы с нами. И сотворят ведь, если мы останемся! Так что муками совести и вопросами буду терзаться потом: главное сейчас выжить!