Постепенно угасали остатки пятничных суток, однако закончить их на мажорной ноте Сергею мешал один не закрытый до конца вопрос. С момента окончания «ночной битвы под деревней Акунино» прошло уже достаточно много времени, а должной реакции на эти грозные события со стороны местного «группенфюрера» Сергей так и не заметил. Так же высокомерно держали себя с первогодками преждевременно состарившиеся «сеньоры» Лактионов и иже с ним. По-прежнему, суетливо забегая перед «сеньорами» в столовую, стремились услужливо выставить из-под обеденного стола скамейку их преданные «вассалы» — Заболонник со товарищи. Все это и раньше вызывало у старлея устойчивое чувство отвращения, но после невольного просмотра ночного спектакля это чувство начало стремительно нарастать. И сейчас, пользуясь неожиданно возникшей приближенностью к «императору», Сергей решил расставить точки над «и».
— Давно хотел спросить: что будем делать с ночными бойцами, «сеньорами», «вассалами» и прочей феодальной нечестью, паразитирующей в здоровом организме нашего боевого подразделения?
— Как это — что? Будем всячески пресекать проявления неуставных взаимоотношений.
— И как это будет выглядеть ночью?
— У нас же есть «ночной сторож» — дежурный коммунист.
— Этот ночной коммунист, как правило, исчезает через час после отбоя. И как только его шаги затихают в ночной тиши, тут же начинают разворачиваться боевые действия или ставятся спектакли по мотивам средневековой европейской жизни.
— Что Вы предлагаете?
— Из классики нам хорошо известно, что только «битиё определяет сознание». Поскольку «битиё» в явном виде мы себе позволить не можем — это ведь тоже «неуставняк», предлагаю заняться спортом.
— Каким еще спортом?
— Предлагаю приступить к всеобщему изучению и доведению до совершенства сто десятого приёма каратэ, а так же организовать регулярные занятия с нашими «сеньорами» классическим английским боксом.
— Что это за прием такой?
— Изматывание противника на пересеченной местности. Кросс, по нашему. Это почти дословный перевод с японского. Бег по сильно пересеченной местности в полном снаряжении и вооружении. Возможно достижение тройного эффекта: воспитание у личного состава физической выносливости, волевых качеств и полное очищение сознания военнослужащих от глубоко чуждой им по природе мелкобуржуазной шелухи.
— А бокс тут причем?
— Этим я займусь сам. Всёж-таки, как-никак, кандидат в мастера спорта. Тут всё просто: одеваем на очередного погрязшего в спеси воина боксерские перчатки и проводим мастер-класс, попутно объясняя ему, в чем именно он накануне был не прав. И всё, заметьте, на законных основаниях. Бокс — это ведь спорт такой. Не мы ведь его придумали. Он входит в программу Олимпийских игр, девизом которых является: «О, спорт, ты мир!» А мы всегда за мир, хоть и есть у нас где-то на запасных путях проржавевший местами бронепоезд.
— Не нравится мне здесь что-то. Уж очень все это сильно попахивает «поникаровщиной».
— А в чём Андрюха-то не прав? Он же бьёт-то точно по Уставу. Не промахивается никогда. Не знаю, за что его замполиты недолюбливают. У него в подразделении как раз всегда близкий к идеальному уставной порядок. И Ленина все любят. И дорогого Леонида Ильича. Что этим собакам ещё от него надо?
— Нет-нет, это не наши методы. Иначе мы с Вами так и помрем старлеями. Поникаров, он хоть капитана успел до своей опалы получить. Так что давайте бокс пока отложим, а вот насчет кроссов надо бы подумать. Не преподнесут ли всё это замполиты как издевательство над личным составом?
— Преподнесут, конечно же, если мы всё это грамотно не оформим. А надо, например, придать всему этому форму занятий. Написать соответствующий план-конспект, подписать его у кого надо и утвердить у высочайшего руководства. И вперед! Совершенствовать свою боевую подготовку.
— Вот Вы этим и займитесь.
— Уже, — проговорил Сергей и достал из стола тетрадь с план-конспектами проведения занятий, — план составлен, осталось только Вам его подписать, да ещё утвердить у комбата. Можно было бы и без него обойтись, но планом предусмотрено получение оружия. Куда же без него? Это ведь воинский кросс, а не утренняя прогулка пенсионеров: приседания с попукиванием под наблюдением врачей. А раз оружие, значит только через комбата.
— Оставьте тетрадь мне, я у него при случае подпишу.
— Только число не ставьте пока. Мы еще сами со сроками не определились. Здесь ведь нужен прецедент: раз вас, голубчики, предупредили, не наказывая, но вы командирской доброты не оценили — а вот теперь получите-ка фашисты по гранате. И тогда всем «сеньорам» и рабам всё сразу становится понятно: откуда ноги растут и за что им это всё. А вот если провести эти скачки без прецедента, могут сразу и не понять. Могут подумать, что мы тут от безделья окончательно ошизели и мечтаем вырастить из них олимпийских чемпионов. В этом случае может появиться естественная озлобленность, и воспитательная цель не будет достигнута.
— Ладно, подпишем, но будем надеяться, что прецедента не произойдет.
— Блажен, кто верует.
В эти пятничные сутки Сергей очутился вблизи своего домашнего очага за две минуты до их окончания. Очаг разогревал его давно остывший ужин. На кухне его ожидала боевая подруга с явными признаками недавнего приступа внезапной плаксивости на всё еще недовольном лице.
— Ты что, всегда в такое время будешь возвращаться?
— Здесь, милая, всё обстоит гораздо хуже, чем ты думаешь. Будут и такие периоды, когда меня может не быть сутками. И речь идет не о нарядах и учениях — это всё само собой. В батальоне всегда найдется очень много всяческих нужных и полезных дел, которые очень строго обязательно и предельно необходимо сделать к завтрашнему утру. А когда их ещё делать как не ночью? Тем более когда всё так интересно…
— Что же там может быть такого интересного?
— Как это что? Ты пойми, что это по сути дела придворный батальон, в котором постоянно идут какие-нибудь проверки со стороны всевозможных вышестоящих московских частей. А проверяющие, они все почему-то не любят ездить далеко. Они все ездят к нам и ставят в своих планах отметки о проведенных в войсках проверках. Завтра, например, проверяют службу тыла, поэтому за ночь надо проверить, на всех ли вещмешках пришиты бирки. А если вдруг так случится, что не на всех, то надо срочно организовать устранение обнаруженных недостатков. И надо еще догадаться, где можно глубокой ночью найти эту бирку, чтобы боец мог тут же подписать её и пришить. А послезавтра едут проверять техническую службу и надо за ночь организовать правильное заполнение нескольких тысяч формуляров. Еще через день могут приехать, чтобы проверить состояние противохимической подготовки войск, а значит надо ночью потренироваться для выполнения нормативов по облачению в ОЗК. Потом все составляющие этого пугающего врагов костюма надо тщательно вымыть, где-то высушить и к утру упаковать в специально сшитые для этого мешочки. А ещё…
— Да хватит уже. Одного только не могу понять: почему всё это нельзя делать днём?
— А когда, скажи на милость, заниматься обслуживанием техники и боевой подготовкой? Боевых задач-то никто с этого грёбанного батальона не снимал. Когда, спрашивается, мести асфальт, красить осеннюю листву, белить бордюры и ухаживать за домашними животными? Этих задач с героического батальона тоже никто не снимал. Поэтому, как только мы уезжаем на учения, весь гарнизон через неделю начинает утопать в собственном дерьме. И ещё, поверь, кроме этого есть очень много разных дел, которые ночью не сделаешь.
— А когда же отдыхать, уделять внимание семье и всё такое прочее…?
— Насчет этого у высшего начальства всегда есть чёткий ответ: отдыхать надо в свободное от службы время. И насчёт семьи тут недавно Шахрайчук выразился довольно чётко: «Я вам запрэщаю воспытыват своих дытын, усим воспытыват тильки свий лычный состав».
— Как всё это интересно…
— Во-во, мне тоже. Но может всё скоро изменится. Говорят, Ахтунг куда-то уходит. Выжил-таки я его. Ха-ха. А без него, глядишь, и Шахрайчук угомонится.
— Будем надеяться.
— А вообще, милая, надо сваливать отсюда как можно быстрее. Роста здесь никакого. Майор для данной местности, ну просто потрясающе большой человек. И на любую майорскую должность стоит очередь из шести-восьми человек. И половина из них готова лизать всё что угодно, все выступающие и углубленные части тела вышестоящего начальства, лишь бы получить по большой звезде на погоны.
— И куда же ты думаешь пробиваться?
— В Питер, куда же ещё? Только на имеющуюся жилплощадь. Если папа не генерал, то иначе никак. А папы у нас не генералы…
— Ну давай, хотя мне и здесь в лесу пока нравится.