Читать интересную книгу Повесть о потерянном времени - Дмитрий Ненадович

— Вот что делает с людьми жажда скорой наживы, — покачал головой Сергей и, подняв «фурлет», двинулся в сторону выползающей на берег тропинки.

— Да, кстати, о наживе. Этот вопрос мы всуе так и не обговорили. Каковы ее объемы? Насколько может быть пополнен золото-валютный запас терпящей бедствие поисковой партии?

— Ровно на одну флягу чистейшего, почти медицинского спирта!

— Скока-скока? — возмущенно протянул, останавливаясь начальник. — Какая-то фляга за почти новую машину?!

— Имейте совесть, фляга — это же почти литр спирта. А литр спирта — это четыре с половиной бутылки водки по Менделееву, — спокойно парировал возмущение окончательно обнаглевший старлей, — вот как раз одна не новая машина и получается. И ничего не поделаешь, такие нынче расценки. Все вопросы к Политбюро ЦК нашей партии. Можете туда обратиться. Там есть отдел по работе с запросами чего-то не понимающих граждан. Обратитесь и Вам там, в этом отделе все подробнейшим образом пояснят. И не таким несознательным объясняли.

— Ну, старлей, ты нас просто режешь без ножа! Это же форменный грабеж средь бела дня! Если кому рассказать — никто не поверит, а если поверит, то будет долго над нами, дураками, смеяться. Чтобы на флягу спирта променять новую грузовую машину повышенной проходимости?!

— Сейчас, видите ли, произошла некая смена ценностей, а Вы сидите в своем лесу, дырки в родной земле сверлите и ничего вокруг не замечаете. Озверели уже тут, похоже, окончательно. Пораскиньте-ка своими отвердевшими мозгами: машин нынче в стране у нас уже очень много, а водки почти нигде нет. Если где и есть, то очень мало. И вина хорошего нет — все элитные виноградники уже давно и с абсолютного, что называется, «сдуру» повырубили. А раз чего-то нет, значит это «что-то» называется дефицитом, а там где появился дефицит, тут же самоорганизуется черный рынок. Ну и как на всяком уважающем себя рынке образуются особого рода цены — рыночными они называются. Вот мы с Вами, например, в мгновенье ока и превратились в махровых дельцов теневой экономики и прямых участников рыночных отношений. А это уже, извините меня за столь грубое слово, капитализмом называется. Да, да. И не морщьте так презрительно нос, пожалуйста. Вы, кстати, между нами, девочками, совершенно случайно не член ли родной нашей партии?

— В данном случае это не имеет никакого значения.

— Позвольте. Как это не имеет? Это же чуждая нашему признанному флагману модель развития общества. У нас же давно воцарился социализм и присущая ему сугубо плановая экономика. Вы что, ею не довольны? Странно, это отбрасывает тень на светлый облик строителя коммунизма. Надо бы сообщить куда следует об изъянах в Вашем моральном облике и творящихся у Вас махинациях. Страна доверила Вам разведывать запасы принадлежащих народу недр. А Вы? Что Вы себе позволяете? К чему призываете?

— ?????!!!!!!!!!!!

— Да успокойтесь, я же шучу сквозь готовые пролиться слезы, — поспешил успокоить мгновенно позеленевшего начальника Серега, осознавший то, что в данном случае он сильно перегнул и без того хрупкую палку, — для меня кого-то сдавать, это значит вступать в полное противоречие со своими принципами, а в данном случае это еще и противоречит моим рыночным интересам. Так что соглашайтесь, пока я не передумал.

— Совсем запутали меня… Ну еще хотя бы четверть фляги…?

— С превеликим бы удовольствием… Да, к сожалению, больше у меня нет. Это-то у сквалыжного зампотеха еле-еле выцарапал. Себе и то только на чекушку удалось отцедить.

— Эх, что с вами, военными, будешь делать…

— Спасибо. И не надо забывать, что я ведь не корысти ради… И мы с Вами всё же патриоты.

— С Вами про такое не забудешь. Ну и где же они? «Жидкие»-то эти?

— Утром стулья, вечером деньги.

— У классиков, по-моему, все было наоборот…

— Может быть. На то они и классики. Все у них вечно шиворот на выворот.

Ведя такой неторопливый в непринужденности своей диалог «акулы теневого рынка» наконец достигли расположения поисковой партии, где их с огромным нетерпением ожидал главный механик. Совсем еще новенький «ГАЗон» с опустевшей сзади рамой уже был заведен и нетерпеливо фыркал, роняя влагу из выхлопной трубы в предвкушении встречи с дальней для него дорогой.

— Застоялся жеребец, — ласково похлопал машину по капоту старлей, — а сыт ли?

— Тридцать литров залили в него, должно хватить. Вам ведь ехать-то, наверное, чуть больше сотни километров?

— Должно хватить, — уклончиво ответил Сергей. — Ну, как говорится, по коням. Давайте документы и вот вам заветная фляга. Заметьте, драгоценное содержимое вместе с казённой тарой вам отдаю. Ничего для вас не жалею. Другой бы жлоб флягу себе оставил. Это ведь государственное имущество. А я вон нет — иду, можно сказать, на тяжкое должностное преступление. И все ради успехов советской геологии. Кстати вы что, нефть тут ищете? Удачи вам и желаю здравствовать! Калужская область должна вскоре обогнать Эмираты, коли такие люди в стране советской есть! Не помню, кто это сказал. Но звучит! Удачи вам!

С этими слегка выспренными словесами Сергей впрыгнул в кабину, бросил документы в «бардачок» и, подав сигнал: «Следуйте за мной», терпеливо дожидавшемуся водителю «КРАЗа», тронулся с места, по воински приветствуя счастливых обладателей фляги. Вернее, приветствуя то место, где только что топтались геологические разведчики. Сами разведчики уже спешили в сторону вагончика начальника, суетливо перебирая ногами и оживлённо жестикулируя.

Часа через два боевая колонна, утроенная относительно своего первоначального состояния, наконец достигла родной воинской части. Родная встретила своих отчаянно-удачливых сынов не очень дружественным образом. Прапорщик-дежурный по КПП сообщил Сергею, что о задержке машины из рейса было доложено Ахтунгу, тот, как всегда, заслышав фамилию Просвиров, пришел в неописуемую ярость. Его праведный гнев тут же пролился вниз, и, в результате мокрый от высочайшего гнева Шахрайчук до сих пор сидит в штабе и ждет доклада о старлеевом прибытии. Тем же самым занимаются Пчелкин (обсыхает, сидя в роте) и Завдрыщенко (обтекает в автопарке). Попросив прапорщика позвонить с докладом о своем победном прибытии помимо дежурного ещё и Пчелкину, Сергей повел свою колонну в автопарк. Нетрудно было предположить, что у ворот парка его будет караулить Завдрющенко. Так оно и произошло. Первое, что увидел старлей, подъехав к воротам, была долговязая тень майора, меряющего своей нервной походкой расстояние от столба до столба. Заметив подъехавшую колонну, тень вначале настороженно замерла, а затем рваными прыжками двинулась к головной машине.

— Это еще что такое, нах?! Откуда это все взялось? Что за машины, нах?

— Это наши боевые машины, товарищ майор. Вот документы на них.

Сергей коротко рассказал майору о своих приключениях и о знаменательных встречах с замечательными советскими людьми. Простыми советскими тружениками.

— Да-а-а? И всё это за две фляги технического спирта, нах?! — продолжал недоумевать майор, осматривая новую технику. — Совсем озверели, нах, скоро всю страну на водку выменяют у дяди Сэма, нах!

— А Вы не верили. И спирт не хотели давать. Дали бы больше, глядишь я Вам еще и «Волгу» пригнал бы. Новую — «ГАЗ-24». Как у Ахтунга. Он бы лопнул от злости, когда увидел бы скучающего Вас, едущего на ней утром на работу. Представляете, заезжаете Вы утром на этой «Волге» на плац, за рулём у Вас Шахрайчук, хлопаете дверью и нехотя козырнув, неторопясь шевствуете мимо Ахтунга в строй. Всё! Инфаркт! Во-от такой рубец!

— Да ладно. Пусть живет, нах. Сегодня кто-то звезданул, что переводят этого козла от нас куда-то в вышестоящую часть, нах.

— Вот и правильно! Я же давно говорил, что ему надо немедленно переводиться, раз он не может служить со мной вместе в одном гарнизоне. Вот он своего, наконец-то, и добился. Надо отдать ему должное — очень упорен.

— Ладно, нах, пока он еще здесь, машины надо бы куда-нибудь припрятать. Поставьте их пока на ПТО, нах, туда в ближайшее время никто не собирается. А кунги мы на неделе перебросим, нах, и будем полностью боеготовы. Хоть и выглядит всё это не очень…, но фули делать, если обеспечение такое хреновое, нах? Боевые задачи-то выполнять надо, нах… А в колоне, действительно, ну кто у нас будет что-то проверять, нах? ГАИ? ВАИ? Номера кузовов и двигателей? Не до жиру, нах… Отродясь такого не видал, нах.

Заметно подобревший майор снял с Сергея парочку десятков взысканий и облегченно побрел докладывать о результатах выезда комбату. Тем временем старлей, расставив машины по указанным боксам, выдвинулся в расположение своей роты. Когда он вошел в канцелярию Пчелкин разговаривал с кем-то по телефону. Увидев Сергея, он, прикрывая трубку ладонью, вполголоса сообщил: «Это дежурный Ахтунга. Спрашивает: откуда взялись еще две машины, и почему одна на сцепке?» «Скажите, что это кому-то в темноте померещилось. Это уже не первый случай: особо бдительным дежурным вместо большого «КРАЗа» вечно мерещится множество маленьких «ЗИЛов» и «ГАЗов», один из которых обязательно на сцепке. Говори-говори, как есть, я сейчас все объясню». Пчелкин как мог корректно проинформировал дежурного о наблюдающиеся у отдельных военнослужащих галлюцинациях. Про то, как эти подверженные галлюцинациям военнослужащие накануне дежурства часто нарушают спортивный режим и про то, как он, Пчелкин, с этим упорно борется на уровне своей роты, но пока, к сожалению, победить удается не всегда. Видимо вконец утомленный рассказами Пчелкина о нюансах процесса воспитания военнослужащих срочной и сверхсрочной службы дежурный вскоре повесил трубку. Об этом свидетельствовали короткие гудки, начавшие раздаваться из телефонной трубки в тот момент, когда Пчелкин дошел до той статьи Устава, в которой говорилось о порядке подготовки военнослужащих к несению внутренней службы. Воспользовавшись образовавшейся паузой, Сергей поведал «Буонароте» о своих беспримерных пока еще подвигах. «Группенфюрер» хоть и пробурчал вначале что-то для порядка (например, произносились такие слова как: «нелегитимность», «должностное преступление», «мошенничество в особо крупных размерах» и т. д.), но на его лице были заметны признаки внутренней удовлетворенности. Еще бы: в одночасье избавиться от такого геморроя в период подготовки к предстоящим учениям! Лишь одно обстоятельство нарушало его внутренний праздник: сделано все было без его прямого участия. Но, что тут поделаешь? Это болезнь всех честолюбивых «монархов» и «фюреров». Так и живут они большей частью с чувством внутреннего дискомфорта, пока в очередной раз удастся им приложиться к чему-нибудь великому и вновь воспарить над, и без того великим, собой. Но такие моменты случаются не так часто, и да сама эйфория длится не так долго. Не так часто и долго, как этим честолюбцам хотелось бы. Поэтому-то в их судьбе и превалирует внутренний дискомфорт, с которым всем остальным приходится порой считаться.