Недовольный вялым ходом войны в Померании, Петр решил усилить натиск на Швецию с другой стороны – приступил к вторжению в Финляндию собственными силами, которыми мог управлять более эффективно, нежели действовать совместно с союзниками на севере Германии. Финляндия являлась важной продовольственной базой Швеции, царь не планировал присоединять ее к России, рассматривал завоевание шведской провинции как разменную монету при торге на будущих мирных переговорах с Карлом – «шведская шея мягче гнуться станет».
Для выполнения поставленной задачи Петр разработал тактику тесного взаимодействия возмужавшего Балтийского флота и сухопутных сил, сделав ставку на галеры и иные небольшие суда, способные без особого труда преодолеть финские шхеры[80], чтобы обеспечить высадку десанта и бесперебойную доставку продовольствия на новый театр боевых действий. Весной 1713 года русский флот в составе двухсот судов высадил на берега южной Финляндии шестнадцатитысячную армию, которая принялась успешно зачищать ее от немногочисленных шведских войск, заняла прибрежные города Гельсингфорс (Хельсинки), Борго и Або (Турку). Через год почти вся южная Финляндия оказалась в руках царя. Действуя подобным образом, теперь он мог высадить десант в самой Швеции и нанести ей смертельный удар.
В следующем году, доставив провиант для армии в Гельсингфорс, русский флот направился в Або с дальнейшим курсом развития операционного наступления на Аландские острова, находившиеся в самом центре Балтийского моря, в восьмидесяти милях от Стокгольма. Карл XII приказал своему флоту похоронить надежды Петра высадить десант на берега Швеции.
Летом 1714 года шестнадцать шведских линейных кораблей, пять фрегатов и девять галер под командованием вице-адмирала Густава Ватранга блокировали русский флот в составе почти ста галер в бухте Тверминне на восточном побережье финского полуострова Гангут[81]. В поисках выхода из западни разведчики Петра обнаружили у самого основания полуострова узкий перешеек шириной не более двух верст. У царя возникла мысль перетащить легкие галеры по настилу из бревен на другой берег «и тем привести неприятеля в конфузию».
Замысел русских не остался тайной для шведского адмирала. Чтобы воспрепятствовать переброске судов, Ватранг послал к западному берегу Гангута фрегат и все гребные суда под командованием контр-адмирала Нильса Эреншильда. Петр тоже внимательно отслеживал действия противника. Утром следующего дня выдался полный штиль. Оставшиеся у бухты Тверминне и мыса полуострова большие шведские парусные корабли оказались обездвижены. И тогда царь на ходу изменил план. Отряд из двадцати галер пошел на прорыв морем, загребая мористее – далеко от берега, в обход неприятельского флота, вне досягаемости его пушек. Попытки шведов отбуксировать в море свои тяжелые корабли шлюпками и потопить огнем орудий русские гребные суда оказались безуспешными. За первым отрядом вырвались из ловушки еще пятнадцать галер. Только ночью, когда подул ветер, шведскому адмиралу удалось поставить флот мористее. И снова он просчитался в тактике маневра – оставил неприкрытым фарватер под самым берегом, чем Петр и воспользовался. В предрассветном тумане при полном штиле остававшиеся в бухте шестьдесят галер устремились в свободный проход между шведским флотом и берегом. Ватрангу пришлось вновь спускать шлюпки и буксировать корабли обратно. Достаточно близко к фарватеру, но уже слишком поздно ему удалось подтянуть только три корабля, которые так и не смогли предотвратить прорыв основных сил русского гребного флота. Только одна галера села на мель и попала в руки шведов.
Вырвавшись из ловушки, флот царя в свою очередь заблокировал в шхерах на западном берегу Гангута эскадру Эреншильда. Ватранг, оставив под своим командованием только парусные суда, при полном штиле ничем не мог помочь своему контр-адмиралу. 27 июля 1714 года Петр атаковал запертую в Рилакс-фьорде эскадру противника. Несмотря на численное превосходство, флот царя значительно уступал кораблям Эреншильда в артиллерии – сто шестнадцать шведских пушек против двадцати трех русских. Ни о какой классической артиллерийской дуэли не могло идти и речи. Петр сделал ставку на абордаж, лично возглавив авангард флота.
Надеясь на появление ветра и подход Ватранга, Эреншильд оказал упорное сопротивление. Под плотным артиллерийским огнем противника русские галеры дважды отходили на исходные позиции. Только с третьего раза им удалось преодолеть зону обстрела и в дыме, огне и грохоте канонады свалиться в абордаж. После часа ожесточенной рукопашной схватки была захвачена вся шведская эскадра, контр-адмирал Эреншильд попал в плен. При штурме русские моряки и солдаты проявил исключительную отвагу. Они с таким бесстрашием бросались на орудия, «что от неприятельских пушек несколько солдат не ядрами и картечами, но духом пороховым разорваны».
Сражение у Гангута Петр воспринял как морскую Полтаву. И хотя оно не имело такого большого значения в военном отношении – шведский флот еще оставался достаточно сильным, чтобы доминировать в Балтийском море – это была первая крупная победа на море, позволившая Петру высадить войска на Аландские острова, что вызвало панику в Стокгольме.
Все участники Гангутского сражения получили выбитые в честь славной баталии медали, сам царь – чин вице-адмирала и повышение жалованья, за которое аккуратно расписывался в ведомости.
К этому времени в Западной Европе закончилась война за испанское наследство, в результате которой произошло ослаблении Франции, доминирующей силой на континенте стала Священная Римская империя, возросло морское и колониальное могущество Англии. Бывшие враги и союзники создавали новые альянсы и политические комбинации, в которых Россия приняла активное участие теперь уже на правах равного партнера влиятельных европейских стран, которым приходилось считаться с интересами возникшей всего за десять лет новой мощной северной державы.
Вся сделанное до сих пор Петр рассматривал как основательную подготовку к еще более грандиозным свершениям. В его голове зрели планы создания устроенного строго по науке совершенного государства в виде часового механизма, в котором люди подобно винтикам и колесикам идеально подогнаны друг к другу и выполняют строго определенную им функцию, где все подчинено разуму, логике и порядку. Прагматик и рационалист, царь не обладал философским складом ума, но его привлекали популярные в протестантских странах того времени методы познания окружающего мира, природы человека и социальные идеи построения идеального государства Френсиса Бэкона, Бенедикта Спиноза, Джона Локка, Пьера Гассенди, Томаса Гоббса, Самуэля Пуфендорфа, Гуго Гроция и Готфрида Лейбница. Сомнительно, что Петр основательно изучал все труды этих ученых и мыслителей, но их идеи владели умами многих образованных людей на западе, с которыми царь в силу своего редкого любопытства и жажды знаний постоянно общался на протяжении всей своей жизни. Помимо того, что царь усвоил от них в популярной форме, он проявлял пристальный интерес к работам Гроция и Пуфендорфа, высоко ценил книгу последнего «О должности человека и гражданина», которую велел перевести на русский язык, широко пропагандировал среди сподвижников. С Лейбницем Петр был знаком лично и состоял в переписке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});