По пути на целебные воды графства Пирмонт в Саксонии Петр встречался с новым королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом I, который восхищался русским царем и по своим склонностям немного походил на него – интересовался ремеслами, придерживался строжайшей экономии, провозгласил равенство всех сословий перед законом, имел страсть ко всему военному. Окончательно царь завоевал симпатии короля, обеспечив поставку в прусскую армию нескольких сотен русских солдат великанов, к которым Фридрих питал особенную слабость. Отношения России и Пруссии приобрели прочный и доверительный характер, монархи стали друзьями. С королем Дании Фредериком IV Петр договорился высадить летом союзную армию на берега Швеции «и там силою оружия принудить неприятеля к миру». В Пирмонте «его величество изволил идти к колодцу и кушать воду». Петр настолько серьезно относился к процессу лечения, что отказался от банкета в день своего рождения: доктора запретили ему пить вино при употреблении целебных вод.
Поправив здоровье, царь прибыл в Копенгаген, где сосредотачивались войска и корабли для высадки десанта в Швецию. В операции решили принять участие англичане и голландцы, раздраженные действиями шведских каперов в Балтийском море, блокировавших морскую торговлю. В начале августа датско-русско-англо-голландская армада под командованием Петра в составе восьмидесяти военных кораблей вышла в море для сопровождения четырехсот торговых судов. Кроме как распугать шведский флот, плавание носило характер масштабных совместных маневров союзных и дружественных эскадр. Высадка войск во владениях Карла XII так и не состоялась – датский король не обеспечил своевременную переброску русских войск из Макленбурга. «Генеральный консилиум…учинил отставить десант до следующего лета».
Из Дании Петр отправился в милую его сердцу Голландию, в которой царя в первую очередь влекли те места, где он побывал без малого двадцать лет назад. Он с удовольствием посетил Саардам и судовую верфь в Амстердаме, обласкал своих старых знакомых – кузнеца Геррита Киста, бывшего бургомистра Витсена, вдову корабельного мастера Поля. Голландцы могли заметить, что за прошедшие годы русский царь заметно изменился в манере поведения: он совершенно не стеснялся толпы и не прикрывал лицо руками, но остался верен пристрастиям молодости – все также интересовался торговлей, различными производствами, техникой и механизмами, с удовольствием совершал прогулки на яхте, посещал музеи, библиотеки, школы, академии; находясь в зените славы и могущества, сохранил простоту в одежде и общении, симпатию и тягу к простому мастеровому люду. Правда, за топор на верфях царь больше не брался, но приобрел богатую коллекцию картин голландских художников.
Дипломатические усилия Петра привлечь Англию и Голландию в качестве посредников в мирные переговоры со Швецией не дали положительных результатов. Более того англичане и австрийцы, недовольные активным вмешательством России в дела северной Германии, требовали немедленного вывода русских войск из Макленбурга, не желали чрезмерного усиления России за счет Швеции, особенно Англия, стремившаяся к контролю над Балтийским морем. Тогда царь обратился с подобным предложением к Франции и получил официальное приглашение версальского двора посетить Париж.
Петр давно хотел побывать в этой стране, известной высокими научными, техническими и культурными достижениями. Людовик XIV, неизменно уклонявшийся от сближения с Россией, умер полтора года назад. На трон взошел его малолетний правнук Людовик XV, до совершеннолетия которого французским королевством на правах регента правил герцог Филипп Орлеанский.
В апреле 1617 года царь прибыл в Дюнкерк, где его встретили представители регента, получившие указание проявлять по отношению к высоким русским гостям всяческий почет и предупредительность, выполнять все их прихоти и пожелания, что оказалось делом нелегким. Петр отказался сесть в предоставленную ему карету, напоминавшую петербургские катафалки, потребовал обычную двуколку, на которой привык передвигаться дома. Царю не понравился ни один из продемонстрированных ему экипажей. Тогда он распорядился поставить на телегу разысканный на складе среди старого хлама кузов фаэтона. Напрасно французы уверяли привередливого гостя, что он рискует опрокинуться в пути – Петр отправился в Париж на транспорте собственной конструкции. Увидев из окна фаэтона множество ветряных мельниц, царь пошутил: «Вот где для Дон Кихотов непочатый край работы». В Кале ему так понравилась супруга председателя королевского суда, что дама чуть не лишилась чести, на защиту которой встал сопровождавший царя камергер французского двора. «Воля и планы его величества меняются ежечасно. Нет никакой возможности составить заранее программу или какой-либо распорядок», – сообщал камергер Филиппу Орлеанскому. – «Вся его свита, от трона до конюшни, легко впадает в ярость. В царствующей особе есть зачатки добродетели, но совсем дикой… Встает он рано утром, обедает в десять часов, после легкого ужина ложится в девять, а иногда вообще не ужинает, если сытно пообедал. Но между обедом и ужином поглощает невероятное количество анисовой водки, пива, вина, фруктов и всевозможной еды. Любит соусы с пряностями и черный черствый хлеб. Наше пиво его величество находит отвратительным, жалуется на все… Вельможи его свиты не менее требовательны, любят все хорошее и знают в этом толк. Царь очень велик ростом, несколько сутуловат и имеет привычку держать голову немного вниз. Он смугл, выражение лица суровое. Носит простое суконное платье, широкий пояс с саблей на боку, парик без пудры и рубашку без манжет». В свою очередь Петр находил французских аристократов слишком изнеженными, жеманными и изящными, забавлялся их манерой ежедневно менять костюм.
В Париже для русского царя отвели роскошные апартаменты в Лувре, поставили в спальне «самую дорогую и великолепную вещь в мире» – кровать Людовика XIV, заказанную для него в свое время маркизой де Ментенон, знаменитой фавориткой и морганатической женой[83] короля. В отделанной росписью и позолотой зале накрыли обильный и изысканный стол на шестьдесят персон. Но Петр только мельком взглянул на все это великолепие, продегустировал шесть сортов вина, два пива, закусил черным хлебом с редиской, распорядился потушить смущавшие его склонность к бережливости сотни свечей на огромных люстрах и… предпочел более скромные покои в отеле «Ледигер», в которых приказал поставить свою походную кровать. Надежды французов поразить воображение русского царя немыслимой роскошью оказались напрасными. Равнодушно осматривая королевскую коллекцию драгоценностей стоимостью в тридцать миллионов ливров, он небрежно заметил, что потраченным на них деньгам можно было бы найти лучшее применение. Если Петр чему-то и удивлялся в этом плане, так это резкому контрасту между богатством аристократии и нищетой простого народа, полагал что французское королевство погубит ненасытная страсть правящего класса к роскоши, что и случилось через семьдесят два года[84].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});