За последние несколько лет Лиза оставалась девушкой, которую я знала, и я всегда буду её обожать, даже не смотря на то, что внешне она кажется самонадеянной идиоткой. Та авария разрушила две мечты двух людей: желание Кати танцевать и Лизы быть всегда с ней. Она справилась с этим единственным способом, который смогла придумать: ныряя в постель к каждой встречной.
Я оборачиваюсь на Катю со Светой, и я такого никогда раньше не видела: злость на лице Светы, — но распознаю ее тут же. Её щеки с нежным румянцем краснеют, а взгляд становится тверже. Катя гладит её по руке и шепчет что-то на ухо, пытаясь повернуть её лицо к ней.
Сначала она сопротивляется, не сводя глаз с Лизы, потом, закрыв глаза, кивает и набрасывается на ее ждущий рот, словно помечая территорию.
— Je t’aime, — шепчет она. — Я люблю тебя настолько безумно, что иногда забываю: ты не настолько хрупкая.
Я отворачиваюсь, чтобы дать им немного личного пространства. И снова смотрю на Лизу через весь бар. У неё на челюсти играют желваки, когда она замечает их поцелуй, но потом снова непринужденно улыбается и отворачивается, флиртуя с парой девушек у стойки.
— Так значит, вот она, та самая Лиза, — говорит Лера мне на ухо. У меня по рукам побежали мурашки. — Это она водила вас на концерты?
Я киваю, сдерживая желание разреветься, видя усилия, что она прилагает, общаясь со мной.
— Они с Катей были вместе со времен старших классов и какое-то время… после.
— После… Ты про аварию? — негромко уточняет она.
— Да. Для Кати это было тяжелое время, а Лиза была просто убита горем, что она уже перестала быть такой, как прежде.
— Значит, она тебе нравится?
Я поднимаю взгляд на Леру, впервые за вечер глядя ей прямо в глаза. Пока я стараюсь сдержать все, что рвется из меня на свободу при виде неё, она как-то умудрилась успокоиться. Мне хочется наброситься на неё и одновременно хорошенько встряхнуть и зацеловать. Еле заметной пульсацией во взгляде её голубых глаз я вижу её боль, а в остальном она все та же Лера: спокойная и уверенная в себе, какую я знала все эти месяцы. И я ненавижу это, потому что знаю и другие её стороны — например ту, благодаря которой я узнала настолько интенсивное удовольствие, что увидела звезды — и хочу поймать хоть какой-нибудь намек, что увижу ее снова. Вернее, что она позволит мне ее увидеть.
— Нравится, — отвечаю я. — Она наговорила немало гадостей и напортачила столько раз, что я сбилась со счета, но она все равно отличная девушка.
В ответ на это я получаю её слегка приподнятую бровь, но, прежде чем Лера находится с ответом, говорит Света:
— Что ж, это было прекрасно, друзья, но мне нужно отвести свою жену домой и срочно сделать с ней все самые непристойные вещи.
Лера берет со стола свой кошелек и слегка наклоняется в мою сторону, чтобы засунуть его в задний карман.
— Ты тоже уходишь? — спрашиваю я. — Я только что пришла.
Она кивает.
— Я знаю. Извини. Это был потрясающий эксперимент, но лучше я пойду домой мыть туалет.
Я смеюсь, хотя все еще не готова дать ей уйти.
— Кажется, я понимаю, о чем ты.
Когда я поднимаюсь и она делает шаг мимо меня, я импульсивно хватаю её за руку и останавливаю. Удивленно глядя вниз, она все же не сопротивляется и идет за мной подальше от столиков, в тень.
Я отпускаю её руку, отступаю на шаг и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. В мои планы не входило говорить о случившемся сегодня, и я не сильна в импровизации, но не могу дать ей уйти, ничего не сказав и не дав понять о своих мыслях в эти дни.
— Так, ладно, — от её молчания мой голос звучит неуверенно. — Сегодняшний вечер отстойный.
— Есть немного, — вежливо соглашается она со мной, и от меня не ускользает, как она стремительно скользнула взглядом по моему лицу вниз к губам.
Да, я хочу, хочу, хочу.
— Мне очень, очень жаль, — говорю я. — Знаю, это тяжело…
Лера пожимает плечами и снова кивает. Я внутренне издаю стон. Господи, до чего же больно. Пытаюсь сформулировать мысль — но я не знаю, как — что хочу попытаться сбалансировать эти два состояния: быть её возлюбленной и не снижать скорость своей работы. Кажется невозможным найти слова для всего этого, когда она рядом, а я даже не могу к ней прикоснуться.
Наконец я прерываю молчание:
— Вчера я заходила в магазин увидеться с тобой.
Она слегка напрягается.
— Правда?
— Ты ходила ужинать с Эллисон?
Она потирает подбородок и, похоже, не удивлена моим вопросом.
— Да.
На панно изображена лужица слез, очертаниями похожая на девушку.
Глаза начинает жечь.
— Это… — черт. Я смотрю в сторону и чувствую, как слабею. — Это было свидание?
Когда я поднимаю голову, то встречаюсь с её безучастным взглядом.
— Или… — я начинаю по новой, — я имею в виду, это именно то, чем ты сейчас занята?
— Занята ли я Эллисон? — резко переспрашивает она. — Ты это серьезно, Тася?
— Не знаю, было ли это свидание, и не уверена, имею ли я право спрашивать…
— Не имеешь.
— Знаю, — быстро отвечаю я. — Но меня убивает мысль о вас двоих вместе.
Она ничего не отвечает, крепко сжимает челюсти, а у меня в голове мертвая тишина.
В ответ на мое потрясенное молчание она рычит:
— А разве не это я должна делать? Постараться скоротать время, ожидая, когда ты нажмешь на «play».
Она по-прежнему не ответила на мой вопрос. Я понимаю, ей больно — и это я причинила ей боль, и сейчас воочию вижу результат — но я никогда раньше не видела резкую и саркастичную Леру. Я так сильно ненавижу себя, но и её немного ненавижу тоже, потому что это кажется изменой… даже если это я сама её попросила.
Чувствую, как в груди все сжимается сильнее и сильнее, пока мне не становится трудно дышать, а в горле начинает жечь от накатывающих слез. Я киваю и пытаюсь улыбнуться, но мое лицо искажается, и я отворачиваюсь, пока она не увидела.
Торопливо иду по коридору в женский туалет, глотая рыдания, но позади слышу её быстрые шаги, после чего рука Леры обнимает меня за плечи.
— Блядь. Нет. Тася, не уходи. Я дура.
Я не поворачиваюсь к ней лицом и лихорадочно вытираю щеки. Это так унизительно. Терпеть не могу плакать в одиночку, но при свидетелях еще больше. Я будто попала под дождь: в один миг лицо было сухим, в следующий — захлебываюсь слезами.
— Ты не дура. Это все я, — говорю я, и по моему голосу понятно, что я плачу. — Я так боялась все испортить с книгами, что в итоге испортила с нами.
Она мягко поворачивает меня к себе, и я смотрю на неё и представляю её в своей комнате, снимающую с меня одежду вместе с этим помешательством и возвращающую нам — нас.
— Я не целовала ее, — говорит она. — Мы поужинали, но я не позволила произойти ничему большему.
Я киваю и сдерживаю облегченный всхлип.
— Но ты ожидаешь от меня не пытаться двигаться дальше? — тихо спрашивает она. — Ты предложила мне просто сидеть сложа руки, пока сама без меня налаживаешь свою жизнь. Это чудовищная просьба, Тася.
Я кладу ладонь ей на грудь, и слова вылетают из меня беспорядочным месивом:
— Не думаю, что мы думаем об одном и том же, — запинаясь, говорю я. — Не думаю, что я имела в виду, и то, что ты думала, я имела в виду, — это одно и то же. И с моими словами то же самое. И прости меня.
Она слегка отодвигается от меня.
— Мне не верится, что этот разрыв был просто… из-за недопонимания. Ты говорила довольно ясно.
— Я хочу поговорить об этом, — говорю я. Пытаюсь хоть как-то упорядочить свои мысли, но тут так громко, плюс я чувствую, как все наши смотрят на нас. — Не здесь. Может, позже?
Она кивает и смотрит на мой рот. Потом вместо этого начинает мотать головой и говорит:
— Я не знаю, Тася. Не знаю. Творится полная херня.
От паники у меня пересыхает в горле.
— Я не хочу, чтобы все закончилось, и…
Лера останавливает меня мягким «Ш-ш-ш» — и протягивает руку, чтобы заправить мне прядь волос за ухо. Смотрит на свою руку, которая движется сама по себе, после чего безвольно роняет ее.