Читать интересную книгу Кундалини. Эволюционная энергия в человеке. - Гопи Кришна

Но мысль оставить дом и семью на произвол судьбы никогда не приходила мне в голову. Я мог отказаться от всего, даже от избран­ного мной пути, но ни за что не согласился бы на разлуку с родите­лями и на отказ от выполнения своих обязательств. Кроме того, все мое существо восставало против идеи стать бездомным аскетом, чье существование полностью зависело бы от труда других. «Если Бог являет собой воплощение благородства, добра и чистоты, — говорил я себе, — как может Он допустить, чтобы те, кто питает к Нему са­мую горячую любовь, подчинив себя Его воле, оставляли своих род­ных и близких (обязательства перед которыми Он сам вложил в их сердца) и пускались бродить по миру, возлагая надежду лишь на тех, кто чтит семейные связи?». Сама мысль о подобной жизни вы­зывала во мне дрожь. Я никогда не смирился бы с жизнью, которая прямо или косвенно бросала бы тень на мое человеческое достоин­ство или мешала бы мне, используя свои таланты и силу рук, про­кормить тех, кого я должен содержать, — с жизнью, которая стави­ла бы меня на одну доску с калеками и паралитиками, причиняю­щими близким лишь неудобства.

Я решил избрать для себя семейную жизнь, простую и чистую, избавленную от соперничества, позволяющую мне выполнять свои обязательства перед родными и близкими и рассчитывать на плоды своих трудов. Укротив свои желания и умерив потребности, я буду иметь в своем распоряжении свободное время и спокойный ум — все, что необходимо для продвижения по избранному пути. В том юном возрасте меня вел не интеллект, но какое-то другое, куда бо­лее глубокое чувство, проявившееся благодаря душевному конф­ликту и определившее весь мой дальнейший жизненный путь. Тог­да я еще и не подозревал, что по невероятному стечению обстоя­тельств через много лет меня затянет страшный водоворот сверхъ­естественных сил и там, на невероятной глубине, я найду ответ на вопрос, не дававший покоя человечеству на протяжении тысячеле­тий. Я не вижу никакого иного объяснения этому кажущемуся ана­хронизму: ведь не был же я в незрелом возрасте столь проницате­льным человеком, чтобы предвидеть все последствия этого шага, и не мог я предполагать, что смогу наиболее полно реализоваться, ве­дя спокойную семейную жизнь, а не разрывая узы любви, как это делали, заручившись одобрением своих духовных и мирских на­ставников, многие отчаявшиеся юные мои соотечественники.

Наша семья тогда жила в Лахоре. Мы занимали часть послед­него этажа небольшого трехэтажного дома, расположенного в узком переулке на окраине города. Квартал наш был густонаселенным, но, к счастью, окружающие дома были ниже нашего и не мешали сол­нечным лучам и свежему воздуху проникать в окна, откуда откры­вался прекрасный вид на поля. Я облюбовал уголок в одной из двух маленьких комнат и каждый день с первым проблеском рассвета отправлялся туда медитировать. Начав с непродолжительных ме­дитаций, я постепенно увеличивал их длительность, пока не нау­чился просиживать часами, не меняя позы, с прямой спиной перед объектом наблюдения без малейших признаков усталости и беспо­койства. Я пытался неуклонно следовать всем наставлениям, кото­рые дают тем, кто обучается Йоге. Это была нелегкая задача для человека моего возраста — без наставника соблюдать все правила самоограничения и добродетельного поведения, необходимые для достижения успехов в Йоге, когда вокруг открывались многочис­ленные соблазны современного города. Но ничто не могло повлиять на принятое мной решение, и в ответ на каждую неудачу я прила­гал еще более яростные усилия, чтобы усмирить непокорный ум и не позволять ему управлять мной. Насколько я преуспел в этом, учитывая мои природные склонности и сложившиеся обстоятельст­ва, мне трудно судить, но, если бы не длительная практика само­контроля и многолетняя привычка сдерживать железной рукой мя­тежные порывы юности, думаю, мне ни за чтобы не удалось бы выйти победителем в суровом испытании, выпавшем на мою долю в тридцатипятилетнем возрасте.

Заметив необычную для меня покорность, мать поняла, что во мне произошли серьезные перемены. Я никогда не чувствовал по­требности объяснить ей свою точку зрения, чтобы подготовить ее к принятому мной решению. Не желая причинять матери ни малей­шей боли, я держал свои планы при себе, не выдавая их даже наме­ком, когда мы обсуждали с ней мою будущую жизнь и карьеру. Но обстоятельства сложились таким образом, что мне все же пришлось поделиться своим решением с матерью. Я был вторым кандидатом на весьма выгодную должность в правительстве, но меня отвергли из-за изменений процедуры приема. Неодобрительное отношение мужа моей сестры не позволило мне сделать своей профессией ме­дицину.

Тем временем внезапное ухудшение моего здоровья, вызванное жарой, вселило в сердце моей матери такое беспокойство, что она немедленно решила отправить меня в Кашмир — когда речь шла о моем здоровье, мои успехи в учебе отходили на второй план. В этот критический период поступившее предложение занять низкоопла­чиваемую должность в Департаменте общественных работ этого штата было охотно мною принято. Мать дала свое согласие. Без вся­кого сожаления я покинул прекрасную долину, чтобы окунуться с головой в новую для меня работу клерка. Через год семья переехала жить ко мне в Сринагар, и вскоре мать активно занялась поиском невесты для меня. Следующим летом в возрасте двадцати трех лет я вступил в традиционный брак с женщиной, семью годами младше меня, дочерью Пандита из Барамуллы.

Я немало удивил ее в первую брачную ночь, когда покинул ком­нату в три часа утра, чтобы совершить омовение в ближайшем при­брежном храме, и, возвратившись через час, сел в позу для медита­ции и не проронил ни слова, пока не пришло время отправляться на работу. Но она с готовностью приняла то, что ее простому уму пред­ставлялось эксцентричной чертой характера мужа, и когда я воз­вращался из храма холодными зимними утрами, меня неизменно ждал теплый кангри ( Маленькая глиняная чаша, оплетенная лозой, в которую кладут горя­чие угли для обогрева тела. Обычно, кашмирцы носят кангри у голого тела под длинной одеждой).

 Примерно через год меня перевели на служ­бу в Джамму. Жена последовала за мной вместе с родителями — она относилась к ним с преданностью и окружила их неослабеваю­щим вниманием. Время текло, в жизни моей происходили переме­ны, и ситуация подчас выходила из-под моего контроля, но я никог­да не забывал о цели, которую некогда поставил перед собой, и не отклонялся от избранного пути, не подозревая о том кризисе и ве­ликом испытании, которые ждали меня впереди.

В 1937 г., когда произошел этот экстраординарный случай, я ра­ботал клерком в офисе директора образования нашего штата. Прежде я занимал такую же должность в офисе главного инженера, откуда был переведен на новое место из-за того, что осмелился усо­мниться в справедливости директивы министра, получавшего извращенное удовольствие, издеваясь над подчиненными. Работа в но­вом офисе не доставляла мне никакого удовольствия, хотя, с точки зрения коллег, я занимал завидную должность. В мои обязанности входило ведение послужных списков и досье на сослуживцев вы­сшего ранга, необходимых при принятии решений об их продвиже­нии по службе или переводе на другое место работы. Таким обра­зом, мне приходилось общаться со многими коллегами из обоих де­партаментов. Некоторые из них частенько захаживали в офис, же­лая добиться расположения начальства легким путем за счет своих ничего не подозревающих коллег, подавая пример другим посту­пать так же, чтобы не остаться в накладе.

Сам род моих обязанностей, тем или иным образом влиявший на карьеру и жизнь других, не позволял мне избежать критики со стороны сослуживцев. Но их действия зачастую производили в моей душе обратный эффект, и нередко решение принималось в по­льзу бедного, не имеющего поддержки, но достойного кандидата. Из-за моей неизменной приверженности справедливости я нередко натыкался на подводные рифы тайных симпатий и интриг, хорошо спрятанные под безукоризненным фасадом правительственных уч­реждений. Из-за своих добрых чувств к обиженным я часто дейст­вовал в ущерб собственным интересам и не раз отказывался от вне­очередного повышения по службе в пользу старших товарищей.

Эта профессия была не для меня, но не имея ни образования, необходимого для того, чтобы сменять ее на что-то лучшее, ни же­лания его получить, я продолжал плыть по течению. И хотя я отда­вал работе много сил и старался выполнять ее добросовестно, изу­чение и практика Йоги интересовали меня куда больше, чем офици­альная карьера. Работа лишь давала мне возможность прожить, удовлетворяя самые скромные потребности. Иного значения она для меня не имела. Мне были неприятны постоянные попытки вражду­ющих сторон втянуть меня в свои склоки, из-за чего на обычно без­мятежной глади моего ума, оберегаемой для занятий Йогой, порой возникали волны.