шагом, еще не чувствуя бессонной ночи, вышли на площадь Ленина.
Тонкое постукивание каблучков — больше ничего из утренних звуков не слыхал сейчас Карпухин.
«Ах, туфелька — дитя асфальта», — подумал Виталий, косясь на Валю Филимонову.
— После купанья я пойду на базар, — предупредила Валя.
— Я бы запретил девушкам посещать базары, — откликнулся Карпухин. — Базары портят несформировавшийся характер. Я бы пропускал на базар только по брачным свидетельствам.
— Я живу у сестры, — серьезно ответила Валя. — Надо помогать.
Глушко торопливо провел рукой по жестким коротким волосам. У него самого только несколько лет назад появилась возможность заботиться о близком человеке. А до знакомства с Аллой у него был детский дом да институт. Он почти не помнит свою маму. Почему-то запомнился берет, растянутый на тарелке. И еще удержалось в памяти, как мама, сидя на кухне, шпилькой вспарывала полосатое брюшко крыжовника — на варенье.
У обрыва они остановились. Виталий, решив прослыть серьезным, пошел к реке в обход, по дороге. Глушко спрыгнул на земляной уступ и подал руку Вале. Внизу плотно устроились маленькие деревянные домики, заборами и огородной зеленью взбираясь далеко наверх. За широко расползшейся, как речная дельта, дорогой голубели днища лодок — начиналась водная станция.
Доктор Глушко и Валя Филимонова постояли с минуту, полюбовались утренней красотой и стали спускаться, выбирая ногами устойчивые, поросшие травой кочки. Когда до дороги осталось несколько метров, Валя, взвизгнув, понеслась вниз. Тяжелый Глушко догнал ее у забора. Презиравший эти туристские замашки Карпухин чинно шагал по дороге.
Приглядели местечко на берегу, где трава не была выбита. Валя, по-женски скрестив руки над головой, сбросила платье. Виталий задержал дыхание, разглядев на ее загорелой спине белую полоску. Ася Иванова, которую они с Золотаревым только что проводили, была, пожалуй, постройней, но, боже мой, боже мой, эта девочка совсем в другом роде. С мужским обжигающим удовольствием он отметил, что трусики у нее маленькие, тугие, и поспешно стал подворачивать свои чересчур длинные трусы. Если бы женщины знали, как здорово, когда их нельзя застать врасплох!
Саша пружинисто подпрыгнул и нырнул с берега. Крупные и мелкие воронки завертелись позади него — Глушко поплыл брассом. Валя, нащупывая дно, вошла по пояс в воду и спокойно окунулась — берегла прическу. На берегу помахал руками нескладный Карпухин и, как только перехватил любопытный взгляд сестрички, снял очки и прыгнул с разбегу. Вода в реке желтая, темнеющая и холодеющая книзу. В липкое дно вре́зались острые края ракушек. Он увидел смутно белеющие под водой, спокойные бедра Вали. Но было уже поздно, и Виталий неуклюже задел плечом ее мгновенно встрепенувшееся тело.
— Едва не утонул, — сказал он, — выныривая рядом с ней. — За что-то зацепился…
Валя торопливо вышла на берег. Карпухин не видел ее лица, но почувствовал, что опять получилось нехорошо.
Глушко выжал на том берегу стойку и бросился назад. Валя надела платье, которое сразу же намокло и потемнело ниже пояса. Не глядя на Карпухина, она сполоснула ноги и надела туфли. Виталий не успел выйти на берег, а она уже бежала в сторону моста быстро и по-мальчишески смело.
— Куда это она? — спросил подплывший Глушко.
— На базар, — раскаянно пожал плечами Карпухин.
Сбежать от тещи я считаю
самым хорошим оздоровительным
мероприятием в летний период.
Лучше санатория
С папкой под мышкой Золотарев пошел к административному корпусу, где каждое утро отчитывались дежурные хирурги. Они с Карпухиным успели проводить Асю, но было еще довольно рано. Ребята куда-то разбежались. Один Великанов метался в общежитии и ругал себя за то, что ничего не смыслит в хирургии. Андрей недолюбливал Великанова, но признавал за ним одно достоинство: Николай лучше и больней других умел высечь самого себя.
У ворот он увидел бортхирурга Басова, который, зевая, рассуждал о чем-то с дядей Мишей.
— Спать не хочется? — спросил Золотарев.
Он знал, что в прошлую ночь Басова вызывали в какой-то район, а этой ночью его, как и всех, подняли в связи с пожаром.
Владимир Евгеньевич махнул рукой:
— Домой не тянет. У меня говорливая теща.
— День начинается — самое время поспать, — высказался дядя Миша. — Днем жара, суета. Так что спи себе, не мешай людям надобности совершать.
Золотарев и Басов отошли от проходной и остановились у входа в административный корпус.
— Я ни разу у тебя не был, — сказал Басов, — Как дела?
— Справляемся, — усмехнулся Золотарев и откинул со лба короткий чубчик.
Мимо чаще стали проходить знакомые люди — сестры, санитарки. Проходили, здоровались, почти неузнаваемые без халатов.
Время шло к половине девятого.
— Когда идешь в отпуск? — опять поинтересовался Басов.
— Что-то не думал.
— Ага! — понял Владимир Евгеньевич. — Я тебя хотел заменить на время отпуска. Жене дают зимой. Без нее далеко ехать неохота, а сбежать от тещи я считаю самым хорошим оздоровительным мероприятием в летний период. Лучше санатория.
— Зарубин собирается в отпуск, попытай его.
— Мне денег не надо. Хочу собачек попотрошить, и чтобы теща не разглагольствовала…
Они с Басовым учились в одном институте, только Володя года на четыре старше. Андрей помнит, как Басов демонстрировал на студенческом научном обществе собак: он нм делал какие-то хитрые с точки зрения студентов операции.
— Зачем тебя вызывали в район? — спросил Золотарев.
— Чепуха. Один ветеринар сломал бедро. Сейчас ветеринары на вес золота, поэтому руководители совхоза не доверили драгоценное здоровье районному хирургу Петрову. Вызвали меня, а Петров, конечно, уже сам все сделал.
— Хотел тебя однажды вызвать. Лучше бы вызвал, а то решил, что пустяки…
— Пустяки, Андрюша, тоже работа, если учесть, что хирургами у нас становятся сразу после института.
У подъезда останавливались другие врачи. Обсуждали вчерашний футбольный матч с тамбовской командой. Говорили о новом итальянском фильме. Кое-кто, оказывается, даже не знал, что ночью был пожар: их почему-то не вызвали. Они расспрашивали подробности, им наперебой объясняли.
Подошел и поздоровался за руку со всеми Митрофан Яковлевич Кустов, бодрый, свежевыбритый старичок с громадным кожаным портфелем. Метеором пролетел Карпухин, за ним прошли Великанов и Глушко.
Без четверти девять. На втором этаже, в комнате санитарной авиации, тарахтели телефонные звонки.
Глава II
…воскликнуть: «Не для
любви ли ты создана?» И этим
снять с любвеобильных
мужчин ответственность
за свое скотство
тренняя конференция была, как всегда, длинной. Ее издавна называют пятиминуткой, но уже издавна это название перестало пугать ораторов своим жестким регламентом. Врачи говорят, что утренняя конференция — то же