«Вот жемчужно-белой ночи бирюза…»
Вот жемчужно-белой ночи бирюза,Наплывают очи на глаза,И глаза растут в размер очей,Упакована любовь в размер ночей,А вернее – безразмерность, ибо день —Лишь задумка и набросок,только тень,Только завязь и оскома…Всё потом —Ночь и ты,и край вселенной за кустом.
Ноябрь. Икона «Всех скорбящих радость»
Жизни знобкое наважденье.День,не знаю зачем, рожденья,И особенно в ноябре,Самом темном, почти что черном,Вихрь предснежья грозится штормом.К бесноватой поспел пореДень,не знаю зачем, рожденья.Свечу затеплив,отброшу тень я,К стихам прильну,аж заломит скулы.Скорбящим радость – и мне посулы.
«Как славно…»
Как славнов памяти нашарить,Лицона руку оперев,Дорогсеребряную наледь,Чугунное литьёдерев.И вьюжных струйнепостоянство,И небазимнюю юдоль…Ах, этот воздухи пространство,Так умеряющиеболь!
«Время спазмами, толчками…»
Время спазмами, толчкамиШло, накатывало, пёрло,Молотило кулаками,Перехватывало горло.Время – истеричка, стерва,Даст под дых – живи согбенно.Сверлит до живого нерваИ насквозь самозабвенно.
«Я вижу – со дна океана…»
Я вижу – со дна океанаИз вечности, из запределаКакая-то светится тайна —Обломок небесного тела.Сияет, как лампа шахтера,Во тьме антрацитово-чернойНеведомой силою взора —Нездешней, холодной, упорной.Слепою тропой подсознаньяИду, подчиняясь конвою,Рифмованно-звучное зданьеПочти обтекла стороною,Пленённая строгим теченьем,Чугунным плетеньем решеток…Как водится, непротивленьемМой дух и возвышен, и кроток.И властно со дна океана,Навеки отринув мирское,Сигналит небесная тайна —Ни мира, ни сна, ни покоя.
На рубеже века
Эти гетто машин,припорошенных снегом, стоянкиНа полмира простерлись,над ними вполнеба луна.Обезлюдело в мире,иссякли наживки, приманки,Перетерлись в трухузолотые его времена,Нам оставив лишь остовы,свалки, каркасы, огрызки…Плоть живую отжавдо бесформенных пресных пластмасс.И гася, будто свечи,кресты свои и обелиски,Все пустил под каток,ничего не оставив от нас.
«Два контура моих…»
Два контура моих —один в другом,Гляжу на нихпочти сторонним взглядом,Два времени —одно бежит бегом,Другое – вот оно —плетется рядом.Одно рванется разом —и привет.Другое, вздрогнув,ринется обратно.Я вместе и мала,и необъятна…Двоится все —и средних линий нет.
«Вершины обнажены…»
Вершины обнажены,Подножья усохли, увяли.Больничной полны тишиныПустые осенние дали.Наступишь —И пустишь в распылТьму листьев,Заждавшихся тленья.Неужто и тыЗаслужилНе больше,Чем эти растенья?На стылом пороге зимыБесцветны они и убоги,Такие же, впрочем,Как мы,На этом фатальном пороге.
«Не знать своих возможностей…»
Не знать своих возможностей —так житьЛишь Пушкин мог.О Господа щедроты!Так возноситься,так порой любить,Так забываться,нет – куда там, что ты…Но все ж на томневедомом путиСкитаться, ожидая,и молиться…Нести свой скарб не за спиной —в горсти,Оберегая и слова, и лица.Неповторимость даи тайну их,Сама ещене разобравшись в сути, —Ты выношен уже,мой главный стих,И дышишь лик означенной минуте?
«Пишу на языке минут…»
Пишу на языке минут,И жизни ритм – тахикардия.Давно надтреснут мой уют,И в каждой трещине стихия,
То вертикаль, то круговерть,То круто наискось с подсечкой,Жизнь примагничивает смерть,Стоишь потерянной овечкой,
Надеясь, что тебя найдут —Ведь за тобой одной в погоне.Пишу, на языке минут,Прилежно примостясь на склоне.
Пишу на языке любом,Пишу восторг, пишу усталость,Пишу, упершись в небо лбом,Пишу, ах только бы писалось…