Натюрморт
Одинокое яблоко,фон в амбразуре окна —Грязноснежный, глухой,жестяное дворовое донце.Приближенье Адама,рывок, натянулась блесна,Под условной чертой горизонтазатеплилось солнце.Ожиданье,начало,высоко натянутый трос…Ожиданье. Лишь им и держусьна плаву да на взлете,Напряженьем его —в амплитуде от смеха до слёз —На предельной ликующейили отчаянной ноте.Было яблоко.Вырос, я и не заметила, сад,И зацвел, и отцвел…Я очнулась, пройдя переплавку.Кисти мою и краски ищу,возвращаюсь назад,Ставлю яблоко. Так.И на яблоко делаю ставку.
«Весёлостью взрыва, удара, обвала…»
Е. Казарцеву
Весёлостью взрыва, удара, обвала,Накала всех жизненных сил добела —Я издали это за лист принимала,Готовый, белеющий с краю стола.Текст тяжестью ляжет, не сбрось его только,Покуда ты жаден и нетерпелив,А вдребезги если – не сыщешь обломкаИ всё, что останется, – света прилив.Ты сам – сплошняком истекание света,Тебя не коснулся участок темнот,В упор ты не видишь иного поэта,Он тьмою заряжен, он твой антипод.
«Все добрее и ближе…»
Все добрее и ближе…Уж время слило воедино —Мама – бабушка – мама…Любовь до краев, за края.Ты ли там вдалеке —молодая колючая льдина?Я ли там вдалеке —затонувшая юность моя?Время нас растопилои сплавило жарко до боли,Так что врозь, хоть умри, —ни словечка, ни вздоха, ни дня…Я ль топорщусь помехойодна в твоем опытном поле?Ты ль кружишь надо мнойи пылинки сдуваешь с меня?
Памяти мамы
1
Время рушилось в яму,Чтоб безвременьем стать.Хоронила я маму,И опять, и опять…То ли сон, то ли морок —Что ни ночь, хороню…Снега мартовский спорокС поля сняв, сохраню.Вот и Павловск холмистый,Луг широкий и ХрамМагдалины пречистой.Ты, крещенная там,В том же Храме отпета.Так замкнувшийся круг —Знак посмертного светаИли длящихся мук.
2
Вот желтый лист – вот осени улика,Теперь уж ей не скрыть своих улик.И в горле ком, ни шепота, ни крика,Остаток лета, краткого, как миг.Спас яблочный – твой первый день рожденьяНе здесь уже, а где-то вовсе там.Мое ли внутрь нацеленное зреньеВслепую за тобою по пятамМеня вело. Быть может, в рай? Едва ли.Скорее в предвариловку на суд.А руки здесь всё цветики сажалиИ поливали, пусть себе растут.
Памяти отца
Как одинок убитый человек.
Ольга Берггольц
«Как одинок убитый человек» —Как будто бы под дых пронзает строчка.И плачу я, седеющая дочка,За много лет впервые. Тот же снегС дождем наполовину, в общем, слякоть,Как в тот октябрь – по взгорьям, долам, рвам…Спасибо, Ольга Федоровна, Вам,Что наконец-то помогли заплакать.Спасибо… Вдруг как вспышка – ведь бывало,Прильнув к бабуле плачущей своей,«Не плачь, не надо», – я твердила ей.«Поплакать хорошо…» – она шептала.Мне странно было, я не понимала,И все отвлечь пыталась поскорей.Как страшно одинок тот переход,Когда и стоном не означишь, где ты.И речка Сож, нащупав волны Леты,С рук на руки тебя передает.
«Всё, что словами не избыть…»
Всё, что словами не избыть,Всё, что клокочет и дымится,Когда спасение – не быть,Остолбенеть, остановиться.Шагнуть готовая ногаЗастыла, как на фотоснимке,Смерть не старуха, не карга —Пацан с губами без кровинки…
Розовый куст
Сперва обоняньем, а зреньем потом,И все же неверие следом.Под розовым я пробудилась кустом,И чудо топорщилось бредом.
Кривилось пространство, и пол с потолкомПочти образовывал угол.Рисунок обоев мне был незнаком,Пестрел очертаньями пугал.
И мебель свои всё меняла местаВ какой-то беззвучной кадрили,И розами вдруг так пахнуло с куста…Очнувшись, я вспомнила – жили
Когда-то мы в розовом этом саду,За ним в подсознанье ныряю,К кустам припадая, по саду бредуИ кровь на щеке вытираю.
«Вперед…»
Вперед —в подзорную трубу,А в прошлое —под микроскопом,Там все так суетно, так скопом,Лишь мельтешение любвейв крови моей…Увяли наших принцев гульфики,Сносились инфузорий туфельки,Сносились все, кроме одной…Моя потеря, мой конвой,Хрустальной юности дичок,Любвинепарный башмачок.
«Песок под ветром, как снег в пургу…»
Песок под ветром, как снег в пургу,Дымится, сравни-ка часом.Пусть каждая дюна на берегуСтанет твоим Парнасом.Пусть Муз закружится хоровод,Вздохнет Аполлон на флейте,А Марсий кожу с себя сорветСам, возопив: «НалейтеТрав знойных, жгучих, как лук порейИли морская пена. Подружки вакханочки,Поскорей ведите ко мне Силена».С чего, откуда бы этот бредЯвился, под корень косит?Трезва я, как стеклышко на просвет,А вот ведь куда заносит.
«Теория невероятности…»
Теория невероятности —Мой знак, и мне легко под ним.Что год? Он канет в невозвратности,Мы лишь осколки сохраним.Пусть наши лица в них туманятся,Огни тускнеют не спеша,Останутся гримасы памяти,Как росчерки карандаша.
«Кружение сердца…»
Валерию Бассу
Кружение сердца —вот танец, доступный и мне.120 в минуту…шажка, поворота, удара,Ну что же, как йоги, станцуем на голом огне,Уйдем в невесомость веселыми кольцами пара.Да, лишь невесомостькружению сердца сродни.Я в танце,о чудо, я в самой его сердцевине.Ты перышко временисдуй с меня, милый, стряхни,И сбросим тела,что когда-то исполнены в глине.
«Из прошлой тьмы…»
Александру Кушнеру
Из прошлой тьмыв тьму будущую двери —Быт сквозняковый,ветряной уклад.О, мой собратпо журавлиной вере,По радости трагическойсобрат!Бог дал словавзамен убогим числам,Взорвав навекпокой достиховой.Жизнь не сюжетна,движется не смыслом,а толькоинтонациейживой,В которой то безумствуешь,то мреешь,Лирической отвагойраскален,Которой ты владеешь,так владеешь,как Змийот сотворения времен.
Перед иконой Андрея Юродивого
Андрею Крыжановскому
Андрей Юродивый —твой незабвенный тёзка,Тебя во тьмеего настигнул ген.Держу свечу,жгут пальцы капли воска.Перед иконойтихо встав с колен,Я выйду, окунусьв твой «Звёздный муравейник»И наизустьприпомню каждый стих.То правду всем —юрод,То сам в себе – келейник,То вздором обуян, то свят и тих.
«Я умираю сотню раз на дню…»
Я умираю сотню раз на дню,Взгляни-кана мою кардиограмму —Мой стих, и путь, и место, где стою…Нарежь, как хочешь,вставь зигзаги в раму.Хоть авангард мне чужд,но вот, поди…Хорош портрет —я вся до сердцевины,До каждого биения в груди,До всякой глазу неприметной мины.
После вечера Виктора Сосноры
Слух космической тишинойЗамкнут. Насквозь прочищен.Раковины ушные увяли от децибеловПудовых. Меня расплющитьРаз плюнуть. Уйдя в себя,Двоюсь, и троюсь, и множусьТекстами, сам я текст,Заперт в халупе тела,И в помощь мне линзы глаз,Сквозь них сочетаю вечностьС комариком на лету.
Обратный отсчет
Я век бралана карандаш,Его гримасыи метанья,И исторический пейзажТемнел,теряя очертанья…Век шел вслепуюна таран.Все было странно,страшно, ново…С надеждойвперившись в экран,Мы ждали часанулевого.
«Когда я вижу – рушатся дома…»
Когда я вижу – рушатся домаИ фоторобот, то есть автор взрыва,(Каков филологический изыск?)Глядит в меня сквозь все телеэкраны,Твержу я:Соломон построил Храм,Храм в шестьдесят локтей длиноюИ сорок вышиной…Когда я вижу то, что означает,Господь не приведи,Фрагменты тел,Твержу я:Соломон построил ХрамИ изнутри обшил кедровым тесом,И кипарисом выложил полы,И вырезал на дереве узоры —Подобье огуречных завитковИ распустившихся цветов и пальм,И в центре поместил Ковчег Завета,А по краям его два херувима —Четыре распростертые крыла…И снова вижу, и опять твержуПро то, что Соломон построил ХрамВ году четыреста восьмидесятомСо времени исхода из Египта…Твержу в бессилье и оцепененье:Владыка невозможного,Господь!
«Вот жемчужно-белой ночи бирюза…»