Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, тебя совершенно не волнует, что говорим я и папа. Ты делаешь то, что тебе заблагорассудится. Мы просили тебя прекратить, а ты удвоила усилия.
Мне нечего на это ответить. А если я попытаюсь, мама меня, наверное, ударит. Я затылком ощущаю ее и стадо бегемотов. Угадываю мамины мысли без слов.
– Почему, Мэйбелин?
– Я говорила тебе почему, но ты не слушаешь!
Ее гнев вспыхивает ярче.
– Почему ты не слушаешь собственных родителей? Почему тебе наплевать на семью?
– Мне не наплевать! Я делаю это ради семьи! Как ты не понимаешь?
– Разве семье будет лучше, если я потеряю работу? Вот как ты показываешь свою любовь?
– Я пытаюсь сделать так, чтобы всем нам было лучше. Дело не только в нашей семье. – Мои слова кажутся совершенно оторванными от реальности. В голове у меня звучит папин голос: он говорит о том, что правильные поступки не всегда приводят к правильным результатам. О том, что мир еще излечит меня от идеализма.
– Семья всегда на первом месте! – Мама бьет ладонью по столу.
Я замираю, уставившись на стол. Мама делает глубокий вдох и взлохмачивает себе волосы обеими руками.
– Садись, мэймэй. – Я так и делаю. Она садится напротив меня, делает еще один вдох и медленно выдыхает.
– Когда я выпустилась из Тай-Да, твои ама и агун убедили меня поехать работать в Америку. Они понимали, что еще долго меня не увидят, а ведь я их единственная дочь. Но они все-таки настояли, чтобы я поехала. Я этого не хотела. Не хотела их оставлять.
– Тогда почему ты это сделала?
– Потому что я всегда слушалась родителей, Мэйбелин. Им видней.
– Это не то же самое, мам.
– Почему? Они многим пожертвовали ради меня, а я – ради них. И они были правы.
– Разве? Ты могла бы найти хорошую работу на Тайване. Ты была лучшей студенткой.
– Мэймэй, в Калифорнии я встретила твоего папу. Я родила тебя и Дэнни. Вы стоили всех моих жертв. – Она ненадолго замолкает и делает глубокий вдох. – Мэйбелин, ты думаешь, что я ничего не понимаю. Но тебе не нужно рассказывать мне про расизм. Я тоже с ним сталкиваюсь. Мне вечно говорят, чтоб я валила обратно в Китай. В меня плюют. Я не получаю повышений, которые заслуживаю. Вчера в магазине кто-то толкнул меня безо всякой причины, да так сильно, что я выронила молоко и оно разлилось по полу.
– Мам! Почему ты не рассказала?
– А зачем? Такова жизнь здесь.
– Это неправильно, мама! Ты могла бы кому-то пожаловаться.
– Зачем? Чего бы я этим добилась? Только принесла бы проблем нашей семье. Тебе. Я должна тебя защищать. Нет ничего важнее этого. – Мама встает. – Ты голодна, Мэйбелин? Давай я сделаю тебе чего-нибудь поесть.
Мне так тяжело на душе. Я совсем запуталась.
– Я не хочу есть, мам. Не надо меня постоянно кормить.
Она достает из холодильника клубнику. Молча моет ее, срезает листья. Складывает в миску и ставит на стол. Потом говорит усталым голосом:
– Мы всегда чем-то жертвуем ради друг друга. Если ты не готова остановиться ради нашей семьи, подумай хотя бы о собственном будущем. Что будет, если тебя отстранят? Разве после этого тебя возьмут в колледж?
– Многих прекрасно берут, мам.
– Но не в хорошие колледжи.
– Меня же не просто так отстранят. Наверняка приемные комиссии учтут обстоятельства.
– Хорошо, допустим, тебя примут. Но я потеряю работу. Как ты собралась платить за учебу?
– Я подам на стипендию, начну подрабатывать…
Мама жестом прерывает меня:
– Ты поступаешь эгоистично.
Мои глаза наполняются слезами, и я яростно их смаргиваю.
– Я пытаюсь сделать как лучше!
– Ты не понимаешь, Мэйбелин.
– Нет, это ты не понимаешь!
Мама встает из-за стола и идет в гостиную. Я слышу, как она перебирает книги на полке, что-то бормоча себе под нос. Потом она возвращается, держа старый фотоальбом в коричневой обложке, и молча кладет его передо мной. Я смотрю на него не мигая. Я знаю, что ждет меня внутри.
– Открывай, – велит мама.
Дрожащей рукой я поднимаю обложку. Страницы фотоальбома заполнены моими детскими снимками. Я, пухленькая, лысая и в ползуночках, кушаю, сплю, играю, пускаю слюни – и все это в компании Дэнни.
– Он не выпускал тебя из виду с того самого момента, как ты родилась.
На одной из фотографий он прижимает мое лицо к своей голой груди.
– Он любил смотреть, как я кормлю тебя грудью, и удивлялся, что из моего тела берется молоко, – говорит мама. – Однажды он попытался накормить тебя сам и никак не мог понять, почему у него не выходит.
Я невольно улыбаюсь. Да, это похоже на двухлетнего Дэнни. Медленно перелистывая страницы, я вглядываюсь в его круглое прекрасное лицо. На одной фотографии мы сидим на вершине горки в парке. Мне года полтора, не больше. Мама говорит:
– Мы не хотели, чтобы ты залезала на горку, но ты посмотрела, как катается твой гэгэ, и захотела так же. Ты забралась наверх, но скатываться тебе было слишком страшно. Дэнни залез к тебе, и вы скатились вместе. – Она гладит меня по руке, погрузившись в воспоминания. – Потом ты снова забралась наверх, и так по кругу. Он каждый раз скатывался вместе с тобой.
Я прочищаю горло. Жаль, что сейчас Дэнни не может обнять меня на этих американских горках.
– Я по нему скучаю, мам.
Она берет мою руку и сжимает.
Мы вместе пролистываем альбом до конца, и мама делится со мной воспоминаниями обо мне и Дэнни. Дойдя до последней страницы, она говорит:
– Вот что важнее всего, мэймэй. Кроме семьи у нас ничего нет.
Я киваю. Она закрывает альбом и кладет на место. Потом, стоя в дверях кухни, говорит мне:
– Ты не можешь жертвовать семьей ради справедливости. Семья – это самое важное. Особенно сейчас.
Убедившись, что я ее услышала, она идет переодеваться. В каком-то смысле мне было бы легче, если б мама продолжила на меня кричать. Тогда я могла бы разозлиться в ответ. Но это? Это гораздо хуже. Мне нечего ей ответить.
Потому что я знаю, что она права.
Глава 64
Мэй? Это Ава.
Я не смогу помочь вам с протестом.
Студсовет тоже не будет участвовать.
Прости меня.
Глава 65
Несмотря на предупреждение директрисы, планирование продолжается полным ходом. Администрация школы заперла помещение, где хранится звуковая аппаратура, и конфисковала ключи у членов студсовета. Впрочем, некоторые из них все равно выразили желание нам помочь. Оказалось, что Джексон, мистер Лишь-Бы-Не-Попасть-В-Неприятности, куда смелее, чем я думала. Он рассказал обо всем своей сестре-диджею, и она согласилась помочь нам со звуком. Так даже проще: мы сможем подготовить аппаратуру за пределами школьной территории.
Запрет миз Уиттакер лишь добавил всем энтузиазма.
Всем, кроме меня.
Я оказалась на перепутье и не знаю, какую дорогу выбрать. Разве я могу в этом участвовать? Разве я могу произнести речь на протесте? Все это не стоит безопасности и благополучия моей семьи.
Но остается всего две недели. Мы так упорно работали. Тия на меня рассчитывает. Если я струшу, то рискую потерять свою лучшую подругу.
В самом начале я всего лишь хотела рассказать правду о своем брате. Но теперь все стало совсем иначе. Вот бы Дэнни был здесь. Чего бы он хотел? Что бы он сказал мне?
Близится конец апреля. Во время обеденного перерыва я иду в библиотеку, нахожу укромный уголок и выкладываю на столе стену из книг. Спрятавшись таким образом, я перекусываю чжоу и маринованными огурчиками. Через несколько столов от меня я замечаю Аву. Она поставила свой рюкзак на стол. Прячется, как и я.
Она поднимает голову, и я поспешно опускаю глаза, чтобы не встретиться с ней взглядами. Спустя несколько минут кто-то дотрагивается до моего плеча. Я поворачиваюсь, ожидая увидеть Аву, но это Джош. Как ему удается
- Английский язык с Робинзоном Крузо (в пересказе для детей) - James Baldwin - Прочая детская литература
- Без памяти - Вероника Фокс - Русская классическая проза
- Виктория, или Чудо чудное. Из семейной хроники - Роман Романов - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза