Толстяк процедил сквозь зубы:
— Я же говорил, звери. — Не глянув в мою сторону, он торопливо зашагал к своей машине.
Я последовал его примеру, сел в машину и поехал домой.
В гостиной, съежившись, в большом кресле, с несчастным видом сидела Люси. При моем появлении она вскочила, испуганно глядя мне в лицо.
— Ну что? Как там? Все в порядке?
Я молча подошел к бару, налил неразбавленного виски и осушил бокал несколькими глотками. Глубоко вздохнув, я вытер губы и плюхнулся в кресло. У меня не было сил даже посмотреть в ее сторону.
— В порядке? Я бы этого не сказал.
— Бог мой! — Она закрыла рот ладонями. Молчание осязаемой тяжестью повисло в гостиной. Потом она через силу пробормотала:
— Ну это… вы что-нибудь видели?
— Там толкались копы… — Я никак не мог сообщить ей о смерти полицейского. — Я ничего не видел.
Снова пауза, потом следующий вопрос:
— И что мы будем делать, Чес?
Я взглянул на часы над камином. Половина первого ночи.
— Думаю, ничего.
Она вздрогнула.
— Как? Совсем ничего?
— Совсем. Уже поздно. Я отвезу вас домой.
Она нервно сжала пальцами колени.
— Но… Хоть что-то надо предпринять… Ведь я должна была остановиться. Это несчастный случай, но я должна была остановиться. — Она стала бить кулачками по коленкам… — Ведь он может меня узнать! Или даже записал номер машины! Нет, нужно обязательно что-то сделать!
Я налил себе еще виски, выпил и повернулся к ней.
— Вставайте, я отвезу вас домой.
Раскрыв рот, она с немым удивлением смотрела на меня.
— Вы что-то от меня скрываете? Случилось ужасное, да?
— Дела — хуже не бывает, Люси, — выдавил я из себя. — Вот так-то.
— Что значит — «хуже не бывает»? — Ее голос сорвался на фальцет.
— А то. Вы задавили его.
Она сжала кулачки.
— Боже мой! Он что, тяжело ранен?
— Ну…
— Отвезите меня домой, Чес. Нужно все рассказать Роджеру.
— А вот это совсем ни к чему, — устало произнес я. — Он уже ничем не сможет помочь.
— Как — не сможет? Капитан полиции — его хороший знакомый. Роджер ему все объяснит.
— Что объяснит?
— Ну, что я только учусь водить. Что это был несчастный случай.
— Боюсь, это не произведет должного впечатления.
— Как это? — В ее широко раскрытых глазах застыл ужас. — Он что… мертв?
— Да. Вы все равно об этом бы узнали. Вы задавили его насмерть, Люси.
Побледнев, она прижала руки к груди.
— Бог мой!..
— Без паники. — Я постарался придать своему голосу решительность, которой отнюдь не ощущал. — Мы с вами ничего пока не можем предпринять. По крайней мере в данный момент. Положение очень серьезное, но нельзя опускать руки.
Губы ее задрожали, и я понял, что она вот-вот снова расплачется.
— Но вы-то здесь при чем? Вас ведь в машине не было. Это я во всем виновата.
— Если бы так, Люси. Виноваты мы оба. Ведь это я вел себя так безобразно, что вы потеряли голову, сорвались и убежали. Так что я виноват даже в большей степени, чем вы.
— Чес… — Закрыв лицо ладонями, она зарыдала. Некоторое время я смотрел на нее, потом обнял и притянул к себе.
— Что с нами будет? — Всхлипнув, она вцепилась мне в плечи.
— Об этом вы не должны беспокоиться. — Я, как мог, пытался утешить ее. — Прочитаем утренние газеты, а потом будем решать, как поступить.
— А если кто-то видел, как я его сбила?
— Кто мог видеть? Ведь на пляже никого не было. — Я обнял ее покрепче. — После того, как вы сбили этого копа, вам навстречу попадались какие-нибудь машины?
Оттолкнув меня, она, пошатываясь, подошла к окну.
— Точно не помню… Я была в таком состоянии… Но вроде бы нет.
— Это очень важно, Люси. Постарайтесь вспомнить.
Она вернулась к креслу и села.
— Вроде нет.
— О’кей. Итак, создавшееся положение обсудим завтра. Вы сможете приехать сюда? Я просто не знаю, где еще мы сможем поговорить без помех. Скажем, часам к десяти утра.
Она смотрела на меня заплаканными глазами.
— Меня посадят в тюрьму?
Внутри меня все оборвалось. Ее действительно ожидала такая участь. Убийство полицейского не прощается никому. В принципе, если произошел несчастный случай с летальным исходом, то, наняв первоклассного адвоката, можно как-то смягчить свою участь. Но когда жертвой является коп — никогда!
— Не будем пока говорить на эту тему. От этого легче не станет. Так часам к десяти вы сможете приехать сюда?
— Вы уверены, что пока не нужно ничего предпринимать? — В бессильном отчаянии она заколотила кулачками по подлокотникам кресла. — Ведь если все выплывет наружу…
— Не паникуйте. Послушайте меня, Люси. Паника — последнее дело. Прежде всего нужно прочитать утренние газеты. Пока не узнаем всех фактов, которые стали достоянием полиции, ничего не будем предпринимать. А об этом мы можем узнать только утром. Так что приезжайте сюда завтра, и мы сообща обсудим сложившуюся ситуацию.
Она сжала пальцами виски.
— И все же не лучше ли все рассказать Роджеру? С его-то положением…
Если бы у меня была хотя бы капля уверенности, что Эйткин может чем-то помочь в сложившейся ситуации, я не колеблясь поехал бы к нему вместе с Люси и конкретно обо всем рассказал. Но Эйткин никак не мог помочь жене — в этом не было ни тени сомнения. К тому же, стоит только рассказать Роджеру о дорожном происшествии, как неминуемо всплывет и то, что мы были одни на пляже в такое позднее время. Само собой, он поинтересуется, с чего бы Люси срываться с места и мчаться от меня сломя голову. Зная шефа, я не сомневался, что не пройдет и пары минут, как он будет знать всю правду. А уж тогда последствия для меня будут фатальными.
— Не нужно ничего ему говорить, Люси. Ведь иначе придется объяснять, что вы делали на пляже в такой час наедине со мной, почему вместе купались. И помочь нам не в его силах. Поэтому не теряйте головы и ничего ему не говорите. Исход может быть только один: вы лишитесь мужа, а я работы.
Глядя на меня затравленным взглядом, она заверещала:
— Ну и пусть! Пусть я лишусь мужа, но это лучше, чем тюрьма! Роджер не позволит им это сделать! У него такие связи! Он…
Я взял Люси за плечи и легонько встряхнул.
— Не будьте ребенком. Едва только он узнает, что мы в такой поздний час находились на пляже, как тут же умоет руки. Неужели до вас не доходит этот очевидный факт?
— Нет! — выкрикнула она. — Может, он и разведется со мной, но не допустит, чтобы меня посадили. Уж я его знаю. Жена Эйткина, пусть и бывшая, не попадет в тюрьму!
— Вы не отдаете отчета всей серьезности нашего положения. — Я старался говорить как можно более спокойно. — Поймите, вы убили полицейского. Само собой, это был несчастный случай, но ведь вы не остановились да еще управляли машиной, не имея водительских прав.
Если бы вы сбили не полицейского, а кого-нибудь другого, возможно, ваш муж и смог бы вам помочь, но тут он ничего не сможет сделать, даже если бы был самим президентом.
— Так что же, выходит, тюрьмы не избежать?
Слезы вновь полились из ее глаз.
— Почему же? Ведь пока никто не знает, кто это сделал. Нужно быть последними идиотами, чтобы явиться самим в полицию и сдаться властям. Вначале надо выяснить, что им известно. А уж потом решим, как поступить.
— Так что, не надо ничего делать? — убитым тоном произнесла она.
— По крайней мере сейчас. Завтра все станет ясно. Приедете сюда к десяти часам, и мы вместе обсудим сложившуюся ситуацию. Договорились?
Она молча кивнула.
— Вот так уже лучше. А сейчас я отвезу вас домой.
Она послушно направилась к двери, но вдруг остановилась и повернулась в мою сторону.
— Но нам придется ехать в вашей машине, Чес. Я не смогу…
— Не беспокойтесь. Возле входа стоит другая машина. Я на время позаимствовал ее у соседа. — С этими словами я почти насильно вытолкал Люси из бунгало.
Пока я гасил свет в гостиной и запирал входную дверь, она терпеливо ждала меня на веранде. Я уже поворачивал ключ в замке, как вдруг раздался мужской голос:
— Эй, это ваша машина?
От этих звуков меня словно пронзил электрический разряд. В горле пересохло. Люси ахнула, но по крайней мере у нее хватило сообразительности шагнуть в тень.
Я посмотрел на подъездную дорогу. У ворот стоял человек. Разглядеть черты его лица я не мог: было слишком темно. Но это был высокий и широкоплечий мужчина. Рядом с «понтиаком» Сиборна стоял «бьюик» с откидным верхом. Его подфарники освещали багажник «Понтиака».
— Не двигайтесь, — шепнул я Люси, спустился по ступенькам и зашагал к незнакомцу.
— Извините, если напугал вас, — продолжал между тем незнакомец. Это был крепкого телосложения мужчина лет сорока пяти с круглым приветливым лицом. — Я думал, вы меня заметили. Это ведь машина Джека Сиборна, не так ли?