Он посадил ее на край стола и нетерпеливым движением смел бильярдные шары. Одни откатились на край стола, другие упали и запрыгали по восточному ковру. Коснувшись ее губ, он сказал:
— Я решил поужинать здесь и заодно научить тебя играть.
Она откинулась назад, пожирая мужчину глазами, призывая его.
— Тогда научи меня. Научи всему.
Глаза Джеймса вспыхнули ярким огнем. Он был похож на хищника, который давно выслеживал добычу и теперь приготовился к прыжку. А Белла чувствовала лишь приятное волнение. Время разговоров подошло к концу. Только теперь она поняла, что уже давно хотела этого мужчину, но не решалась признаться самой себе. Что ж, сейчас она его получит.
Он быстро избавился от остатков одежды — панталоны полетели в одну сторону, сапоги — в другую. Она во все глаза смотрела на его совершенное тело. Много лет назад она видела статую Ареса, греческого бога войны. Тогда ей было пятнадцать лет, и она решила, что скульптор в своем стремлении к совершенству несколько перестарался. Такого идеального мужского тела быть не может. Она ошиблась. Джеймс был широкоплеч и имел идеальные пропорции. На безукоризненно плоском животе выделялись лишь рельефные мышцы. А его мужское достоинство было большим и твердым. Белла много раз представляла, как он выглядит обнаженным, но сравнивать могла только с Роджером, толстым коротышкой, рыхлым и волосатым, как обезьяна. Но Джеймс… он, казалось, состоял из одних мышц.
Под пристальным взглядом Джеймс глухо застонал и впился в ее губы таким глубоким требовательным поцелуем, что все мысли моментально вылетели у нее из головы. Он уверенно раздвинул ее бедра, и мужское достоинство уткнулось в женское естество, заставив желание разлиться по жилам словно горячее вино. Его руки нежно ласкали ноющие от желания груди, а когда он наклонился и принялся ласкать твердый сосок языком, Белла едва не лишилась чувств.
Джеймс снова завладел ее ртом, одновременно лаская рукой чувствительную плоть между бедрами. Белла застонала под натиском новых эмоций, и когда его палец раздвинул влажные складки и скользнул внутрь ее тела, она издала негромкий крик.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая?
— Горячей. Горячей и грешной.
— Грешной — это хорошо, — усмехнулся он.
Он вошел в нее медленно, давая ее телу время, чтобы привыкнуть к нему, но Белла уже миновала ту стадию, когда нужна медлительность. Она хотела всего и сразу… немедленно. Она выгнулась навстречу, тяжело дыша, а ногти оставили глубокие следы на его спине. Хорошо, что он все понял. Приподняв ее за ягодицы, он вошел в нее одним сильным толчком. Женщина закричала, почувствовав восхитительную наполненность, и крепче прижалась к его повлажневшей груди.
Джеймс застыл.
— Боже мой, Белла, ты такая упругая. — Он застонал от избытка чувств. — С тобой все в порядке?
— Да, — выдохнула она. — Да, да, тысячу раз да!
Он начал двигаться, и женщина устремилась ему навстречу, принимая его. Она чувствовала себя легко и уверенно в объятиях Джеймса. Взглянув на его лицо, она поняла, что он во власти страсти: глаза затуманились, на щеках проступил румяней. Он целовал ее губы, шею, груди, одновременно увеличивая темп.
Ее тело напряглось, выгнулось словно лук, и все вокруг перестало существовать, утонув в волне высшего наслаждения. Увидев, что она достигла вершины, Джеймс тоже перестал себя сдерживать. Наклонив голову, он напрягся, глухо зарычал и излил свое семя.
Джеймс подхватил Беллу на руки, донес до камина, уложил на мягкий толстый ковер и сам растянулся рядом. Лежа на боку, она придвинулась к возлюбленному, и ее мягкие ягодицы потерлись о мужское естество, которое моментально заявило о своей готовности к новым свершениям. Джеймс запечатлел на ее плече поцелуй. Она вздохнула, теснее прижалась к нему и закрыла глаза.
А у него в груди возникло и стало разрастаться неведомое ему ранее чувство огромной всепоглощающей нежности. Он постарался не думать о том, что только что произошло между ними, но тщетно. Он оказался неготовым к занятиям любовью с Беллой не в фантазиях, а в реальной жизни. Она была удивительно раскованна в страсти. Глядя, как она достигла пика наслаждения — глаза закрыты, роскошные волосы рассыпались по столу, длинные ноги стиснули его бедра, — он тоже дал себе волю.
Впервые в жизни Джеймс ощутил такое совершенное слияние с женщиной. У него создалось впечатление, что вокруг них сплелась невидимая, но очень прочная сеть. Он был ошеломлен такой близостью — он, который очень рано научился оставаться равнодушным, чтобы потом не страдать, оказавшись отвергнутым. Каким-то неведомым ему способом эта женщина сумела пробраться под его броню, растопить лед в его сердце.
Белла Синклер стала частью его самого, он одержим ею и принял эту одержимость как неизбежность, но разум пребывал в смятении.
Он должен встать, помочь ей одеться, проводить в ее комнату и бежать. Потом употребить всю свою власть и влияние, чтобы ее мечты воплотились в жизнь — какими бы они ни были, — и заняться своими делами. Вместо этого Джеймс погладил ее бедро, потом его рука переместилась на живот… на грудь… Белла потянулась, как довольная кошка, и повернулась к нему.
— Ты собираешься здесь спать? — осведомился он.
Женщина улыбнулась:
— Не думаю, что Харриет это одобрит.
Джеймс засмеялся и накрыл ладонью ее грудь. Чувствительный сосок сразу затвердел. Его фаллос тоже. Интересно, он когда-нибудь сможет ею насытиться?
Ее глаза изумленно расширились — она почувствовала его возбуждение.
— А что скажет Коутс, если застанет нас здесь в таком виде?
— Я уже здоров. И Коутс знает, что неожиданно врываться ко мне нельзя.
У Беллы поползли на лоб брови, а Джеймс мысленно выругал себя за необдуманный ответ.
— Значит, — сделала она вывод, — ты часто занимался любовью с женщинами в самых неожиданных местах?
Занимался любовью? Нет, он никогда так не называл половой акт. Он спал со многими женщинами, но занимался любовью только с одной — с ней. Но как сформулировать это, чтобы не показаться холодным?
— Не буду лгать о моем прошлом, Белла. Я не монах и никогда не стремился им быть. Но я всегда избегал эмоциональных привязанностей.
Она прижалась к мужчине так сильно, что их сердца забились как одно.
— Ты был прав, когда говорил, что в моем браке не было страсти. Роджер был намного старше и ложился в мою постель только в первые месяцы после свадьбы, а кроме того, он всегда был пьян. Это было больно и очень противно. Потом он только пытался, но ничего не мог, а обвинял во всем меня.