глубинных сходствах. Бегло перечислим некоторые из них. Величественный образ широких пространств, оброненный с детства в души обоих, продиктовал для каждого, приверженца лаконичных форм выражения, необходимость выхода (хотя бы иногда) на крупные литературные формы – так явились «Степь» одного, многотомные эстетические «итоги» другого. Обоим присуще чувство онтологизма слова, тесной прикрепленности его к бытию. Потому-то для Лосева в самых абстрактных местах ученого трактата естественно прибегнуть к рассмотрению старых стоптанных калош или же дерева, созерцаемого в момент написания текста через оконное стекло, потому у Чехова можно прочесть глубокомысленный монолог, обращенный к шкафу, и найти внутреннюю готовность вмиг, «на коленке» сотворить рассказ о случайном, только что взятом со стола предмете. Совпадают некоторые пристрастия «атмосферического» характера, также истоком своим восходящие к детству и оставившие след в результатах творчества – любовь к колокольному звону и интуиция звездного неба, по Фламмариону. Общи для них и обостренный психологизм наблюдений, готовность впитывать и запечатлевать извивы чужого лика, проявления чужой души, откуда проистекает бережное отношение к малейшей подробности как основному материалу для литературного строительства. Особо хотелось бы выставить тему (проблему) одиночества, отгороженности от –. Оба метафизически одиноки и, хотя часто были окружены собеседниками, поклонниками и даже любящими женщинами, предпочитали уединение и даже схиму – таково тайное монашество одного, многочасовые труды в саду (пускай и вишневом) другого. Оба делили и растрачивали себя между службой и служением, так что одному досталось быть
врачом и
литератором, а другому
учителишкой и
философом. В подобной сдвоенности (не хочется говорить – «раздвоенности») не укрыта ли вообще родовая черта отечественной интеллигенции? Впрочем, с предельной ясностью черту эту обрисовал еще Вяч. Иванов:
«Интеллигент», сиречь проклятых
Вопросов жертва – иль Эдип.
С последней темой связано мощное отталкивание, которое, по всей видимости, переживал Лосев в отношении некоторых реальных следствий творческого вклада писателя: речь о «чеховских интеллигентах» и лосевской критике «интеллигентности». Нечто схожее обозначено, кстати, в докладе по части связи, которую Лосев, вряд ли в шутку, проводил от некоторых содержательных посылов «Человека в футляре» к последовавшему в советское время разгрому классического образования.
Напоследок хотелось бы высказать убеждение, что исследования, подобные работе Е.А. Тахо-Годи, представляют ценность не только для представителей исследовательских коллективов, выступающих с той или иной стороны в принятом парном соотнесении. Хотя и этого уже много, ведь подобные пары и сопутствующие им анализы, чего греха таить, зачастую выходят или надуманными или не слишком продуктивными. На примере данной «темы в творчестве», думается, возникает еще редкостная возможность заглянуть в ту заповедную зону, что интересна уже для всех и которую до сей поры условно (или же, как знать, исчерпывающе точно?) именуют «загадкой русской души». Во всяком случае, участники упомянутого научного заседания не только весьма сочувственно встретили сообщение, но и настоятельно рекомендовали докладчику продолжить свои изыскания для расширенного круга отечественных поэтов и писателей, творчество которых интересно было бы увидеть «глазами Лосева».
2.7. Здесь думают и помнят
(беседа с А.А. Тахо-Годи)
Старинный особняк, что расположился на углу Арбата и Калошина переулка, весь в строительных лесах. Здесь с 1941 по 1988 год жил выдающийся отечественный философ и филолог Алексей Федорович Лосев, а теперь создается культурно-просветительский центр «Дом Лосева». Своим чередом уже год идет капитальный ремонт, но ни на минуту не прерывается творческая работа в небольшой квартире на втором этаже. Здесь думают, пишут, издают, борются с волокитой, и душа всех начинаний и свершений – Аза Алибековна Тахо-Годи.
Их соединила прекрасная античность. Но еще за плечами каждого был горький опыт жизни, который тоже способен объединять. Она, молодая аспирантка пединститута, пришла на Арбат в 1944 году для совершенствования знаний древнегреческого языка и с клеймом «член семьи врага народа». Он, профессор классической филологии, успел издать в 1920-е годы восемь великолепных книг и пройти затем путь через Лубянскую тюрьму и стройку Беломорканала. Это его именем пугали в «философских» дискуссиях тех лет и с трибуны XVI съезда ВКП(б), это его с нелепой озлобленностью М. Горький причислил к людям, «которые опоздали умереть».
Им оставалось одно – работать. Когда в 1954 году скончалась супруга Лосева Валентина Михайловна, судьба распорядилась так, что ее место, место любящего и незаменимого помощника заняла Аза Алибековна. Доктор филологических наук, профессор МГУ, один из крупнейших знатоков античной культуры, она по сей день подчиняет свою жизнь Лосеву и его делу.
* * *
Что это за корректура лежит на Вашем столе, Аза Алибековна?
Корректура пришла на днях из журнала «Вопросы философии». Собираются напечатать там мою статью в пятом номере. А май – месяц очень важный для меня и моих друзей, это как раз тот месяц, когда скончался А.Ф., 24 мая 1988 года. В статье я использую уникальные материалы из Архива ФСБ РФ, из следственного дела А.Ф. Между прочим, в получении этих материалов вы же, Виктор, принимали активное участие.
Ну, не будем об этом, Аза Алибековна, тем более что я могу удалить запись…
(Смеется). Э-э, нет. Я считаю, что это неправильно. Ни в коем случае не удаляйте. Вот.
Статья рассчитана на широкую публику?
Да, эта публикация предназначена не только для философов или историков культуры. Я думаю, там все очень понятно и ясно. В ней говорится о судьбе А.Ф., которая была достаточно тяжелой и драматичной. Вместе с тем я там прихожу к выводу, что та знаменитая работа, из-за которой в 1930 году был арестован А.Ф., «Дополнения к „Диалектике мифа“», оказывается, вовсе не сгинула бесследно. Долгое время считалось, что какая-то часть «Дополнений» была нелегально вставлена в книгу «Диалектика мифа», уже прошедшую цензуру Главлита. Из следственного дела выясняется, что вставки, да, были, но это всего несколько десятков страниц, причем они делались не только Валентиной Михайловной, супругой А.Ф., но и сотрудницей Главлита. Прямо в помещении этого заведения две дамы старательно вкладывали в книгу листок за листком, непосредственно перед отправкой в типографию. Сами же «Дополнения», как выясняется, это большой том, потому что из архива Лубянки поступила часть его рукописи с нумерацией уже четырехсотых страниц. А вот куда делась значительная часть этой фактически самостоятельной книги? Похоже, из нее следователем Герасимовой были сделаны выписки, на основе выписок сконструировали небольшой «реферат» или так называемую «брошюру», и это потом рассылали видным партийным функционерам, а также М. Горькому…
«Нелегальная брошюра профессора философии Лосева», так она, кажется, называлась в ругательной статье М. Горького «О борьбе с природой».
Вот-вот. Профессор Лосев