к своему стыду, в глубине души даже обрадовался. Он был не одинок.
– И у меня. Все время.
– Форт-Нокс?
– Ага, Форт-Нокс. Я постоянно об этом думаю.
Чад секунду помолчал, а потом сказал:
– Слушай, можно я у тебя кое-что спрошу, но ты пообещай, что ответишь правду? Укус… это правда был не ты?
Оуэн посмотрел на брата и медленно покачал головой.
– Фа-ак… – прошептал Чад, который нечасто ругался, если мать была в радиусе двухсот метров.
Оба помолчали, осознавая, что это должно было значить, а потом Чад высказал их общую мысль:
– Здесь творится что-то мутное.
– Пообещай, что в следующий раз ты будешь мне верить, – попросил Оуэн.
– Даже если ты скажешь, что в гостиной приземлились Мстители, я поверю. Больше никогда не буду считать тебя вруном.
Оуэн выглядел удовлетворенным. Чувствовать надёжное плечо рядом было необыкновенно важно в таких обстоятельствах.
– Мне страшно, – признался он.
Чад дружески толкнул его локтем.
– Если что-то случится, что угодно, мы будем об этом говорить, идёт? Больше никаких секретов. Мы должны держаться вместе, что бы ни произошло, теперь мы с тобой команда, и вместе мы встретим любую опасность.
– Хорошо.
Некоторое время они вдвоём трепали Смауга, а потом Оуэн вернулся к тому, что так его беспокоило:
– Ты все же не думаешь, что нам надо поговорить с Оливией и Томом?
– Ты с ума сошел? Мать перепугается и запретит нам выходить из дома. Или решит, что мы принимаем наркотики, и конец каникулам. Она позовёт всех психиатров Нью-Йорка. Во всяком случае, можно попрощаться с тусовками. Нет уж, я ни слова ей не скажу.
– Ладно. Я тоже ничего не скажу.
Смауг вдруг поднял морду и, прислушиваясь к чему-то, что только собаки могут почуять, встал и пошёл по краю сада, обнюхивая траву. Мальчики следили за ним, посмеиваясь, потом Чад вскочил на ноги и протянул руку Оуэну, чтобы помочь ему встать.
– Идём, попросим маму отвезти нас до Набережной, Коннор обещал сводить нас на компьютерные игры в центре города.
Пес продолжал у них за спиной обнюхивать землю, поглощенный своим исследованием, и время от времени останавливался, чтобы пометить места, которые его насторожили. Он обошёл весь сад и встал на границе леса, пару раз нерешительно пробежал туда-обратно и наконец помчался домой, поджав хвост.
* * *
Тем же вечером Оуэн уснул, едва коснувшись головой подушки, – этого с ним не случалось со времени «Форт-Нокса». День был утомительным, полным игр и удовольствий. Они вовсю набегались по деревянной набережной у океана. Кори принёс скейт-борд, чтобы они попробовали кататься и делать трюки в скейт-парке, где были трамплины разной высоты. Коннор смешил их школьными шутками, большей частью похабными, и они вернулись домой уже поздно – Джемма привезла их как раз к ужину. Повеселиться, выдохнуть, устать физически и душевно – все это было Оуэну необходимо.
Он погрузился в глубокий, приносящий облегчение сон и с трудом открыл глаза, обнаружив, что за окном все еще полная темнота. Он поморгал, не понимая, что происходит. Он собирался было натянуть одеяло, которое сбилось к ногам, и снова заснуть, когда спросил себя, что его разбудило. В темноте он различал комнату, длинные тени и синеватые полосы, которые отбрасывали лучи лунного света, пробивавшиеся через неплотно закрытые жалюзи. Дверь в коридор была закрыта, как и дверь в комнату, заставленную коробками. После того случая с укусом и тем более после встречи с пугалом Оуэн испытывал отвращение к той комнате. Он подозревал, что в ней обитает нечто. Нечто с огромной пастью и мощными челюстями. И волчьим голодом…
Приглядевшись, Оуэн заметил, что дверь в длинную комнату приоткрыта, ее белый торец насмешливо светился в темноте, как длинный белый язык.
О, нет…
Оуэн не смог бы заснуть, зная, что дверь закрыта не плотно. Если эта неизвестная тварь решит пройти через комнату, ей достаточно будет толкнуть дверь, которая откроется совершенно беззвучно, и Оуэн будет беззащитен. Надо встать, чтобы захлопнуть дверь.
Звучит так просто, но встать из уютной постели среди ночи, пройти через пустую комнату и рисковать тем, что неведомая тварь вонзит свои клыки ему в ногу, пока он будет тянуться к ручке двери…
Оуэн накрылся одеялом с головой. Он оставил небольшую щелку, чтобы можно было дышать и видеть комнату более или менее целиком. Теперь у него не было сна ни в одном глазу.
Но что могло меня разбудить? А вдруг я как раз слышал, как открывалась эта гребаная дверь?
Он не видел теперь ничего, кроме двери. Эта дрянная задвижка и дверной косяк будто дразнили его, белея в темноте.
Если тут что-то не так, он ни за что не уснет. Оуэн сжал в руке простыню, будто это был его щит, и сел в постели. Он свесил ноги с кровати и нащупал коврик. Ничего. Никакого движения в темноте, ни звука. Это его немного приободрило, и он решился окончательно встать.
Метра четыре, всего-то.
Оуэн закутался в простыню, будто она могла его защитить. Она немного сползла, обнажив его лицо. Оуэну это не нравилось, так он становился видим и уязвим для враждебных сил. Это они напали на Чада в комнате, где хранились коробки. В лабиринте. Лабиринт был их логовом. Минотавр! – осенило вдруг Оуэна. Он вспомнил греческие мифы, которые мама рассказывала ему на ночь. Точно! Это минотавр!
Осталось три метра.
Нет, это не минотавр. Если подумать хорошенько, он тут не подходит. Минотавр – это было бы почти хорошо. То, что укусило Чада, было куда более подлой тварью. Более жуткой. Это нечто потустороннее. Что-то по-настоящему злое. Чудовищное. И отвратительное!
Два метра.
Белизна двери почти светилась в темноте. Дверь была неподвижна. Надолго ли? А вдруг нечто притаилось прямо за ней? И ждет, капая слюной и потирая когтями от возбуждения… И предвкушает, как набросится, чтобы вцепиться в мальчика мертвой хваткой, утащить во тьму лабиринта и впиться стальными клыками в его сочное мясо. Одной рукой оно заткнет ему рот, чтоб он не смог кричать, и высосет кровь, разорвет на куски мясо, разломает кости, чтобы вытянуть костный мозг… А он все еще будет жив и ощутит всю эту боль.
Перестань!
В конце концов, зачем он воображает все эти ужасы?
Всего метр.
Он был уже близко. Его шаги по паркету были совсем не слышны, но вдруг Оуэн подумал, что из-за простыни его движения совсем скованы. Если что, он не сможет убежать от монстра. Он немного развернул простыню, обнажая нежную кожу в свете луны. Затем протянул руку и коснулся холодной рукоятки. Прячется ли там плотоядная тварь, жадно