— Вроде того, — подтвердил Гарри.
— И вы пришли с этим сюда?
— Вроде как пришли.
— И он в любой момент может сюда заявиться?
— Этого я не знаю, поскольку неисповедимы пути, — сказал Гарри. — Но, видимо, это не исключено.
Федор бессильно откинулся на спинку своего роскошного кресла и воздел очи к потолку.
— Система! — воззвал он. — За что же ты меня так не любишь?
Глава 24
Гарри Борден курил сигарету и думал о том, что, наверное, это должно быть очень обидно — поучаствовать в спасении целого мира и ни черта об этом не помнить. Но он не чувствовал обиды. Он чувствовал какую-то опустошенность.
Он одиннадцать раз шел по дороге, и каждый раз, независимо от пройденного расстояния, его отбрасывало к самому началу пути. И то, что он пытается сделать сейчас, возможно, тоже не имеет никакого смысла, потому что в любой момент, даже если он достигнет цели и все вспомнит, все может начаться с начала. И все потому, что какой-то незнакомый ему зомби с дробовиком накосячил во вселенском коде.
Уроборос снова укусил себя за хвост, и оказалось, что у него ядовитые зубы.
— Бежать? — пробормотал Федор. — Но, возможно, бежать уже поздно. Да и куда от него убежишь? А что делать? Я, конечно, знал, что он притащится, но не думал, что это будет сегодня… Я не готов…
— Вы же вроде друзья, — заметил Гарри. — По крайней мере, так принято считать.
— А, да? — спросил Федор. — В смысле, да, конечно. Мы друзья, и он на самом деле отличный парень, за своих встает горой и все такое. Просто он сеет хаос и разрушение. Он из тех людей, за которыми все горит и взрывается, а впереди — все трепещет, забивается в норы и просит о пощаде. И все это даже не потому, что он какой-то там злобный и агрессивный тип, нетерпимый к чужому мнению. Просто вот так получается. Хотя, кому я это рассказываю?
— Кому? — спросил Гарри.
— Тебе, — вздохнул Федор. — Ты такой же, хотя, может быть, этого и не помнишь.
Гарри оглянулся на свой жизненный путь, по крайней мере, на тот его короткий отрезок, который еще не успел выветриться из его памяти, и ему было трудно не признать правоту ректора.
Там на самом деле все горело и взрывалось. Но Гарри понятия не имел, с чего это все началось.
— Вот, например, — сказал Федор. — Ты уже был в банке? В свою ячейку заходил?
— Да, — сказал Гарри.
— И как тебе? Что ты там нашел?
— В основном, оружие, — сказал Гарри. — И броню. И немного наличности.
— Ну, мне кажется, этого должно быть достаточно, чтобы понять, какой ты человек, — сказал Федор.
— Кстати об этом, — сказал Гарри. — Там был какой-то странный меч…
— Прозрачный, да? — совершенно не удивился Федор. — Как будто стеклянный, а на самом деле он рубит камень и сталь, как… как… я не знаю, какое точное сравнение тут можно подобрать.
— Теплый нож и подтаявшее сливочное масло, — подсказал Гарри.
— Да, типа того, — согласился Федор. — Это, чтоб ты знал, легендарный меч. С самого начала игры, а уже больше тысячи лет прошло, он принадлежал одному человеку, Первому Игроку, одному из Архитекторов и альфа-тестеров вот этого вот всего.
— И как он оказался у меня? — спросил Гарри, предчувствуя обычную историю.
— Во время своего второго пришествия ты работал вместе с Магистром, Первый Игрок так себя называет. Не знаю точно, что вы там делали, но могу догадаться, ибо после этого тебя и прозвали Смертью… Так вот, когда вы убили всех, кого собирались убить, вы страшно напились.
— Это на меня непохоже, — заметил Гарри. — Я ведь практически не пьянею.
— Возможно, Магистру ты говорил то же самое, — сказал Федор. — Не знаю, что вы там пили и сколько, но, видимо, это была легендарная попойка, которую воспела в своих балладах тогда еще не канувшая в Лету Коллегия Бардов. В конце концов вы решили выяснить, кто из вас круче и устроили смертельный поединок. Это я не для красного словца говорю, если что, а реально до смерти. Хотя у вас обоих были амулеты воскрешения, сам понимаешь, но они ничего не гарантируют, а даже если гарантируют, то смерть — это все равно неприятно. Поверь, я как-то попробовал и мне не понравилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Похоже, я победил, — сказал Гарри.
— Ну да, — подтвердил Федор. — Чем нанес Первому Игроку страшную обиду. Он, конечно, тут же отреспился, я вообще сомневаюсь, что его можно укокошить насовсем, но в момент смерти с него дропнулся Отец Всех Мечей.
Значит, все-таки трофей, мысленно отметил Гарри.
— Это опять на меня непохоже, — сказал он. — Если это был дружеский поединок, я вернул бы ему меч.
— Ты предложил, — сказал Федор. — А он оскорбленно отказался, и, поскольку ты все еще был пьян, а он — уже нет, ибо смерть отрезвляет, вы поругались, после чего он объявил себя смертельно обиженным и умчался в неведомые дали, и с тех пор его никто не видел. Об этих событиях повествует баллада о двух великих воинах и легендарном мече, который они не поделили и он стал причиной их раздора. «Реквием по победителям» она называется.
— Но ведь, как я понимаю, все было не совсем так, — сказал Гарри, начиная понимать причины случившихся с Коллегией Бардов неприятностей.
— Это поэтическая вольность, — объяснил Федор. — Так у них принято. Было.
— Кстати, а что случилось с бардами? — поинтересовался Гарри. — Почему их запретили?
— Не знаю, — быстро сказал Федор. — Мне это не особенно интересно. Фи… Мститель их вообще почему-то не любит.
— А что на самом деле случилось с Коллегией Бардов? — спросил Гарри. — И не говори мне, что ты не знаешь. Должно быть, ты очень хорош в магии, но в искусстве вранья за все эти годы ты не слишком преуспел. Если бы мы играли в покер, я бы тебя уже раздел.
Федор вздохнул.
— Вообще, об это не принято говорить, но с Коллегией Бардов случился Соломон Рейн.
— Это тот, который у вас первым номером?
— Ну да.
— И что он с ними не поделил? Они спели про него нехорошее? Или просто сильно фальшивили?
— Э… не совсем, — сказал Федор. — Просто они… ну, приложили руку к становлению фи… Мстителя, и Соломон затаил на них обиду. Он как бы король теневой стороны Системных миров…
— Организованной преступности? — уточнил Гарри.
— Ну да, — сказал Федор. — И он пытается все здесь контролировать, а поскольку богов контролировать невозможно, Соломон Рейн заинтересован в том, чтобы их было, как можно меньше, а барды… они разносят молву, слагают свои поэмы и как бы облегчают восхождение. Конечно, на одних только стихах и песнях выйти за пределы возможного ни у кого не получится, но они могут поспособствовать. Подтолкнуть в нужном направлении, так сказать.
— И это работает? Запрет, в смысле?
— Частично, — сказал Федор. — Конечно, сами барды никуда не делись, физически их уничтожили не так много, только тех, кто сам нарывался, но остальные ушли в подполье и там они, конечно, что-то поют, при свечах и шепотом. Но на улицах их стало меньше, это факт, а в тавернах с тех пор вообще одна попса. «У тебя есть рога, я скажу тебе «пока»»…
— А я, признаться, думал, это Мститель их… того, — сказал Гарри.
— Бардов? Нет. Да и с чего бы? — удивился Федор. — Он не мстителен… Э, то есть, мстителен, конечно, но не до такой же степени. Скажем так, не мелочен. Тех, кто пытался его убить, он растер в кровавый фарш, а на тех, кто просто путается под ногами, он не обращает внимание. Холодный божественный игнор — вот его ответ.
— Значит, вас здесь осталось только двое? — спросил Гарри.
— С первого призыва? Да. То есть, нет. На самом деле, трое. Есть еще один, но он не игрок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А кто?
— Рейд-босс, — сказал Федор. — Ты, может быть, что-то о нем слышал. Это Ленин.
Гарри потребовалось некоторое время, чтобы понять, о чем говорит ректор.
— Ленин? — уточнил он. — Ваш Ленин?
— Когда-то был наш, — согласился Федор. — А теперь он, скорее, Ленин орков и гномов. Альянс «Красный реванш», не доводилось слыхать?