голову! Рядом с ними стояло множество мелких пакетов, половина их из ювелирных.
— Я ведь сказал, что подарки есть для вас обоих, — голос за спиной заставил вздрогнуть. Орлов подошел к голубому пакету, доставая оттуда большую синюю коробочку, где внутри располагалось увесистое ожерелье из крупных драгоценных камней.
— Антон... — сорвалось с губ от напряжения. Момент, когда Владимир застегивал колье на шее казался не менее интимным, чем секс в душе. — Его надо переложить в кроватку. Мальчик заснул на полу во время игры.
Орлов молча отправился в комнату, я заметила на нем сухой новый костюм. «По всей видимости, здесь есть вещи хозяина дома», — догадалась я, потому что сама не рылась по всем шкафам в квартире.
Пока Владимир управлялся в комнате ребенка, я залезла в новый пакет и наугад вытащила первую попавшуюся коробку. Распахнув ее без задних мыслей, вздрогнула при виде кольца. Почему-то именно оно произвело неизгладимое впечатление, выбивая дух из тела.
По тихому закрыванию двери я поняла, что Орлов стоит прямо за спиной. Сердце вырвалось из груди, голова кружилась так отчаянно сильно, когда я, резко развернувшись к мужчине, вывалила ему на голову ту страшную тайну, что скрывала даже от себя. То, что убивало меня изнутри. Разрывало на части!
— Мне кажется, — дыхание перехватило, комната начала троиться, — что я люблю тебя.
Время шло, часы на стене тикали. Орлов прожигал меня смурным взглядом, скрывая эмоции за маской. Каждое мгновение его молчания делало меня самым несчастным человеком на земле.
— Когда Марк выйдет из комы, — наконец произнес он холодно, — вам нужно будет наладить брак. Разводы в нашей семье недопустимы.
— Я люблю Марка, но… Как друга, — пробормотала я, ощущая, как ушат ледяной воды выливается мне на голову. — Он дорог мне точно так же, как и сестры. То, что я чувствую к тебе… Это совершенно другое.
— Уверен, когда-то давно тебе казалось, что и Марка ты любишь как мужчину. «Чувства» ко мне тоже пройдут со временем, — деловито постановил мужчина, а я сжала челюсти до боли, не позволяя себе расплакаться. Владимир опустил взгляд на кольцо, грубо усмехаясь. — Неужели ты подумала, что это может значить?..
— Не подумала, — перебила его я ледяным тоном. — Просто хотела признаться.
— Если тебе станет легче, — посмеялся надо мной Орлов, — я заберу его с собой.
Его глаза смотрели на меня, как на жалкое ничтожество. Глупую девочку, посмевшую влюбиться в того, кто просто хотел иметь ее при любом удобном случае. Ничего больнее в моей жизни ощущать, увы, ранее не доводилось.
Владимир просто выдернул коробочку из моих рук и забрал кольцо с собой, уходя. Намеренно делая мне больно, разбивая сердце вдребезги. А утром нас разбудил охранник, холодно поставив перед фактом:
— Собирайтесь. Мы нашли родителей ребенка. Босс разрешил вам прокатиться с нами.
Возвращение
Антон сидел у меня на коленях всю дорогу, умудряясь обнимать своими крохотными ручками не только мою шею, но и огромную пожарную машину. С тревогой я смотрела в окно, сдерживая истинные чувства, кусала губы в кровь. Внутри пылал страх, ужас, желание немедленно остановить авто и повернуть его обратно.
— Его семья, как минимум, неблагополучная! — шепотом кричала я на безразличного охранника. — Ребенка нельзя туда везти! Дайте мне телефон, я наберу Владимира, и мы все…
— Госпожа Орлова, — грубо перебил меня амбал, — босс не хочет с вами разговаривать. Указания о транспортировке были вполне ясными. Мы едем сейчас же. С вами или без вас!
Натянуто улыбаясь, не желая пугать Антона, я мечтала увидеть обычную семью. Пыталась найти объяснение запуганности ребенка, его прогулке в холод на улице буквально голышом, но… Не находила, от этого становилось жутко!
В реальность вернул меня крик Антона. Громкий, животный и дикий. Забыв об игрушке, он вцепился в меня руками и ногами, глаза наполнились горькими слезами. В панике он бросал нерешительные взгляды на заброшенный дом, расположенный за городом на стыке старого района с полем.
— Пожалуйста, — шепнул мне дрожащий голосок, — не надо.
Слеза не сдержалась, стекая по щеке, а голос предательски осел:
— Антон…
— Я могу… — глаза восьмилетнего ребенка бегали из стороны в сторону, губы посинели. — Убирать! Мыть полы! Чистить картошку! Умею поджигать спички!
В поисках оправдания жестокости взрослых, я мечтала быть способной спасти его. Мечтала принимать решения самостоятельно! Малыш смотрел на меня с надеждой, ждал решения. Увы, он не знал, что моя и его судьба зависели от одного и того же человека.
— На выход, — рявкнул на меня водитель, уставший держать дверь открытой. Зажмурившись, я лишь крепче обняла Антона, слезы его сделали мою косу насквозь мокрой. — Я сказал: на выход.
— Пожалуйста… Пожалуйста... — молил ребенок, а я внутри взрывалась от досады и горечи.
— Госпожа Орлова, — совсем не доброжелательно отчеканил парень, сжимая и разжимая кулаки, — я отношу ребенка в семью сам или вы это делаете со мной?
Вздохнув полной грудью, я заставила себя взять ответственность, с трудом выдавив из недр души:
— Антон, у меня нет выбора… Меня здесь никто не слушает.
Ребенок затих, нежно погладив меня по щеке ладонью. Мягко и нежно он, поцеловав меня в щеку, спокойно шепнув деловым, серьезным тоном:
— Ладно. Тогда пойдем со мной.
Впервые я слышала от него столько слов! Растерянно открыв глаза, я утонула в голубых глазах ребенка. Невинных и взрослых. Но в них была та ускользающая искра, что пропадала после двадцати безвозвратно, как бы молод душой ты ни был.
— Прости меня, — покачала головой я, не в силах передать те внутренние терзания, что разрывали меня на части от вселенской несправедливости.
— Нет, ты что, — удивился тот, — спасибо тебе. И Владу. Мне никто не покупал игрушки…