— Что это за дела с кубиками, молодой человек? — резко спросил доктор Кобблстоун, подавшись вперед в своем кресле и шумно грохнув об пол тростью, которую он держал между ног. Он был старшим директором больницы.
— Кубиками? — переспросил доктор Райнхарт с озадаченным выражением на лице. Он был одет в джинсы, белую футболку и кеды — решение Жребия, которое заставило доктора Манна побледнеть, когда доктор Райнхарт вошел в кабинет. Доктор Кобблстоун вроде бы ничего не заметил.
— Полагаю, нам следует придерживаться плана, который вы предложили раньше, — сказал доктор Манн своему содиректору.
— Ах да. Да, действительно. — Доктор Кобблстоун опять грохнул тростью, будто это был какой-то общепринятый сигнал начинать игру сначала. — Это правда, что вы используете проституток и гомосексуалистов в вашем сексуальном исследовании?
Доктор Райнхарт не стал отвечать сразу, а перевел внимательный взгляд с одного строгого лица на другое. Он сказал тихо:
— Исследование будет детально описано в нашем отчете. Что-то не так?
— Доктор Феллони говорит, что она полностью отказалась от проекта, — сказал доктор Манн.
— Надо же. Она вернулась из Цюриха?
— Она утверждает, что отказалась, потому что испытуемых просили совершать аморальные поступки, — сказал доктор Кобблстоун.
— Предметом эксперимента было исследование изменения сексуального поведения.
— Испытуемых просили совершать аморальные поступки? — продолжил доктор Кобблстоун.
— Из инструкций ясно следовало, что они не должны были совершать ничего, чего бы им не хотелось делать.
— Доктор Феллони утверждает, что проект поощрял молодых людей к блуду, — сказал доктор Манн без всякого выражения.
— Она должна знать, что говорит. Она помогала мне составлять инструкции.
— Действительно ли проект поощряет молодых людей к блуду? — спросил доктор Кобблстоун.
— А старых людей… Слушайте, я думаю, вам, вероятно, следует затребовать копию моего отчета об исследовании, когда он будет закончен.
Оба лица оставались строгими, и доктор Кобблстоун продолжил:
— Один из ваших испытуемых утверждает, что его изнасиловали.
— Это правда, — ответил доктор Райнхарт. — Но наше расследование показало, что либо он всё выдумал, либо дал уклончивые доказательства изнасилования, чтобы скрыть свое активное бессознательное участие в акте, на который подал жалобу.
— Что-что? — сказал доктор Кобблстоун раздраженно, приложив ладонь к уху.
— Ему понравилось, когда его трахали, и он лжет об изнасиловании.
— О… Благодарю вас.
— Ты понимаешь. Люк, — сказал доктор Манн, — что, позволяя тебе использовать некоторых пациентов больницы Квинсборо для твоего исследования, мы становимся юридически и морально ответственными за то, что происходит в рамках в этого исследования.
— Понимаю.
— Некоторые санитары и медсестры сообщили, что большинство пациентов добровольно вызывались участвовать в вашем сексуальном исследовательском проекте, и заявили, что пациентам предоставляли проституток.
— Вы сможете прочесть мой отчет, когда он будет готов.
Доктор Кобблстоун в третий раз стукнул тростью.
— Нам сообщили, что вы сами участвовали… как… как… в этом эксперименте.
— Естественно.
— Естественно? — спросил доктор Манн.
— Я участвовал в эксперименте.
— Но источник утверждает, что… — лицо доктора Кобблстоуна покраснело от раздражения и невозможности найти правильные слова, — …что вы взаимодействовали с испытуемыми… в сексуальном смысле.
— Ахх, — сказал доктор Райнхарт.
— Ну? — спросил доктор Манн.
— Полагаю, автором этой клеветы является некий невротичный молодой человек? — сказал доктор Райнхарт.
— Да-да, — поспешно подтвердил доктор Кобблстоун.
— Проецирующий на себя скрытые желания человека, который внушает ему страх и имеет над ним власть? — продолжил доктор Райнхарт.
— Именно, — сказал доктор Кобблстоун, немного расслабившись.
— Прискорбно. Кто-то пытается ему помочь?
— Да, — ответил доктор Кобблстоун. Доктор Венер уже… Откуда вы знаете, что это молодой человек?
— Джордж Ловелас Рэй О'Рейли. Проекция, компенсация, замещение, анальный катексис.
— Ну да.
— Есть еще что-нибудь? — сказал доктор Райнхарт и начал было вставать, собираясь уходить.
— Боюсь, что есть, Люк, — сказал доктор Манн.
— Понятно.
Доктор Кобблстоун осторожно сжал свою трость обеими руками, прицелился и в четвертый раз ударил ею об пол между ног.
— Так что это за дела с кубиками, молодой человек? — спросил он.
— С какими кубиками?
— Один из ваших пациентов пожаловался, что вы заставляли его играть в какую-то странную игру с кубиками.
— Новенький, мистер Специо?
— Да.
— Наши пациенты работают с глиной, с тканью, с бумагой, с деревом, с кожей, с бусинками, с картоном, с дранкой, с проводами… Я не видел причин, почему бы не позволить нескольким выбранным мною пациентам начать играть с кубиками.
— Понятно, — сказал доктор Кобблстоун.
— Зачем? — вкрадчиво спросил доктор Манн.
— Вы сможете прочесть мой отчет, когда он будет готов.
Какое-то время все молчали.
— Что-нибудь еще? — наконец спросил доктор Райнхарт.
Двое стариков обменялись тревожными взглядами, и доктор Кобблстоун прочистил горло.
— Твое поведение вообще, Люк, в последнее время… — сказал доктор Манн.
— А-а.
— Ваше невежливое и… странное поведение на нашем последнем заседании совета, — сказал доктор Кобблстоун.
— Да.
— Твои сумасбродные, социально опасные эксцентричные поступки, — сказал доктор Манн.
— Как вы перебили доктора Винка, — добавил доктор Кобблстоун.
— Мы получили жалобы от нескольких медсестер больницы Квинсборо, естественно, от нескольких членов попечительского совета, от мистера Специо и…
— И? — подсказал доктор Райнхарт.
— Я и сам не слепой.
— А-а.
— Шутка про Бэтмена по телефону не особо пришлась мне по вкусу.
Наступило молчание.
— Ваше поведение было недостойным и непрофессиональным, — сказал доктор Кобблстоун.
Молчание.
— Вы можете прочесть мой отчет, когда он будет готов, — сказал наконец доктор Райнхарт.
Молчание.
— Какой отчет? — спросил доктор Кобблстоун.
— Я пишу статью о многообразии реакции человека на социально эксцентричное поведение.
— Да-да, понятно, — сказал доктор Кобблстоун.
— Моя гипотеза состоит в том…
— Хватит, Люк, — сказал доктор Манн.
— Прости?
— Хватит. Ты уже почти убедил всех, кроме Джейка, что рассыпаешься на части. Только у того есть вера…
— Моя гипотеза состоит в том…
— Хватит. Ваши друзья защищали вас и сделали всё, что сочли возможным. Либо возврат к старому Люку Райнхарту, либо как психиатру вам конец.
Доктор Кобблстоун торжественно поднялся.
— И если вам захочется поговорить о своей идее какого-нибудь нового Центра для помощи нашим пациентам, вы должны внести это в повестку дня до собрания.
— Понимаю, — сказал доктор Райнхарт, тоже поднявшись.
— Хватит, Люк, — сказал доктор Манн.
Доктор Райнхарт понял.
36
Я должен был понять, что случилась беда, когда Лил усадила меня в кресло напротив себя, даже не притронувшись к шампанскому. Подчиняясь решению Жребия, выбранному из шести других вариантов, я снова ухаживал за ней со всей бескорыстной и романтической любовью, какую мог вообразить, и у нас сложилась изумительная неделя. Четыре дня традиционного ухаживания (два спектакля, концерт, вечер любви под гашишем) увенчались кульминационным предложением завершить «Неделю любви к Лил» трехдневными каникулами на канадском лыжном курорте. Я купил ей цветы в аэропорту, а еще шампанское для нашей первой ночи.
Когда мы приехали, пошел сильный снег, и хоть на следующий день мы оба катались на лыжах как недрессированные моржи, мы быстро превратили падения в искусство. Днем шел снег, легкий и влажный, и мы сняли лыжи, лепили снежки, боролись, кувыркались и жевали снег, как пара взрослых собак, вспомнивших дни, когда они были щенками: я сенбернар, а она колли.
Она была хорошенькой, с ясными глазами и по-девчоночьи спортивной, а я был красив, нежен и по-мальчишески неуклюж, и нам нравилось снова играть вместе. Мы танцевали у пылающего камина, снова пили шампанское, блестяще играли в бридж против пары из Бостона, сладко занимались любовью под футовой горой одеял и спали сном праведников.
Мы делали то же самое на следующий день и еще на следующий, а в наш последний вечер, немного под кайфом от шампанского и марихуаны, мы провели полчаса, держась за руки у камина, и еще десять минут, сидя в темноте на кровати и глядя через окно на лунный свет, окрасивший бледно-голубым сиянием снежные склоны, простиравшиеся вокруг отеля. Я открыл еще одну бутылку шампанского, меня переполняло чувство безмятежного счастья. Прикосновение руки Лил казалось священным. Но потом Лил попросила меня сесть напротив нее в кресло и покачала головой, когда я хотел подать ей бокал шампанского. В тот момент я понял, что случилась беда.