Читать интересную книгу В тесных объятиях традиции. Патриархат и война - Нона Робертовна Шахназарян

же добровольно, кто кого мог заставить!? Если бы я не хотел идти мне бы сказали, да, иди домой отдыхай. Боишься — не ходи… Скорее друг перед другом…(Андри).

Мальчикам вручали оружие будто им оказывали великую честь, отправляя их в бой на верную гибель. Давление старших безусловно было. Заранее предопределенное, предписанное поведение не оставляло им выбора. Мальчикам приписывались чувства, которые они бы должны испытывать, но никто не спросил, испытывали ли они их на самом деле. Вместо них констриуровались их действия «по норме». Самые яркие примеры связаны с Мгером и Андри. Когда привезли тело Убика (Рубен — старший брат) отец снял с убитого сына автомат и повесил его на шею среднему сыну Мгеру. Он должен был мстить за брата.

Андри. Я с Гарником одни из первых получили оружие, другие нам завидовали. Нам выдали оружие и мы вступили в спецназ. Двое были ранены — Артик и второй — и мы вместо них вошли. Парней ранило и они принесли мне и вручили один из 30 автоматов. Вроде как еще и по большому блату, что типа мой отец был ранен азербаджанцами и друзья мои были ранены и убиты… вроде я должен чувствовать жажду мести….

Малолетнего Самвела немедленно приняли на службу в полк после ранения старшего брата. Когда брата ранили второй раз, я уже официально поступил на службу в полк в Мартуни. Это были своего рода народные техники «быстрой терапии», удерживание от психоза и крайне неуместного скисания. Вместо этого им предписывалась неистово активная позиция как средство эмоционального удовлетворения. Сейчас довольно трудно сказать — было ли это ригидным воспризведением правил обычного права-адата, или идеологией текущего момента, ситуации. Так или иначе, как выявится из интервью, сработал эффект рикошета, агрессия и гнев обернулись против самих ветеранов, пожирая фундаментальные структуры личности, единицы идентичности.

Политики идентичностей. Война бесусловно выступила определяющим фактором и интенсификатором самоидентификации, динамично трансформируя личностное Я. Грани этой идентичности соприкасаются с практиками, концептами и образами почти архетипического свойства, соотносясь скорее с пре-модерновыми нарративами и дискурсами. Мужчина если он не патриот он не имеет права называться мужчиной. Потому что кто такой мужчина, если брать с каменного века, с доисторических времен…? — защитник, да? Охотник. А кто такой защитник. Что он защищал. Он защищал свою семью, свою землю, свой дом от врагов, а значит патриот.

Грани этой идентичности выглядели примерно так.

Я — патриот: член своего малого сообщества, проявляющий лояльность своей малой родине; член великой нации — доказывающий верность своей большой родине и уважение к национальной истории. От местечковой(Мартуни) к региональной(Карабах) к общеармянской идентичности.

В ситуации, когда не могло быть найдено слов для утешения, люди без специальных обсуждений, но как по договору действовали сообща. Когда Ирина (мать погибших Убика и Грайра и выжившего Мгера) потеряла за короткий срок мужа, потом по очереди двоих сыновей, командиры и солдаты в бою прикрывали собой Мгера, ее последнее утешение, старались не поручать ему опасные задания. Каждый из них без лишних слов понимал, что «должен» уберечь последнего сына для вдовы. Это был особый долг — долг, пронизанный чувством. Этот и множество других примеров вызывают ассоциации, связанные с круговой порукой, являют признаки общинных ценностей, где все члены не просто знают друг друга в лицо, но все подробности биографии каждого, его проблемы и трудности. Так выпестовывалась идентичность члена сообщества-общины-коммюнити. В боях на стороне карабахских армян участвовали тысячи добровольцев-армянского происхождения из Армении, из диаспоры. Эта солидарность в свою очередь формировала общеармянскую национальную идентичность.

Его Величество Честь. Мужское достоинство здесь — № 1… в России с этим проще, а здесь только об этом думают (Мгер). Понимаешь, это был вопрос чести (thasibi harts), чтоб не сказали трус, сбежал — это было мое достоинство… (Артак).

Элемент принудительности соблюдения правил и регуляций правильного, нормального поведения привязывается к семантически нагруженным символическим категориям народных нарративов о чести, «имени», «лице», об «испорченном, опозоренном, черном лице». Эти концепты широко распространены на всем Кавказе и далеко за его пределами[263]. Подобно тому, как нуэры имеют 100 названий для различения коров, а инуиты более 40 разных способов передачи погодных состояний выпадания снега, концепт Чести имеет здесь целую дюжину названий[264], самим фактом вербальной множественности отражая его локальную значительность[265]. Жизнь — родине, душу — народу, а честь — никому! — гордо провозглашает Артик.

Я — настоящий мужчина, поэтому Я имею честь и дорожу ею; Я — не боюсь. Мощная мужская солидарность усиливается в Карабахе идентичностью выносливого и независимого жителя гор. Все мужчины в Армении (как в любом другом горном сообществе) равны просто по праву рождения таковыми. Прошедшие же боевое крещение выдержали проверку на тест настоящий мужчина, испытав все возможные трудности и испытания. Многие из них решились на рискованные, почти отчаянные предприятия ради поставленной цели, постепенно набирая мощь и напор победителя. Но эти трансформации подростковой идентичности, самоотождествления неминуемо приводили к завышенной самооценке, меняя психическую структуру личности. Условия же сильной конкуренции, равно как и сильной востребованности соответствующих качеств вызывали высокие амбиции и самомнение. В 92-м 24 сентября я делал аммунал, чтобы рыбу ловить… взорвалось, потерял три пальца, стал негодным по военкомату. Но тогда все было добровольно и я ходил на пост, дежурил, ноникому чести не отдавал (Эрик). Но тогда получалось, что нарушался принцип избранности, обнаруживая слишком много претендентов на звание настоящего мужчины, а значит претендентов на символическую и реальную власть. Это также усложняло задачи командования, так что оборотной стороной медали идеологии супермужчины оказывалось самостийность и безконтрольная инициативность. Самое сложное в войне было установить дисциплину — признавались ветераны. Это усложнялось также психологией коллективной безответственности, унаследованной от реалий советского социального контекста, приводившей в бешенство лидеров из среды диаспоральных армян, усвоивших ценности бюрократического мышления и рационализаторских практик. Аво кричал на нас так, что все вены у него вылазили на горле… в ярость приходил от нашей… да без башни мы были. Нона: Кто по твоему настоящий мужчина?

Самвел: (не задумываясь, чеканно) Георгий Константинович Жуков.

Нона: А-а-а нет, конкретнее. Расшифровывай. Какими качества должен обладать ТВОЙ настоящий мужчина, Самвел: конечно на первом месте патриотизм… ну человек с большой буквы, с конкретными ценностями, а не исковерканные жизнью, ремонтированные в каком-то конкретном направлении, не знаю… Я не говорю про фанатизм — фанатизм это что-то глупое, потому что я считаю фанатик уже наполовину… человек, который не может объективно понимать то, что он делает. Просто орудием в чужих руках.

Я — преданный