Читать интересную книгу В тесных объятиях традиции. Патриархат и война - Нона Робертовна Шахназарян

и не привелось поговорить после войны. Самвел — младший брат трех сестер, баловень отца. Ближайщий соратник Артика и один из членов его спецотряда. Цяв подорвался на мине в 1992, в результате чего потерял одну ногу, носит протез. Ослеп на один глаз тоже в результате ранения. В декабре 1992 г. приезжал в Россию на лечение, спонсированное бизнесменами-согражданами.

Феликс (1974) был диверсантом и разведчиком. После войны чувствовал себя ненужным (со слов Эмиля). Пообщаться не пришлось. Отсиживает срок под Ереваном. Обвиняется в убийстве журналиста Тиграна Нагдаляна (заказное убийство, заказчики не установлены). В материалах дела написано, что в последний момент, сославшись на боль в спине, не хотел идти на дело…

Эмиль (1971–1992), Профессор — так прозвал его Аво[257] за его ум, образованность и интеллигентность. Родился в Баку. В 1988 в связи с распадом СССР его семья переехала в Мартуни. Мать работала комендантом в мединституте, отец — разноробочим, зарабатывал на сезонных миграциях — их называют сезонщиками. Эмиль увлекался чтением и собирал марки. Любил слушать пение птиц на кассетах-бабинах. Со слов младшей сестры Элины (1970):

…Он был против войн. Незадолго до смерти написал четверостишие:

«Давайте люди соберемся

В одном вопросе разберемся

Зачем ракеты нам и войны

Счастливой жизни мы достойны».

Я могу говорить о нем бесконечно. Когда из библиотеки вынесли все книги и стали поджигать[258], он плакал. Пришел с обгоревшими пальцами, весь в саже, но довольный тем что спас книг, сколько мог. Откуда-то взял тачку и на ней прикатил их домой. Набралась целая библиотека. Мы храним до сих пор…. и марки храним и все, что с ним связано. Рост у него был — метр девяносто с хвостиком…

Грайра называли Кюлюз — пухленький — он родился в 1980–1992 — скончался 31 декабря в полночь, за 15 минут до наступления 1993 г. от трайсерной пули, выпущенной ликующими солдатами в качестве праздничного фейерверка. Грайр умер на руках у среднего брата Мгера.

Так сложилось, что конец 80-х и начало 90-х стали апокалипсисоподобными для постсоветских армян Южного Кавказа. Естественные бедствия (землетрясение в Армении 7 декабря 1988) смешались с рукотворными (армянские погромы по всему Азербайджану; война с ее страшными массированными бомбардировками и потерями; послевоенные испытания). Массы обездоленных людей сновали в турбулентном хаосе в направлениях Азербайджан-Карабах-Армения-Россия до того момента пока кольцо блокады не сомкнулось. Маленький человек ощутил свою непомерную беспомощность, называя цепь этих бедственных перемен дробящими хребты.

Самоорганизация — инициативы «снизу». «Праздничный хаос» февральских народных демонстраций и митингов 1988 с их ирреальностью преобразовался для жителей районного центра Мартуни в «космос повседневности»[259]. После вывода военных подразделений, выполнявших функцию медиатора и воплощавших порядок и законность, Россия перестала вдруг идентифицироваться с образом защитника-спасителя, справедливого судьи, покровителя. Растерянность после вывода советских войск, изо всех сил сдерживавших открытые столкновения между армянами и азербайджанцами, длилась недолго. Тут же был сформирован штаб, который подчинялся сильному степанакертскому штабу, сформированному инициативами «снизу», силами самоорганизации населения. Группой активистов немедленно были составлены списки жителей мужского пола от 15 до 45 лет. Мужчины старше 45 лет были мобилизованы на рытье траншей и окопов вокруг города. Выдвигался авторитетный человек от каждого квартала, в обязанности которого входило обеспечение наскоро сформированных постов защитниками (люди ходили охранять подступы к городу по восемь человек сроком на десять дней, после чего сменялись). Окраины города обстреливались соседними чересполосно расположенными селами, дома сжигались.

Необходимо было сконцентрировать силы в одной точке, чтоб организованно реагировать на вызовы и оказывать медицинскую помощь раненым. В начале были жертвы, погибшие пока что от шальных пуль. Средняя школа экстренно была переоборудована в казарму, детсад — в военный госпиталь[260].

Эрик Под пятиэтажкой пост установили, а мы на крыше этой же пятиэтажки (Люр там жил) свой, детский пост устроили. Артик командовал, потому что оружие он доставал. Пост круглосуточно охраняли Люр, я, Овик, ну и командир Артик, организатор. В это место азеры стреляли из Алазани, из Амиранлара стреляли, иногда наводку плохо делали… видела как алазань летит? — нет? — огни такие красные, страшно… Мы со страху костры зажигали и шифер в огонь кидали — он взрывался… ну, чтобы азеры думали, что и у нас оружие есть. У них-то оружия было куда больше.

В конце 90-го [советские] солдаты стали уходить. Женщины падали на колени перед ними, плакали, что нас убьют, если вы уйдете… Но приказ был.

Элина (об Эмиле) Он служил в Гудауте (Абхазия) с 1989 по 1991 г. Тогда только-только начались бесконечные митинги в Мартуни. Стало понятно, что будет война. По окончании службы в армии он позвонил мне. Я умоляла его не возвращаться в Карабах, на что он ответил: «Я не оставлю своих родителей. Если будет война, то я как и все буду защищать родных — это мой долг». И вернулся в самое пекло[261]…

Артик … У нас даже не было оружия, чтобы защищаться, в то время когда азербайджанская армия была полностью вооружена и обеспечена боеприпасами. на их стороне в то время воевали и русские войска, 4 армия во главе, там, с Ковалевым. Ну, там такая ситуация была, что у нас самодельные ружья были… Я один раз…ну, я вообще люблю по музеям ходить… и зашел к нам в музей, посмотреть че там есть, смотрю Максим, пулемет стоит. На следующую ночь я его украл, отсоединил сигнализацию, украл, а он оказывается был…ну, нормальный пулемет был, но небоеспособный был в принципе на данный момент, но все было при нем. В принципе отремонтировали его, сделали и вот этим пулеметом держали, как говорится… спецназ я в принципе организовал — все были ребята 15–16–17 лет.

Инициатива подростков, их настойчивость в военном участии приняли широкие масштабы. Не считаться с ними постепенно становилось не просто, а их дерзкая смелость и решимость схватиться в бою обезоруживала.

Арам (1978). Наменял у (советских) солдат тутовую самогонку на штык-нож, на брюки военные… всякое такое. К 92 году, 14 мне было, у меня уже было три оружия — одно старший брат дал, трофейное, два я себе сам достал. Меня как маленького никуда брать не хотели. А я просился, пост охранять хотел… комбат мне сказал: ты слишком мал, я тебе и оружие выдать не могу. Я ему: и не надо, у меня дома свой автомат лежит. Он: как? прибежал за автоматом и туда, на пост. Он хотел отобрать мой автомат — я