надышишься. Твоя задача — не высовывать отсюда нос в ближайшие часы, ясно?
— Будет сделано, шеф! — прикладывает ко лбу ладонь и салютует мне. — Ты будешь меня навещать? — строит брови домиком.
— Нет, — отрезаю из вредности и поворачиваюсь к двери. Пусть помаринуется в тишине и одиночестве в качестве наказания.
— На обед хотя бы пригласишь? — кидает мне в спину.
— Господи, ты же только что закинул в себя второй завтрак! — поражаюсь я.
— У меня быстрый метаболизм, — заявляет он. — Но это единственное, что я не контролирую и не могу растянуть, — пошло растягивает губы в улыбке.
Я не отвечаю. Выхожу за дверь и уже там заливаюсь краской. Опять он… Что за привычка смущать меня? Что за намеки?
На кухне мама моет посуду, папа скрылся в комнате. Моя подушка безопасности сдалась и села возле телека. Чудесно.
— Так кем Вова работает? — спрашивает мама, едва я появлюсь.
— Он фрилансер.
— Это я поняла. Но кем он работает?
— Эм… он тестировщик, — говорю первое, что приходит на ум. В памяти всплывает настойчивая реклама в ленте Вконтакте, из которой я помню ровно три слова: тестировщик компьютерных программ.
— И чем он занимается? — не унимается мама, в очередной раз намыливая губку.
— Тестирует компьютерные программы, — осторожно выговариваю я и тут же прибавляю с большей уверенностью. — Я вообще ничего в этом не понимаю, но он отличный специалист!
Вот. И тема, в принципе, закрыта.
— И что же, можно все это делать с телефона?
— Конечно! Современные технологии, прогресс, все дела, — смахиваю со стола крошки, вытираю капли варенья. — Вообще у нас ещё планшет есть, но ему привычнее с телефона. Может в любой момент в любом месте взять и…
— И сколько он на этих игрушках зарабатывает? — прерывает меня мама.
— Эм… нормально. Больше, чем я. И там не игрушки, там… — блин, фиг его знает что там. — Программы разные.
Поворачиваюсь к плите и протираю ее губкой, хотя она итак чистая. Просто руки занять.
— На семейную жизнь хватать будет? А когда дети появятся? — парад неудобных вопросов в самом разгаре.
— Мы не… на самом деле, мы ещё о свадьбе и не говорили, — смущённо говорю я, опираясь на столешницу позади. Мама оборачивается и смотрит на меня с фирменным прищуром. Следователь по особо тяжким, честное слово. — Не знаю, почему ему на ум пришла эта дата, — пытаюсь спасти нас обоих. — Мы хотим пока пожить вдвоем, притереться, и если все получится…
— Если сказал, значит, уже об этом думал, — отрезает мама. — И затягивать не стоит, дочь, — уже мягче говорит она. — Не прилично.
Мама возвращается к мытью посуды, я остаюсь хлопать глазами в недоумении. И все? Вот так просто? Никаких длинных поучительных бесед, где я неразумное дитя и надо меня жизни ещё поучить?
Волшебство, не иначе.
Ощущение, что Вова распыляет какие-то феромоны, подчиняя разум людей вокруг своей воле. За двадцать четыре года моей жизни, мы с мамой, пожалуй, лишь второй раз поговорили нормально, на равных. И оба раза это случается после их с Куртом встречи. Гудини и Копперфильд в одном лице.
И стоит каждого рубля.
Пожалуй, я погорячилась с ночёвкой на коврике.
* * *
Белоснежная простынь взмывает вверх и медленно опадает на покрывало. Я поправляю один угол, расправляя её по дивану, Вова — противоположный. Все происходит в полной тишине.
Кидаю одну из подушек к стенке, вторую ровно посередине, создавая подобие преграды, третью в Курта. Он ловит её на лету и привычно искривляет угол рта в своей излюбленной насмешливой манере. Сегодня ему можно, сегодня он блистал.
За стенкой стихает телевизор, а через несколько минут и приглушённые голоса родителей. Они, наконец, легли.
Кидаю одеяло с огромным рисованным котом на диван, сгребаю с кресла пижаму и выхожу в ванную. Это не только ритуал подготовки ко сну, но и время мне морально подготовиться.
Вечер наступил неожиданно быстро. В один момент мы с мамой готовим обед, обсуждая все на свете, в другой вчетвером ютимся на диване под дурацкие передачи по Первому каналу, а в третий уже удивляемся, как рано нынче темнеет.
Вова был безупречен.
С энтузиазмом тискал меня на глазах у родителей, отвешивал элегантные комплименты маме, подшучивал с папой над насущными темами. Даже перед Яшей, устроившимся ровно под телевизором, держал лицо. Взял на себя всю работу, мне оставалось только поддакивать, кивать и улыбаться.
Но я всё равно смертельно устала. Хорошо, что родители у меня жаворонки в третьем поколении и после вечерних новостей стали готовиться ко сну.
Запираюсь в ванной, вешаю пижаму на крючок.
Снимаю с волос резинку, опускаю голову вниз и, немного прочесав непослушные пряди рукой, собираю ладонями в тугой пучок прямо на макушке. Закрепляю сооружение резинкой с руки, включаю душ. Пристально вглядываюсь в свое отражение в зеркале и морщусь. Выгляжу странно. С лица сошла вся краска, подчеркнув россыпь веснушек по щекам, глаза подозрительно блестят, губы побелели.
Темнота, спустившаяся за окном, странно на меня повлияла. Мысли, которые я себе не позволяла крутить в голове до последнего — пробрались в голову и развернули там целый крестовый поход. Я растревожена предстоящей ночью. Тесная постель, полуголый парень на расстоянии пары сантиметров, моя неконтролируемая реакция на него.
То и дело всплывают картинки, подстегивающие мою панику: тягучий поцелуй, рука в моих штанах, сбитое дыхание. Низ живота тяжелеет от этих мимолётных воспоминаний сегодняшнего утра, а в груди становится тесно и жарко.
Становлюсь под душ, теплые струи немного сбивают озноб с кожи, но мысли не проясняют. Подставляю лицо под поток воды, позволяю себе немного постоять вот так, смывая весь мусор из мыслей. Тянусь к мочалке, потом к гелю для душа. Возле ряда банок рука застывает. Выбор довольно велик: кокосовое молочко для душа, гель манго-маракуйя, миндальный скраб. И эвкалипт, эффект бани, два в одном.
Размышления выходят не долгими.
Я смываю с себя этот день, хоть он и был весьма неплох, стираю дурацкие мысли, оттираю последние сомнения. Ничего не