беззвучно вывожу ртом: ещё, ещё, ещё, пожалуйста.
— На тебе мой запах, — хрипит Вова, стягивая лямки пижамной майки с плеч, скользя ладонями к груди.
— Не смогла удержаться, — скулю, собирая его рубашку на спине. — Давно о нем мечтала, — закатываю глаза, откидывая голову назад, открывая больше доступа к чувствительной шее.
Вова впивается зубами мне в ключицу, я издаю совершенно неприличный громкий стон. А он замирает. Звучит едва слышное ругательство, а потом он укладывает голову мне на плечо. Глубоко, с натягом, вдыхает, а выдыхает уже со стоном.
Что? Что такое?
Провожу ладонью по оголенной мужской спине, беззвучно призывая продолжить.
Чувствую, как Вову трясет от моих прикосновений, кожа покрывается мурашками под подушечками моих пальцев, но он больше не шевелится. Только громко дышит, уткнувшись носом мне в волосы. Я даю ему время, хотя сама напряжена до звона.
Коснись он меня снова — зазвеню. Я продолжаю гладить его, прижимая к себе, длинными полосами вдоль позвонков, по бокам и обратно.
Это не срабатывает. Вова остается недвижим. Спустя бесконечную череду минут, заполненную моими беззвучными вопросами, он шевелится. Приподнимается на локте, изгибается, чтобы опустить свою футболку по спине вниз. А потом смотрит.
Так пронзительно, до самой глубокой ямы в моей душе.
Проводит большими пальцами по моим щекам, смахивая налипшие пряди, снова кидает взгляд на губы. Я слышу, как его сердце отбивается мне в грудь, ощущаю стойкое желание ниже пояса. Но чувствую, что что-то незримо поменялось.
— Не лучшая идея, да? — спрашивает он тихо, словно сам у себя.
И прежде, чем я успеваю открыть рот, чтобы возразить, нет, накричать, что он идиот, перекатывается на бок, поднимает с пола подушку, что разделяла нас, и укладывает на место. Накрывает меня одеялом и прижимает его своей тяжёлой рукой.
— Спокойной ночи, Зина-Ида, — говорит приглушённо. — Завтра ещё один сложный рабочий день.
Да ты, должно быть, шутишь!
Глава 16
Ида
Из всех отстойных ночей, эта, пожалуй, займет почетное второе место. С первой конкурировать сложно: там были сопли, слезы и унитаз, над которым меня выворачивало, а тут просто тупая бессонница.
Хотя почему же тупая? Очень даже разумная, когда мозг все никак не хочет отключить функцию «думать» и доводит тебя до нервного истощения. Так что были и сопли на кулак, и слезы в подушку, и пару попыток словесного исторжения на объект негодования, но я не решилась. Слишком громким и жизнеутверждающим был его храп. Страдала молча и болезненно, в конце концов, отрубилась под утро.
Проснулась озлобленная, как ПП-шница в ПМС. Рано, мой псевдо-парень, по совместительству лицемер, как я здраво рассудила в темноте сегодняшней ночи, ещё спал, пуская слюни на наволочку с котиком.
Лохматый, с падающей на глаза белобрысой челкой и ужасно сексуальный.
Гадство!
Не будь за стенкой родителей, я б психанула.
Натурально так. Скинула мерзавца с кровати ногами. Прошлась по его «якорю» пяткой, а потом выставила за дверь в одних трусах.
Но у меня нет возможности психовать. Вот лежать и прокручивать в голове всю унизительность ситуации — есть, а показывать свой характер — нет.
Что может быть хуже того, что произошло вечером? Для молодой девушки, не связанной отношениями? Тереться своим… сорок пятым об меня, руками всю облапать, губами до сумасшествия довести и остановиться. Выстроить стену, захрапеть через пять минут.
Оправдать спецификой наших отношений не получилось. Да, все не по-настоящему, да, за деньги. Но он же не проститут, в конце концов, оба взрослые люди, оба хотели, никаких обещаний друг с друга не брали, счёт не выставляли. Почему нет?
Единственный вывод, к которому я пришла — он мудак. И дело не во мне.
После этого даже камень с души спал, слезы на щеках начали высыхать, и я уснула. А сейчас смотрю на это красивое лицо с вмятиной от подушки, на прямой нос с едва заметным проколом для пирсинга и подрагивающие ресницы, и опять начинаю путаться в мыслях. Не может быть проблема только в нем. Наверное, я что-то сделала не так, сказала что-то не то, как-то не так пахла. Не стоило брать его гель, не стоило с придыханием блеять, как долго об этом мечтала.
И так яро выражать свою к нему симпатию тоже. Папа всегда любил повторять, что мужчина любит дичь. Это инстинкт. Время от времени каждому хочется поохотиться, пострелять, изваляться в грязи по самые уши, промерзнуть до костей, чтобы награда была слаще и ценнее. Конечно, он почти наверняка не имел в виду никаких аналогий с доступными женщинами, но я всегда умела находить смысл между строк. И теперь жалею, что не постигла эту мудрость раньше. Просто так Вове не интересно.
А это, как я помню, девиз его жизни. Должно. Быть. Интересно.
Аккуратно переползаю через него, стараясь не зацепить длинные ноги и подозрительный парус посередине (может оно и к лучшему, что до главного мы вчера не добрались, вполне вероятно, ходить я бы сегодня не смогла). Смущённо отвожу взгляд, в конце концов, он мог подложить туда носок для вау-эффекта, как женщины с поролоном в бюстгальтере, и выскальзываю за дверь.
Нужен контрастный душ и кофе. Рецепт минимального счастья для этого утра.
В ванной я провожу неприлично много времени: буквально сдираю с себя горьковатый запах эвкалипта, мою голову, потому что мне чудится, что волосы тоже пропахли им и со злостью использую все, что стоит на бортике ванны. Гель, скраб, лосьон. Натираюсь до скрипа и блеска, чуть просушиваю волосы полотенцем и выхожу.
Квартира уже ожила.
Слышны приглушённые голоса, звон посуды и даже смех. Содрав с себя эпидермис, я чувствую себя менее раздражённой, поэтому практически без усилий натягиваю улыбочку и иду на свет.
Кухня вот уже второй раз за сутки напоминает вырезку из «Домашнего очага».
Мама с папой сидят за столом, горячо обсуждая какую-то насущную тему, у гарнитура стоит идеальный мужчина, рассыпающий чай по чашкам. Вова явно решил не шокировать моих родителей на дорожку и